Евгений Подгаевский - Муха, или Шведский брак по-русски
Валентина ахнула:
— Значит, эта твоя история про двух друзей, жену и ружьё… это не выдумка что ли?
— Нет, Валя, не выдумка. Я его, стервеца, до сих пор люблю. И виню себя за его смерть на болоте.
— Себя винишь? — снова поразилась Валя. — Он же подлецом первостатейным оказался!
— По жизни подлецом он всё-таки не был. Да, смерзавничал один раз. Кто его знает, что у него тогда в голове сверкнуло. Под влияние дружка попал, смалодушничал. Человек иногда сам про себя не ведает. Но если бы я знать могла, чем дело обернётся, я бы его тысячу раз простила. Тысячу раз. Нельзя, чтобы у человека выхода не оставалось. Вот так-то, Валюша.
Валя подошла к матери и обняла её.
Потом Валя нашла ружьё на чердаке. Спустившись вниз, молча вытирала его от пыли. Мария Семёновна сидела рядом.
— А патроны в кладовке, слева, за банками с вареньем, в серой картонной коробочке — сообщила она. — Пужани его так, чтоб запомнил надолго.
Когда Петя пришёл домой, его ждал вкусный ужин. Но не сразу. Валя отослала Петю в баню, искупаться.
— Вот, возьми свежие трусы и майку. А я пока постель чистыми простынями застелю.
— Дак вчера ж вроде всё меняли, Валюш. Праздник, что ль, какой?
— Так бывает в двух случаях, Петя, — загадочно ответила Валя. — Когда праздник. И когда корабль тонет.
Вот, блин, загадками говорит. Петя посмотрел на тёщу. Мария Семёновна сквозь очки с толстыми, выпуклыми линзами, спокойно разглядывала какой-то журнал. Петя улыбнулся. Сюрприз какой-то.
Все вместе провели хороший, спокойный вечер у телевизора. Смотрели иностранный фильм — на экране бегала растрёпанная заграничная баба с ружьём и целилась в прятавшегося от неё мужика. Мария Семёновна прямо пугалась, а Петя с Валей посмеивались и переглядывались.
— Да это ж не по правде, мама, — сказал Петя. — Выдумка. Выдумывают всякую хренотень эти сценаристы с режиссёрами. И бабки лопатой гребут.
И Петя приобнял Валентину, легонько, но крепко потряс руками за плечи — ух, мол, моя золотая! — и поцеловал в щёку. Петя, как всегда, ждал сладкого продолжения в спальне, которое полагалось несколько позднее.
«Такое ощущение, что сегодня в спальне Валюха мне сюрприз преподнесёт. Видать, наконец, решилась проявить изобретательность в постели. Ну что ж, давно, давно пора. Муж ведь, а не бродяга случайный. Кто ж мужа ублажить должен, как не жена родная, да так, чтоб он себя не помнил?»
Такие мысли бродили в голове у Пети. От предвкушения он прямо вздохнул с дрожью в груди.
И этот час наступил. Когда Валя вошла, Петька, лежавший в постели уже обнажённый (какие там трусы, какая майка!), по привычке, без всякого там «Якова» откинул лёгкое одеяло в сторону:
— Иди сюда, моя принцесса.
— Сейчас, — ласково ответила Валя. Достала из кармана халата два охотничьих патрона и осторожно поставили их донышками на полированную тумбочку.
— О! — коротко хохотнул Петя. — На охоту собралась? На какого зверя, Валёнчик?
— Сейчас узнаешь.
Подошла к шифоньеру, открыла створку, вытащила оттуда двустволку, переломила ствол и вогнала в отверстия два патрона.
— Эй, баба, откуда ружьё?
— Сказано — примак. Ты, Петя, на наш чердак ленился лазить. Оно там много лет лежало. Ждало.
— Чего ждало, Валюш?
Петька быстренько ерзанул задом назад по постели, встревожено сел почти у спинки кровати.
— Валюш, с ружьём шутки плохи.
— А я, Петя, и не шучу. — Валя направила ствол на Петьку. — Задницей ко мне развернись.
— Да ни за что не развернусь. Зачем она тебе?
— Муху из неё выбивать буду.
— Ты что, спятила? Кина насмотрелась? Какую муху, Валюш?
— Про которую Федька-гармонист любит петь. Неужели не слыхал? «Муха в заднице сидит, муха мной руководит». Это разве не про вас, кобелей?
— Может, она у Федьки там застряла, а у меня нет, Валюш.
— Да? А к Любке в постель тебе кто вожжи дёргал?
«Ёлки-палки! Валя всё-таки узнала», — пронеслось в голове у Петьки. Он побледнел и словно онемел. Глядел на Валю во все глаза.
— Ишь, бледненький какой стал! Глазками лупает. И примолк сразу. Язычок проглотил?
Петька молчал.
— Онемел что ли?
Петька утвердительно кивнул головой.
— Не хочешь разворачиваться?
Петька отрицательно качнул головой.
