Иван Буковчан - Антология современной словацкой драматургии
РАЙНЕР (сосредоточенно собирает свои инструменты и переносит все на стол, где пьют чай). Особое разрешение! Ишь, чего выдумали!
ХМЕЛИК доливает чай РАЙНЕРУ. Пауза.
(Снова погружаясь в починку будильника.) Вы думаете, что я сумасшедший? Не так ли?
КОНТИ. Ну что вы, что вы!
РАЙНЕР. Я-то знаю, что думаете… Иногда я и сам так думаю. (Привычным жестом поднимает очки на лоб и вставляет часовую лупу.) Мне не повезло, что я вообще думаю… Иной раз даже больно… Но не здесь (стучит пальцем по темени), как можно было бы ожидать, а вот тут. (Указывает на сердце.) Например, этот полицейский… (После некоторого раздумья.) Он меня сюда тащил через весь город. Лез из кожи вон, чтобы я не взобрался на эту башню. Но за все время так и не спросил, зачем я туда полез. Таким людям всегда все ясно. Для них я старый сумасшедший — и точка. Тронутый старик, вызывающий у всех возмущение.
ХМЕЛИК. Почему же вы не объяснили ему, в чем дело?
РАЙНЕР (иронически). И он бы эти башенные часы положил прямо к моим ногам? Так, что ли? (Помолчав.) Разве его может интересовать какой-то чокнутый старик? Чего мне было ждать от него, если даже вы вот уже несколько лет прячете от меня все часы? Боитесь за них.
АБЕЛЬ (неуверенно защищается). Я просто не хотел, чтобы эти часы отвлекали ваше внимание от нашей компании.
РАЙНЕР. Если бы вы в свое время потерпели еще несколько месяцев, мне бы это действительно удалось.
АБЕЛЬ. Но вам это не удавалось! Вы сидели среди нас, но были не с нами.
РАЙНЕР. Нет, удавалось! Однажды в мастерской я добился своего: все-таки согласовал ход шести часов тютелька в тютельку, до десятой доли секунды. Ушло на это почти четыре года. Но ведь в конце концов я добился!
КОНТИ. Я никогда не понимала, почему вы так об этом заботитесь. Не вижу в этом никакого смысла. Какая разница — секундой позже, секундой раньше…
РАЙНЕР. Что ж тут непонятного? Все дело в принципе. Один император, как же его звали… Кажется, Максимилиан… Так он столько времени этого добивался, что под конец совсем тронулся. Понимаете? Он спросил себя: как же можно управлять действиями миллионов людей, если он бессилен согласовать между собой две дюжины самых обыкновенных часов? Вот тут он и споткнулся. Говорю вам, все дело в принципе.
КОНТИ. А если все часы на свете будут тикать друг другу в такт, секунда в секунду, вы думаете, людям от этого будет лучше?
РАЙНЕР. Уж не знаю, лучше или хуже, но что-нибудь от этого изменится.
КОНТИ (задумчиво). Странная мысль…
РАЙНЕР. Сейчас у одних часы отстают, у других спешат, у третьих вовсе останавливаются…
АБЕЛЬ (перебивая). Так вы говорите, что император на этом деле спятил?
РАЙНЕР. Да. По крайней мере, так утверждают историки.
АБЕЛЬ (серьезно). Но нам бы не хотелось, чтобы вы сошли с ума!
РАЙНЕР. Не беспокойтесь. Он всего лишь император, а я часовщик. (Внезапно открывает шкаф со спрятанными часами, Абелю.) Вот что вы делаете! Дело не в том, что вы прячете от меня часы. Дело в том, что мы с вами выпили целую цистерну чаю, а вы до сих пор меня не понимаете. Ведете себя словно маленький мальчик. А ведь вы человек, который мог бы стать космонавтом!
КОНТИ. Пан Райнер, опомнитесь! Мы договорились, а вы все выболтали. Тоже мне конспиратор!
ХМЕЛИК. Часовщик — и минуточку не мог подождать!
Пауза.
(Спасая положение, как ни в чем не бывало.) О каком космонавте здесь идет речь?
РАЙНЕР. О каком? (Указывая на Абеля.) Да вот об этом! В течение сорока лет пан Абель поднимался каждый день на четвертый или даже на восьмой этаж. Приблизительно по одному рейсу каждые четыре минуты. Я взял на себя труд все посчитать. Вычел за сорок шесть лет все воскресенья — по пятьдесят два воскресенья в год, — праздничные дни и двухнедельные отпуска. Получилась фантастическая высота. Пан Абель, за эти годы вы преодолели расстояние от Земли до Луны.
КОНТИ (с любопытством смотрит на Абеля в лорнет). Нет, это невозможно.
