Валентин Катаев - Том 7. Пьесы
Калерия. Ох, не очень хрупкий.
Экипажев. Нет, хрупкий, хрупкий. Уверяю тебя. Хрупкий. Я знаю.
Стук в дверь.
Антрэ!
Явление XЗаглядывает 1-й жилец.
1-й жилец. Анатолий Эсперович, дайте ключик.
Экипажев. Вы сегодня сколько раз пользовались?
1-й жилец. Один раз, Анатолий Эсперович.
Экипажев. Ой ли?
1-й жилец. Честное, благородное слово. Все жильцы могут подтвердить. Дайте ключик.
Экипажев. Э, нет. На руки ключ ни-ко-му! Пожалуйте вместе. Извини, душечка, я на две-три минуты. Пожалуйте.
Уходят.
Явление XIКалерия одна.
Калерия (убито). Неужели? Этого не может быть. (Открывает комод, роется, достает футляр.) Вот. (Открывает его.) Пустой!
Из футляра на пол падает квитанция, не замеченная Калерией.
Это ужасно! Что я скажу Эжену? (Кладет футляр в комод. Плачет.)
Явление XIIВходят Агнесса и Парасюк.
Агнесса. Калька! Калечка!
Калерия. Агнесса!
Агнесса. Солнышко! Лошадка! Скамеечка! Чего же ты ревешь как белуга? Вот дура!
Калерия. Поздравляю тебя.
Агнесса. А я тебя! А я тебя! Ах ты, черная! Ах ты, носатая! Перестань же реветь! Вот дуреха! Ваня, иди сюда. Это моя единоутробная сестра. А это мой единоутробный супруг. Познакомьтесь.
Парасюк. Будем знакомы. Парасюк.
Агнесса. Я тебе что говорила? Ты еще при папаше ляпни — Парасюк. Вот будет тебе тогда Парасюк. Ты не знаешь, что тут сегодня утром делалось. Старик прямо на стенку полез. Помалкивай пока. К такой фамилии надо постепенно пожилого человека приучать. Я и то два дня привыкала.
Парасюк. А я, представьте себе, даже ничего такого странного не замечаю. Ну Парасюк и Парасюк. Обыкновенная украинская фамилия.
Агнесса. Цыц! Забудь! На два часа забудь свою обыкновенную украинскую фамилию. Можешь ты это сделать для меня?
Парасюк. Пожалуйста. Ничего не имею. Хоть на целый квартал могу забыть. Анекдот.
Агнесса. Ванечка, ты здесь посиди. Подожди старика один. А то старик сразу двух Парасюков в одной комнате не выдержит. Факт. Только имей в виду. Никакого Парасюка! Цыц. Муж вашей дочери — и точка. И насчет Маркса с ним не очень. Он политически довольно-таки отсталый субъект. Пойдем, Калечка.
Парасюк. Ладно.
Агнесса. А главное — никаких Парасюков. Муж вашей дочери — и цыц!
Уходят.
Явление XIIIПарасюк один.
Парасюк (осматривается). Это, вероятно, Анечкина мама. Красивая женщина. Достоевский… Интеллигенция! «Муж вашей дочери… и цыц…»
Явление XIVВходит Экипажев.
Экипажев (пряча ключ в карман). Нуте-с… (Видит Парасюка.) Чем могу?
Парасюк. Муж вашей дочери Парас… цыц… Муж вашей дочери…
Экипажев (про себя). Ананасов! Неужели тоже приданое будет требовать? (Ему.) А! Голубчик! Наконец-то вы появились! Очень, очень рад приветствовать вас у себя в доме. Дочь вышла? Тем лучше. Этак мы скорее поймем друг друга. Как мужчина мужчину. Садитесь. Чаю? Кофе? Какао? Впрочем, кажется, кофе и какао нет. Ну так чаю. С бисквитом. Хоть и советского производства Бабаева, но весьма, весьма… Гм… Чай совсем простыл. Шура! Впрочем, Шуры нет. Нуте-с. Прекрасные сигареты. Старые «Новые Дели».
Парасюк. Как это — старые новые?
Экипажев. А есть еще новые старые. Затем новые-новые и старые-старые. Хе-хе! Советские топкости. Курите, пожалуйста.
Парасюк. Не курю. Бросил. Зачем себе зря организм отравлять?
Экипажев. Золотые слова. Но, к сожалению, не вся современная молодежь так здраво рассуждает. Далеко не вся. Антр ну суа дит, вся современная, так называемая советская молодежь — это просто какие-то подонки. Всеобщий разврат. Ругаются, плюются, хамят…
Парасюк. Ну, уж вы это слишком загибаете. Например, комсомол…
Экипажев. Вот, вот. Я про комсомол и говорю. Поголовно бандиты.
Парасюк. Позвольте!