- Тогда я тебе твоего шведа отстрелю.
Валя навела ствол в район Петькиного паха. Петька моментально прикрылся обеими ладонями, как футболисты перед штрафным, и — о чудо! — снова заговорил:
— Он ни в чём не виноват, Валюш! Тогда уж лучше сразу в башку.
— А кто виноват? И почему же лучше? — ласково протянула Валя. Она продолжала целиться.
Петька решил встретить свою смертушку, как подобает мужчине.
— Стреляй в башку, Валюш — вот где у мужиков мух полно. Мысли всякие, что мухи, и летают, и ползают, и кусают, как ни отмахивайся.
— Не-е-ет, Петя-Петюн. Не переставляй местами причину и следствие. Не станет шведа — куда и мысли денутся. Разлетятся, как мухи.
Валин палец нажал на курок.
Вместе с выстрелом раздался истошный Петькин крик:
— А-а-а!
Сквозь дым Валя увидала его голый зад, мелькнувший в проёме окна с раскрытыми створками, и одну голую пятку.
…Валя гоняла Петьку кругами по огороду. Долго гоняла. Аж притомилась маленько.
«А если бы боевые были, — мелькало в голове у бегавшей за Петькой Вали, — неужели стрельнула бы?»
Она остановилась.
«В кого? В Петю, в мужика своего родного и любимого? Да ни за что! Он же мужик, а они ж, гады, по-другому устроены. Их и любить, и прощать надо…»
Она огляделась.
«Так, ну и где ж этот гадючара спрятался?.. Ага, вон за тем кустом…»
— Петя! — позвала она.
Не «Пётр», не «Петька», а «Петя». Сидящий за кустом Петька уловил эту разницу в настроении Валентины.
— Чего, Валюш? — отозвался он.
— А ну марш в комнату!
Петя вылез из-за куста, встал, прикрываясь ладонями, и пошёл к дому. Валентина за ним:
— Стой!
Петя остановился.
— Развернись своей физией на Луну.
Петя развернулся.
— А теперь кричи: «Мы не шведы, шведянские мы!»
— Мы не шведы, шведянские мы.
— Громче!
— Мы не шведы, шведянские мы!
— Ещё громче!
— Мы не шведы, шведянские мы-ы-ы!!!.. — разнеслось на всю округу.
— А теперь руки за голову и пошёл!
Петя шёл по огороду, разместив свои ладони на затылке, как загорающий нудист под лучами солнца. Но ведь не день был, а ночь, мертвенно светила Луна, и тётка Нюрка, шибко пугаясь этой картины в соседском огороде, оторвалась от своего окна и поспешила задёрнуть занавесочку.
А тёща Мария Семёновна занавесочку на своём окне задёрнула спокойно и легла спать. Она-то знала, что патроны были холостые.
Василий в посёлке не остался. Уехал в город искать Любу. Дом они продали через родственников. И что там у них дальше вышло, как деньги делили, неизвестно было. Правда, соседская тётка Нюрка рассказывала, что вроде кто-то из шведянских видел как-то Любу и Васю вместе, в городе, в большом магазине одежды. Покупали костюм для Василия. И вот, когда Люба придирчиво осматривала пиджак, Василий засмотрелся на молоденькую продавщицу. А Люба подняла глаза от пиджака и заметила. И со всего маху стеганула Васю этим пиджаком, прямо пуговицами по лицу. Одна пуговица даже раскололась надвое.
Смазывать Васю йодом сбежались продавщицы со всего отдела. Костюм, правда, купили. Вот вроде так оно было. А правда или неправда — неведомо.
И вроде уже всё успокоилось, угомонилось.
Но как-то, в один из дней, Петя во дворе чинил свои «Жигули», а Валя, словно медсестра у хирурга, подавала ему инструменты. Когда голова Пети скрылась под капотом, у Вали зазвенел мобильник.
— Ой, доченька! — обрадовалась Валя.
Нажала кнопочку, к уху поднесла. Сначала говорила — щебетала, потом замолчала, то ли охнула, то ли ахнула, стала вздыхать.
— Мы с папой всегда одобрим. Главное, Танюша, чтобы ты сама семь раз отмерила. — Этими словами Валя завершила разговор.
— Чего это ты там за меня уже одобрила? — раздался голос Пети.
— Голову высунь, наконец!
Петя высунул.
— Отец, — торжественно, тревожно и растерянно сказала Валентина. — Наша дочь выходит замуж. И ты знаешь, за кого?
— За кого?
— За Вадима.
— За какого?
— За такого! — Валин указательный палец упёрся по пунктиру в дом напротив. — За Васькиного с Любкой!
Пётр примолк. Чесал затылок.
— Неужели я снова увижу Васю? — медленно, мечтательно и с достоинством произнесла Валя, в упор испытующе глядя на Петю.
Петя молча вытер руки тряпочкой, шагнул поближе, и Валя увидела перед своим носом увесистый кулак — на сжатых пальцах торчали вразбег рыжие волосинки.
