Алексей Писемский - Подкопы
Ольга Петровна.
Да, папа, я очень желаю, чтобы ты вышелъ въ отставку, и чтобы на твое мѣсто поступилъ мужъ.
Графъ (горько усмѣхнувшись).
Откровенно сказано!
Ольга Петровна.
Совершенно откровенно!.. Другая на моемъ мѣстѣ стала бы, можетъ быть, хитрить, скрытничать.
Графъ.
И знаешь: это гораздо было бы лучше!.. Гораздо!.. Есть такого рода откровенности, которыя требуютъ большой безсовѣстности, чтобы высказывать ихъ.
Ольга Петровна (нѣсколько смущенная этими словами).
Только не передъ тобой, папа!.. Ты самъ добротой своей ко мнѣ прiучилъ меня быть совершенно откровенной съ тобою и хоть тебѣ и непрiятно теперь выслушивать меня, но я все-таки хочу высказать еще нѣсколько моихъ резоновъ…
(Графъ дѣлаетъ нетерпѣливое движенiе).
Ольга Петровна.
Я объясню все въ короткихъ словахъ: тебѣ и Алексѣю Николаичу нельзя вмѣстѣ служить, – это уже рѣшено!.. Тебя, разумѣется, если ты самъ не пожелаешь того, не тронутъ: за тобой слишкомъ много заслугъ и ты слишкомъ много уважаемъ, чтобы тебя захотѣли огорчить! Поэтому пострадаетъ тутъ бѣдный мужъ мой; ему дадутъ плохонькое мѣстечко или просто даже велятъ подать въ отставку, – словомъ, его карьера, такъ блистательно имъ начатая, будетъ подсѣчена въ корень. И сверхъ всего: мы будемъ обречены на бѣдность, потому что у Алексѣя Николаича ничего нѣтъ…
Графъ (перебивая дочь).
А триста тысячъ, которыя онъ взялъ съ Калишинской компанiи?
Ольга Петровна.
Алексѣй Николаичъ тебѣ говорилъ, куда ушли эти триста тысячъ, и если ты, папа, вздумаешь этими деньгами сдѣлать какой нибудь вредъ мужу, то я буду требовать отъ тебя пяти тысячъ душъ материнскаго состоянiя, изъ котораго тебѣ слѣдовала только седьмая часть.
Графъ (въ ужасѣ и бѣшенствѣ).
Какъ?.. Какъ седьмая часть!.. Развѣ мать твоя дѣлила когда нибудь свое состоянiе со мной?.. Развѣ оно не принадлежало мнѣ также, какъ и ей самой?.. Если я не взялъ отъ нея клочка бумаги, называемаго духовнымъ завѣщанiемъ, такъ потому оно твое?..
Ольга Петровна.
Да, потому оно и мое! Адвокаты мнѣ говорили, что если опекунъ растратилъ состоянiе малолѣтней, такъ онъ долженъ возвратить его ей, а иначе его посадятъ въ тюрьму.
Графъ (въ окончательномъ бѣшенствѣ).
Ольга, молчи!!!! Дѣлай тамъ, что знаешь; но не смѣй мнѣ этого говорить въ глаза…
Ольга Петровна.
И ты, папа, молчи о трехстахъ тысячахъ!.. Если ты хочешь, чтобы я къ тебѣ была нѣжная и покорная дочь, будь и самъ ко мнѣ нѣжнымъ и добрымъ отцомъ; служить тебѣ, я прямо теперь скажу, нѣтъ никакой цѣли: состоянiя на службѣ ты уже не составишь, крестовъ и чиновъ, я думаю, больше получить не желаешь.
Графъ.
Все высчитала! Забыла только одно, что я службѣ еще могу быть полезенъ: и пусть твой супругъ не думаетъ, что онъ тутъ нужнѣй меня: я его нужнѣй и пока еще онъ выученикъ мой и щенокъ, котораго я выдрессировалъ!!!
Ольга Петровна.
Мужъ мой всегда это говорилъ и говоритъ, и ты посмотри, папа, что произойдетъ потомъ: положимъ, ты оттѣснишь мужа и прослужишь еще годъ, два, три, наконецъ утомишься и выйдешь въ отставку, тогда на твое мѣсто выберутъ совершенно чужаго тебѣ человѣка, потому что мужъ мой долженъ будетъ скрыться куда нибудь въ уединенiе и о существованiи его къ этому времени забудутъ даже, и неужели же тебѣ предоставить твое мѣсто постороннему лицу прiятнѣе, чѣмъ мужу твоей дочери? ты мнѣ, надѣюсь, не врагъ же совершенный! Наконецъ, если не для насъ обоихъ, то для твоего будущаго внука, котораго я ношу теперь подъ сердцемъ, ты долженъ желать устроить нашу участь.
Графъ (злобно усмѣхаясь).
Даже тому, что ты будешь матерью, какъ говоришь теперь, я тебѣ не вѣрю, до того я въ васъ извѣрился!
Ольга Петровна.
Я могу, папа, на эти оскорбленiи твои отвѣчать только слезами!.. (начинаетъ плакать).
Графъ.
И не плачь, пожалуста, при мнѣ!.. Слезамъ твоимъ я тоже не повѣрю и убѣжденъ, что онѣ притворныя.
Ольга Петровна.
Говори, папа, все что хочешь!
(Проходитъ нѣсколько минутъ молчанiя, въ продолженiи которыхъ Ольга Петровна плачетъ, а графъ сидитъ насупившись. Входитъ лакей).
