Бернард Шоу - Святая Иоанна (Хроника в шести частях с эпилогом)
Пуланжи (веско, с нарочитой выразительностью). Для меня подумать так об этой девушке — это все равно что к самой Пресвятой Деве с подобными мыслями подойти!
Роберт (встает). Но послушайте! Она же говорит, что вы, и Джек, и Дик сами навязались к ней в провожатые. Ну а зачем, спрашивается? Не станете же вы меня уверять, будто всерьез принимаете ее сумасшедшую фантазию ехать к дофину? А?
Пуланжи (медленно). В этой девушке что-то есть. У нас в караульной такие есть сквернословы и похабники, что не дай Боже. Но ни разу никто не заикнулся о ней как о женщине. Они даже ругаться при ней перестали. Нет, в ней что-то есть. Есть что-то такое… Пожалуй, стоит попробовать.
Роберт. Да что вы, Полли! Опомнитесь! Здравым смыслом вы, положим, никогда не отличались. Но это уж слишком! (В негодовании отходит.)
Пуланжи (невозмутимо). А какой толк от здравого смысла? По здравому смыслу нам бы давно пора перейти на сторону бургундского герцога и английского короля. Они держат в руках половину Франции — до самой Луары, держат в руках Париж, держат в руках этот замок; сами знаете, что нам пришлось сдать его герцогу Бедфордскому и что вас здесь оставили только временно, на честном слове. Дофин сидит в Шиноне, как крыса в углу, — только что крыса дерется, а он и на это не способен. Мы даже не знаем, дофин ли он. Его мать говорит, что нет, — а кому же знать, как не ей. Подумайте только! Королева отрицает законнорожденность собственного сына!
Роберт. Очень понятно: она ведь выдала дочь за английского короля. Так можно ли ее осуждать?
Пуланжи. Я никого не осуждаю. Но из-за нее дофину окончательно крышка. Нечего закрывать на это глаза. Англичане возьмут Орлеан; Дюнуа не сможет их остановить.
Роберт. Побил же он англичан два года назад под Монтаржисом! Я тогда был с ним.
Пуланжи. Мало ли что было два года назад. Сейчас его солдаты запуганы. И творить чудеса он не умеет. А нас — это я твердо вам говорю, — нас спасти может только чудо.
Роберт. Чудеса, Полли, это очень мило. Беда только в том, что в наше время чудес не бывает.
Пуланжи. Раньше я тоже так думал. А теперь — не знаю… (Встает и в задумчивости отходит к окну.) Во всяком случае, положение сейчас такое, что пренебрегать ничем нельзя. А в этой девушке что-то есть.
Роберт. Ха! По-вашему, она может творить чудеса?
Пуланжи. По-моему, она сама вроде чуда. Так или иначе, это наша последняя карта. Лучше разыграть ее, чем просто сдаться. (Бродя по комнате, приближается к ходу в башню.)
Роберт (колеблясь). Вы правда так на нее надеетесь?
Пуланжи (оборачивается). А на что еще мы можем надеяться?
Роберт (подходит к нему). Послушайте, Полли. Будь вы на моем месте, допустили бы вы, чтобы этакая девчонка выманила у вас целых шестнадцать франков на лошадь?
Пуланжи. Я заплачу за лошадь.
Роберт. Вы!!
Пуланжи. Да. Я готов этим подкрепить свое мнение.
Роберт. Как! Рисковать шестнадцатью франками в такой неверной игре?
Пуланжи. Я не рискую.
Роберт. А что же?
Пуланжи. Иду наверняка. Ее речи и ее пламенная вера зажгли огонь и в моей душе.
Роберт (мысленно махнув на него рукой). Ф-фу-у! Вы сами ей под стать — такой же сумасшедший!
Пуланжи (упрямо). А нам сейчас как раз и нужны сумасшедшие. Здравомыслящие-то видите куда нас завели!
Роберт (нерешительность теперь уже явно берет верх над его наигранной самоуверенностью). Ох! Я же сам буду себя дураком считать, если соглашусь… Но раз вы так уверены…
Пуланжи. Я настолько уверен, что готов сам отвезти ее в Шинон, — если, конечно, вы мне не запретите.
Роберт. Ну, это уже нечестно! Вы хотите, чтобы я за все отвечал.
Пуланжи. Отвечать все равно будете вы, какое бы решение вы ни приняли.
Роберт. Да. В том-то и дело. Какое принять решение? Если бы вы знали, как мне все это неприятно… (Невольно старается оттянуть дело в неосознанной надежде, что Жанна решит за него.) Может, мне, еще раз с ней поговорить? А? Как вы считаете?..