Экипажев. Не позволю, голубчик, не позволю. И вы знаете что? С вами можно говорить совершенно откровенно. Как интеллигентный человек, вы меня поймете. По-моему, все дело тут в происхождении. Происхождение всегда дает себя знать.
Парасюк. Да, но Чарльз Дарвин…
Экипажев. Дарвин… Да, да. Там еще у него что-то про обезьян. Я помню. Но, дорогой мой, Дарвин Дарвином, обезьяны обезьянами, а факт налицо. Настоящий человек есть настоящий человек, а хам есть хам. Взять, например, меня. Или вас. Достаточно только посмотреть на вас — и сразу все ясно! Кровь. Порода. Вековые традиции. Идеалы, всосанные с молоком матери. Высокий лоб. Тонкие черты лица. Надбровные дуги. Глаза. Интеллектуальные уши…
Парасюк. Ну, уж это вы, Анатолий Эсперович, положим, сильно преувеличиваете…
Экипажев. Нет, нет! Я понимаю вашу скромность. Это делает вам честь. Но факт остается фактом. Против факта, батенька, не попрешь.
Парасюк. С этим, конечно, можно спорить, но… Однако ж вы и дымите, Анатолий Эсперович. Как паровоз.
Экипажев. Увы! Скверная привычка. Я, знаете, ужасно много курю. Особенно во время процесса мышления или же когда чем-нибудь взволнован.
Парасюк. Чем же вы взволнованы?
Экипажев. Ах, не говорите. У нас в семье такое несчастье! Мне даже вам как-то совестно говорить. Но все равно, вы свой человек. Шила в мешке не утаишь! Моя другая дочь вышла замуж за хама.
Парасюк. За хама?
Экипажев. За формального хама. Это ужасно, но факт. Просто за мастерового.
Парасюк. У нас нет мастеровых. У нас рабочие.
Экипажев. Это безразлично. Мастеровой, рабочий — одно и то же. По-ихнему — рабочие, а по-нашему — хамы.
Парасюк. Однако вы чересчур загибаете!
Экипажев. Но если б вы его только видели! Я лежу болен. У меня сорок. И вдруг он вваливается! Водкой несет, как из бочки. Руки непропорционально длинные. Череп — обезьяний. Уши плебейские. Двух слов связать не умеет. Только мычит нечто нечленораздельное: «Папочка, папулечка, ку-ку». А вы говорите — Дарвин… И нагло требует приданое. Приданое, а? Как это вам покажется?
Парасюк. На четырнадцатом году пролетарской революции — приданое? Анекдот!
Экипажев. Именно анекдот. Скверный анекдот. Да как требует — чуть ли не через милицию. С ножом к горлу. Верите ли, он меня почти задушил. И знаете, какое кровожадное животное? Все время каких-то младенцев требовал. Я их, кричит, сейчас жарить буду. Младенцев жарить — а? Ужас! Ужас!
Парасюк. Ничего себе зять! Так это ж просто какой-то уголовный тип. Люмпен.
Экипажев. Во, во! Золотые слова! Уголовный тип! Именно! Но ужаснее всего — это приданое. Откуда-то он вообразил, что я даю за дочерьми приданое. Действительно, в свое время я предполагал. Были такие небольшие сережки… Но теперь, вы сами понимаете… А? Вы ведь понимаете? А он требует. Разве так бы поступил интеллигентный человек, как, например, вы? А?
Парасюк. Действительно анекдот. Прямо для «Крокодила». Что у нас — эпоха феодализма, чтобы брать за девушками какое-то приданое? Еще, может быть, калым!
Экипажев. Вы действительно так думаете?
Парасюк. А как же иначе?
Экипажев. Благодарю вас. Благодарю вас. (Жмет ему руку.) Другого я от вас и не ожидал. А дочь еще опасалась. Но я был уверен. Так вы, значит, действительно не претендуете?
Парасюк. Я? Претендую??? На что??? На приданое? Да вы меня просто смешите. Какие могут быть разговоры! Конечно, нет. Все совершенно ясно.
Экипажев. Ясно? Мерси! Мерси!
Рукопожатие.
Парасюк. Да, наконец, советское законодательство не признает никаких приданых.
Экипажев. Не признает?
Парасюк. Но признает.
Экипажев. Вы это наверное знаете?
Парасюк. Да господи ж!
Экипажев. О, благодарю вас! Благодарю!
Рукопожатие.
Я этому хаму так и заявлю. Вы знаете, антр ну суа дит, это единственное мероприятие Советской власти, которое я вполне одобряю. Но все-таки это ужасно. Каждую минуту он может ворваться сюда. Я даже не знаю, ну как мне с ним говорить: «ты» или «вы», «братец», или «голубчик», или «любезнейший», или «товарищ»? И о чем, ну о чем мне с ним говорить? О кабаках? О харчах? О спинжаках? О портянках? Не представляю себе! Посоветуйте!