РАЙНЕР. И тем не менее это уже произошло. А расстояние на самом деле вышло побольше. Когда на эту высоту поднялись другие, у всего мира от удивления перехватило дыхание. Назовите их имена здесь или в Центральной Африке — повсюду знают этих славных парней, за короткое время долетевших до Луны. И нет ничего удивительного, что за сорок шесть лет честной работы наш пан Абель поднялся даже еще и повыше.
АБЕЛЬ (взволнованно). Я, значит, вполне могу считаться космонавтом! (Начинает ходить по комнате, чтобы преодолеть волнение. Он хромает, и это трагически-гротескно контрастирует с его «звездной» мечтой.) Если к одной маленькой высоте прибавить другую маленькую высоту и делать это каждый день по многу раз, то ведь и получится высота до Луны. Или почти до Луны. Выходит, можно высоко подняться… (Погружается в эту грезу.) Как же мне самому это в голову не пришло!
КОНТИ (Хмелику, который с наивным восхищением смотрит то на Абеля, то на Райнера). Не пора ли принести токайское?
ХМЕЛИК (опомнившись). Конечно, конечно! (Уходя, еще раз, как завороженный, оглядывается на Абеля.)
КОНТИ. Будьте моими дорогими гостями!
АБЕЛЬ (все еще пораженный своей неожиданной судьбой, вежливо, но как бы между прочим). Да, конечно. Вы очень любезны.
ХМЕЛИК (входя с откупоренной бутылочкой, вынимает из буфета бокалы). Сию минуточку все будет.
АБЕЛЬ (взволнованно). Не эти! (Хромая, подходит к буфету и вынимает бокалы из красного стекла с золотым рисунком, слишком красивые и дорогие для квартиры Абеля.) Сегодня пьем из рубиновых.
ХМЕЛИК (открывает ящик буфета, вынимает салфетку из тонкого полотна, ловко ее складывает, перебрасывает через руку, как это делают официанты, подходит к гостям с правой стороны и элегантным, привычным жестом наливает вино в бокалы). Прошу!
РАЙНЕР откладывает лупу, сосредоточенно и медленно надевает очки.
КОНТИ (торжественно встает, поднимает бокал на высоту глаз). За нашего дорогого космонавта!
АБЕЛЬ с трудом преодолевает волнение. Руки у него заметно дрожат.
РАЙНЕР. За наши звездные мгновения!
ХМЕЛИК (взволнованно). За бледную Луну!
АБЕЛЬ. За жизнь, погибшую в шахте лифта!
Действие второе
Та же комната в квартире АБЕЛЯ. Входят ПАВЕЛ и ДАША. ПАВЕЛ идет к шкафу, открывает дверцы.
ПАВЕЛ. Смотри!
ДАША. Это что такое?
ПАВЕЛ. Аттракцион номер один. У старика вчера были гости.
ДАША. Они что, чокнутые?
ПАВЕЛ. С приветом! (Открывает створки буфета, выдвигает ящики стола, отовсюду достает спрятанные Абелем часы.)
ДАША смеется.
Каково? Дед прячет часы от одного часовщика, пана Райнера. Еще тот крокодил! Дед прямо молится на него, какой он специалист!
ДАША. Зачем же тогда пан Абель прячет часы?
ПАВЕЛ. А у пана Райнера такая дурацкая привычка: любит ораторствовать. Иногда так разойдется, что швыряет на пол все, что под руку попадает.
ДАША. Ну и чудище!
ПАВЕЛ. Еще не все! Ходит сюда одна старуха… пани Конти… Провалиться, если вру! Сама как будто аршин проглотила, на голове шляпа, как у д’Артаньяна, а сзади слуга.
ДАША. Слуга? С ума сойти!
ПАВЕЛ. Я тебе говорю — слуга. Отставной рассыльный пан Хмелик со старухиным чемоданом. Чемодан в полтонны, чудак пыхтит, но тащит.
ДАША. Держите меня, а то упаду.
ПАВЕЛ. Аттракцион номер два! (Снимает со шкафа старый граммофон.)
ДАША. О! Настоящий «джезбокс». Стерео-видео. Модель «две тысячи».
ПАВЕЛ. Как, по-твоему, играет этот дед?
ДАША. Если да, то я — троллейбус!
ПАВЕЛ. Пари?
ДАША. Давай. (Подает руку.) Люблю беспроигрышные пари!
ПАВЕЛ. Поцелуй.
ДАША. Два поцелуя.
ПАВЕЛ. Согласен. (Заводит граммофон, налегает на ручку всем телом, словно заводит трактор, вытирает пот с лица.) У-уф-ф! Надо отдохнуть…
