Жак Одиберти - Антология современной французской драматургии
МАМЕЛЮК. Крум фрама франум абала баррала н’х’рум.
ИГРОК НА СВИРЕЛИ. Акамена шалла бдала. (Удаляется.)
Через площадь идет Пожилая женщина из местных. На ней восточное покрывало из легкой полосатой ткани.
МАМЕЛЮК. Баррала н’х рум.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА. Акра стелла м’Казенет эффен рахнет палта виз стелла м’беде м’беде лерруз… (Уходит.)
Становится понятно, что военные занимаются тем, что освобождают площадку от посторонних, готовясь к чьему-то прибытию или некой церемонии. В самом деле, вскоре до нас доносятся смех и голоса. Из общего фона выделяется голос Миртия, постепенно становясь ближе и четче.
МИРТИЙ. Вы ездите так же, как и дамы из наших мест. Действительно, куда бы я ни попал, женщины и лошади…
ФАТИМА. Сейчас главное дело — опустить ноги на землю.
МИРТИЙ. Ваша ножка ранит мое сердце.
ФАТИМА. Дайте-ка мне лучше руку. Оп!
На сцене появляются Миртий и Фатима. Миртий — в парадном рыцарском одеянии, в белой накидке. Они идут прогулочным шагом. За ними следует мамелюк Яга.
МИРТИЙ(указывает на мамелюка). Этот парень мне надоел. Нельзя ли его куда-нибудь сплавить? Для чего он нужен?
ФАТИМА. Вам это известно. Он здесь, чтобы нас охранять. Мой брат расставил солдат-турок по всему кварталу. Турки, кстати, не заставляют себя умолять, когда их просят нести стражу. Брат считает даже, что они несут ее излишне много.
МИРТИЙ. Я способен сам себя посторожить.
ФАТИМА. И вы это доказали. Не хотите, чтобы я рассказала вам ваш подвиг?
МИРТИЙ. Не смейтесь надо мной. (Мамелюку Яге.) Посторонитесь. Мне нужно много места, чтобы восхищаться памятниками.
Мамелюк отходит в сторону.
ФАТИМА(Миртию). Я думала, что там, где ты живешь, все люди говорят друг другу «ты». А ты не хочешь, чтобы я говорила тебе «ты»? Пока ведь мы беседуем на вашем языке.
МИРТИЙ. А кто вас ему обучил?
Пауза.
A-а… Христиане, вывезенные вашими фелюками.
ФАТИМА. Христиане так и рыщут на границах наших королевств. Мы, бывает, их находим даже дома под коврами. Но они не одеваются в железо. Они незаметны, словно черви. А к какой же ужасающей породе христиан принадлежите вы?
МИРТИЙ. Я расскажу, но только давай на «ты».
ФАТИМА. Будьте благоразумны. Нас могут увидеть.
МИРТИЙ. Ты смеешься, перл земли! «Ты» не имеет цвета, который может быть виден в эфире. (Оглядываясь.) Жители Святого Града, спрятавшиеся, как я ощущаю, за своими занавесями, гроздьями зрачков кишат в каждой щели…
ФАТИМА. Я прошу вас… Вы нас втянете в такие неприятности… к тому же вы…
МИРТИЙ. «Ты». Доставь мне удовольствие… Ты, ты, ты…
ФАТИМА. Ты, ты, ты, ты…
МИРТИЙ. Ты знаешь, твои черные брови изгибаются, словно луки. Я готов поклясться, губы твои несут вкус пепла и розы.
ФАТИМА. Вы разговариваете, словно бубен бренчит.
МИРТИЙ. Мне льстит бить в бубен в сердце города, который я пришел завоевать. Но очень скоро я вновь стану послушным. Мне с твоим братом халифом надо обсудить не одно дело. Но к чему нужна победа, если ее не провозглашать? Перед народами Востока я вздымаю свою славу и вздымаюсь сам. (Ласкает Фатиму.)
ФАТИМА. Мы рискуем получить котелок масла.
МИРТИЙ. И притом кипящего. При эдакой гипотезе…
ФАТИМА. Гипотезе?
МИРТИЙ. Пардон… Отрыжка греческого… При эдаком предположении мы огребем его без всякого сомнения, придерживаясь основания домов. А если же останемся на середине площади, они в нас никогда не попадут.
ФАТИМА. Зачем стремитесь вы к тому, чтобы за вас взялись всерьез?