Лакей.
Князь Михайло Семенычъ прiѣхалъ!
Графъ (взмахивая глазами на дочь).
Это по вашему приглашенiю, что ли?
Ольга Петровна (продолжая плакать).
Нѣтъ, папа, я не могла приглашать его!
Графъ (лакею).
Попроси князя наверхъ.
(Лакей уходитъ).
Графъ (дочери).
Я угадалъ, что у тебя слезы притворныя!. Ты плакала, чтобы протянуть время и подождать, пока прiѣдетъ этотъ гость.
Ольга Петровна.
Грѣхъ тебѣ, папа, такъ безжалостно оскорблять меня.
Графъ.
Мнѣ же грѣхъ, – ахъ ты негодяйка этакая! Они мнѣ съ супругомъ дѣлаютъ на каждомъ шагу козни и мерзости, а я и высказать того не смѣй – фу-ты, наглецы безстыжiе! (порывисто встаетъ и уходитъ).
Явленiе VI
Ольга Петровна (сейчасъ-же утираетъ слезы и, прiотворивъ дверь въ сосѣднюю комнату, говоритъ):
Войдите сюда, господа!.. Графъ ушелъ наверхъ!
(Входятъ князь Янтарный и Мямлинъ).
Ольга Петровна (снова заглядывая въ дверь).
А вы, monsieur Шуберскiй, что же остались тамъ?
(Шуберскiй тоже входитъ).
Ольга Петровна (обращаясь ко всѣмъ имъ).
Вамъ вѣроятно графъ наговорилъ много непрiятностей?
Мямлинъ (поднимая значительно брови).
Да еще какихъ-съ, – надобно знать!
Князь Янтарный (гордо).
Онъ себѣ позволилъ то мнѣ сказать, что я службу мою брошу, потому что я не привыкъ, чтобы начальники мои, кто бы они ни были, такъ обращались со мной.
Мямлинъ (кроткимъ голосомъ и разводя руками).
А изъ меня онъ такого дурака представилъ, что я до сихъ поръ опомниться не могу!.. Еще одно такое объясненiе, и со мной ударъ случится!.. (Начинаетъ дѣлать изъ лица гримасы).
Ольга Петровна.
Ужасно, какой старикъ невыносимый сталъ! На Алексѣя Николаича онъ тоже взбѣшенъ до послѣдней степени и чѣмъ кончится эта ссора я не знаю, тѣмъ больше, что къ папа теперь прiѣхалъ князь Михайло Семенычъ.
Князь Янтарный и Мямлинъ (почти съ испугомъ).
Прiѣхалъ!.. Зачѣмъ?
Ольга Петровна.
Не знаю собственно зачѣмъ; но ожидаю, что отецъ, подъ влiянiемъ досады на Алексѣя Николаича, наскажетъ на него князю.
Мямлинъ (съ одушевленiемъ).
А я князю наскажу на самого графа, – вотъ что-съ!
Ольга Петровна.
И объясните князю, что отецъ главнымъ образомъ за то сердится на мужа, что вотъ онъ и я тогда очень хлопотали, чтобы васъ опредѣлили на ваше теперешнее мѣсто!
Мямлинъ.
И то скажу-съ, доложу ему.
Ольга Петровна (обращаясь къ Янтарному).
За ваше назначенiе графъ тоже бѣсится на мужа. «Какимъ образомъ, говоритъ, опредѣлить ко мнѣ въ службу злѣйшаго врага моего, который злословилъ меня на каждомъ шагу».
Князь Янтарный.
Я и теперь буду злословить графа, – въ этомъ случаѣ pardon, madame, но графъ своимъ обращенiемъ самъ вызываетъ это и дѣлаетъ себѣ изъ всѣхъ враговъ.
Ольга Петровна.
Совершенно понимаю это и извиняю вполнѣ! (обращаясь къ Шуберскому). А васъ, monsieur Шуберскiй, зачѣмъ собственно графъ призывалъ?
Шуберскiй (съ горькой усмѣшкой).
Чтобы велѣть мнѣ подать въ отставку.
Ольга Петровна.
Это ужасно!.. Вотъ теперь вы и видите, кто васъ преслѣдуетъ: мужъ или графъ.
Шуберскiй.
Теперь конечно вижу!
Ольга Петровна.
Тоже самое и въ другихъ случаяхъ, и даже это Калишинское дѣло, какъ оно происходило, – я не знаю; но знаю только одно, что Алексѣй Николаичъ тутъ чистъ, какъ ангелъ, и что если страдаетъ за что, такъ за свою преданность къ лицамъ, которыя повыше его стояли, и вы ужъ, пожалуста, заступитесь за мужа въ печати, если его очень опять тамъ злословить будутъ.
Шуберскiй.
Это священная обязанность для меня, потому что я такъ въ этомъ отношенiи виноватъ передъ Алексѣемъ Николаичемъ, что конечно долженъ употребить все, чтобы загладить передъ нимъ вину свою.
Ольга Петровна.
А вы давно занимаетесь литературой? Давно получили призванiе къ ней?
Шуберскiй.
Съ дѣтскихъ почти лѣтъ.
Ольга Петровна.
Какъ это прiятно! Все-таки это творчество, поэзiя, а не сухая служебная проза!.. Однако, я слышу, графъ идетъ! Уйдите, господа!
(Князь Янтарный, Мямлинъ и Шуберскiй поспѣшно уходятъ).