Пуланжи (встает). Да. Поговорите. (Подходит к окну и зовет.) Жанна!
Голос Жанны. Что, Полли? Он согласился?
Пуланжи. Иди сюда. К нам. (Обернувшись к Роберту.) Мне уйти?
Роберт. Нет, нет! Оставайтесь. И поддержите меня.
Пуланжи садится на ларь. Роберт отходит к своему креслу, но не садится, а остается на ногах, для большей внушительности. Жанна вбегает радостная, спеша поделиться добрыми вестями.
Жанна. Джек заплатит половину за лошадь!
Роберт. Еще того не легче!.. (Падает в кресло, растеряв всю свою внушительность.)
Пуланжи (без улыбки). Сядь, Жанна.
Жанна (в смущении, поглядывая на Роберта). Можно?..
Роберт. Садись, коли тебе говорят.
Жанна делает реверанс и присаживается на табурет. Роберт старается скрыть свою растерянность под сугубо властной манерой.
Роберт. Как твое имя?
Жанна (словоохотливо). У нас в Лотарингии все меня звали Жанет. А тут, во Франции, я — Жанна. Солдаты зовут меня Девой.
Роберт. Как тебя по прозвищу?
Жанна. По прозвищу? А это что такое? Мой отец иногда называет себя д’Арк. Не знаю почему. Вы видели моего отца. Он…
Роберт. Да, да. Помню. Ты, кажется, из Домреми, в Лотарингии.
Жанна. Да. Но что из того? Мы же все говорим по-французски.
Роберт. Не спрашивай, а отвечай. Сколько тебе лет?
Жанна. Говорят, семнадцать. А может, и девятнадцать. Не помню.
Роберт. Что это ты тут рассказывала, будто святая Екатерина и святая Маргарита каждый день разговаривают с тобой?
Жанна. Разговаривают.
Роберт. А какие они собой?
Жанна (внезапно становится сдержанной и скупой на слова). Об этом я ничего вам не скажу. Мне не дозволено.
Роберт. Но ты их видишь, да? И они говорят с тобой, вот как я сейчас?
Жанна. Нет, не так. Совсем иначе. Я не могу объяснить. И вы не должны спрашивать меня о моих голосах.
Роберт. О каких еще голосах?
Жанна. Я слышу голоса, и они говорят мне, что я должна делать. Они от Бога.
Роберт. Они в твоем собственном воображении!
Жанна. Конечно. Господь всегда говорит с людьми через их воображение.
Пуланжи. Шах и мат!
Роберт. Ну это положим. (Жанне.) Так, значит, это Господь сказал, что ты должна снять осаду с Орлеана?
Жанна. И короновать дофина в Реймском соборе.
Роберт (поперхнувшись от изумления). Короновать доф… Ну и ну!..
Жанна. И выгнать англичан из Франции.
Роберт (саркастически). Может, еще что-нибудь?
Жанна (с очаровательной улыбкой). Нет, пока все. Спасибо.
Роберт. По-твоему, снять осаду с города так же легко, как загнать корову с пастбища? Ты думаешь, воевать — это так, пустяки, всякий может?
Жанна. Я думаю, это не так уж трудно, если Бог на твоей стороне и ты готов предать свою жизнь в его руки. Я видела много солдат; среди них есть такие… ну совсем простачки.
Роберт (мрачно). Простачки! А ты когда-нибудь видала, как дерутся английские солдаты?
Жанна. И они только люди. Господь создал их такими же, как и нас. Но он указал им, в какой стране жить и на каком языке говорить. И если они приходят к нам и пытаются говорить на нашем языке, то это против воли Божьей.
Роберт. Кто вбил тебе в голову такую чушь? Ты разве не знаешь, что солдат обязан подчиняться своему феодальному сеньору? Он его подданный, понимаешь? А уж кто этот сеньор — герцог ли бургундский, или король английский, или король французский, — это не его дело. И не твое тоже. При чем тут язык?
Жанна. Этого я никогда не пойму. Мы все подданные Царя Небесного, и он каждому даровал родину и родной язык и не велел менять их. Кабы не так, то убить англичанина в бою было бы смертным грехом, и вы, капитан, после смерти угодили бы прямо в ад. Нужно думать не о своих обязанностях перед феодальным сеньором, а о своих обязанностях перед Богом.
Пуланжи. Бросьте, Роберт, вы ее не переспорите. У нее на все готов ответ.