МИРТИЙ. От Константинополя и до Святого Града я прошел сквозь скопища извращенцев, венгров, византийцев, верблюдов и анатолийцев. Никто и ничто не смогло нанести мне вред. Все склоняются, все примиряются, все меня терпят. Когда конь мой пал, я весело поскакал. И всякий умирал, кто на меня нож поднимал. Толика масла пробудила б остроту страдания, лишенный коего рискую я забыть все краски наслаждения. Не будем облегчать свой труд.
ФАТИМА. Так пусть же льется масло. (Указывает на экипировку Миртия.) У вас есть коробочка с гвоздями и железная рубашка. Что меня в вас привлекает, как мне кажется, так это… это…
МИРТИЙ. Сочетание? Идеальная комбинация…
ФАТИМА. Именно. Комбинация осторожности и отваги. Вы никогда не действуете без того, чтобы не почуять благоволение от будущего. Описание вашей жизни совпадает с арабесками бытия.
МИРТИЙ. А хорошо вы излагаете.
ФАТИМА. Я ведь египетская принцесса. Я сестра Альмусташи, халифа Миср Алькахира, который вы тоскливо называете Каиром. Когда увидите вы наконец ваш пресловутый Гроб, что станете делать?
МИРТИЙ. У меня не хватит коленопреклоненности, чтобы простереться в пыли. А затем я скакну в упоение. Много уже дней ждет Некто во Гробе.
ФАТИМА. Тогда… Чего же ждете вы? Смотрите… Это здесь. Вы прибыли.
МИРТИЙ. Я прибыл?
ФАТИМА(указывая на здание с куполом). Вы здесь перед Гробом.
МИРТИЙ. Вы уверены? (Нерешительно и опасливо.) Мы ведь все еще в центре города… Апостолы же утверждают, что Господь Предвечный был похоронен за его укреплениями. Вы уверены в этом?
ФАТИМА. Я же местная, сударь.
Миртий с предосторожностями продвигается вперед, оставив Фатиму на шаг позади. Он подходит к зданию, потом возвращается на прежнее место. Осматривается.
Оборачивается к Фатиме.
МИРТИЙ. Я в нерешительности.
ФАТИМА. Балансируете между упоением и простиранием.
МИРТИЙ. Впервые в жизни…
ФАТИМА. Ваш закон должен бы вам продиктовать что следует…
МИРТИЙ. Но наш закон не предусматривает посещение Гроба. Кстати, если христианин из Тулузы забрался в эти места, в кускус и в пальмы, это все равно как если бы он вышел из конфессии и своего закона. Все равно как если бы он внедрился прямо в солнце Господа Предвечного, перед лицом которого наши монахи и женщины из недр христианского мира шлют свои моления в пространство наудачу.
ФАТИМА. Если вы так думаете, значит мы, люди кускуса и пальм, выходим ближе вас по рождению к тому, кого вы именуете Господом Предвечным.
МИРТИЙ. А кто вам говорит, что вы не ближе нас?
ФАТИМА. И надо же вам было облачаться в вязаную железную рубаху, ошеломливаться и ощетиниваться ради того, чтобы в конце концов показать спину.
МИРТИЙ. Под этим вязаным железом я ловок и я гол.
ФАТИМА(указывая на здание). Так, значит, оно вам не интересно.
МИРТИЙ. Оно мне интересно, потому что интересна ты. Господь доходит до мужчины через женщину.
ФАТИМА(иронично). В самом деле?
МИРТИЙ(разглядывая ее с очень близкого расстояния). На самом деле они зеленые.
ФАТИМА. Зеленые? Вы меня удивляете. Наверное, они отражают твои. Вернее, ваши, извините.
МИРТИЙ(начинает ее раздевать). «Твои» звучит лучше.
ФАТИМА. Вам бы следовало скорее посмотреть сюда. Раз уж все склоняется и все поддается, отчего бы вам не приложить усилия для проникновения за эту стену, а не за мою одежду? Осторожнее, вы мне сейчас порвете! Совратитель…
МИРТИЙ. Я практиковался. Но, змея! Совсем недавно ты беспокоилась о том, что меня оскорбят. Теперь же собираешься сама оскорбить меня, поскольку тебе кажется, будто мне страшно. Мне и не страшно и не стыдно быть большим ценителем гладкости кожи, чем камней. И если уж Создатель создал эдакое создание, о создание! — то почему бы мне не обратиться к Господу через него!
Открывается дверь на балкон. Из нее появляется Человек, одетый в голубое, отдающее в зелень платье, с обмотанным поперек тела куском темно-синей ткани. Он смотрит на парочку и улыбается. Своей белокурой бородой и венцом из колючек он напоминает Христа в традиционном изображении.
