Евгений Гришковец - Зима. Все пьесы
Она: Сережа, сейчас ночь. Негде сейчас, сию секунду, взять отраву… Ну чего ты хочешь?… Давай, я буду отгонять от тебя комаров.
Он: Зачем ты глупости говоришь…
Она: Не шуми… И можно хоть какой-то свет выключить, такая иллюминация из-за одного комара. Саша может проснуться. А ему тоже утром рано вставать.
Он: Конечно, чего ты спрашиваешь?
Она: (выключает основной свет, остается гореть торшер или другая небольшая лампа; садится). Ну все, теперь ложиться бесполезно. Сна ни в одном глазу.
Он: Сейчас он прилетит. Хотя бы отомщу. (Накидывает халат.) И между прочим, кровь сосут и терзают только самки…комаров.
Она молчит. Пауза.
Она: Как я не люблю вот это… вот эти ночные бдения. Для меня такой тусклый свет ночью значит одно — кто-то болеет. Сашка маленький болеет или я, маленькая… Сразу такая тоска, такая тоска…
Он молчит.
Как тебе не стыдно, Сережа…. как тебе не стыдно.
Он: Прости, Танечка, прости. Но ничего поделать не могу… Это не капризы, это что-то другое. Я отлично понимаю, что мне лучше быть одному сейчас… не побыть одному, а быть. Понимаешь?
Она: Господи, ты все про одно и то же.
Он: Наверное, это неприятно… Мне это тоже не нравится.
Она: Это, Сережа, не неприятно, это невыносимо.
Он: Да, наверное…, наверное, но ничего поделать с этим не могу. Не могу…. Вот, смотри…, я отчетливо помню, как мы с тобой покупали наш диван. Как у нас не хватало денег, мы просили его нам оставить, потом радовались, когда его купили…. что удачно купили…, а теперь я не могу вспомнить само ощущение. Само ощущение радости. Я помню, что радовался, но не помню как. И не помню, как я мог радоваться покупке дивана… или вообще, радоваться. Не понимаю. И вообще, то, как я раньше понимал, ну, понимал, все… теперь не работает. Я теперь не понимаю даже самое элементарное. И из-за того, что ничего не понимаю, все вижу…
Она: Что ты видишь, комаров? А то, как я живу, как Саша, как мы…
Он: (хлопает ладонью по столу). При чем здесь комары? Видишь, с тобой невозможно говорить серьезно.
Она: Серьезно, давай говорить серьезно. Только не шуми… Так что ты такое видишь?
Он: Зачем ты так грубо? Так нельзя спрашивать. Так ты ничего не услышишь или услышишь не то, что хочешь. А все слышат только то, что хотят услышать.
Она: Не знаю, кто такие эти «все», а я от тебя выслушала так много того, чего не хотела слышать… так что это ко мне не относится… Дальше.
Он: Танечка, смени этот тон, или мы не будем разговаривать.
Она молчит.
Понимаешь, вроде бы все нормально, то есть я вижу, что все вроде как я хотел… ты, Сашка, работа, город… Но я не помню, не могу вспомнить, как я мог всего этого хотеть. И как мог быть всем этим доволен. Понимаешь, я все теперь вижу по отдельности. И все это — отдельно от меня… А самое главное — время. Вот, казалось бы, совсем недавно, я ощущал время так: что-то было давно, что-то не очень давно, а что-то вчера… А сейчас для меня все давно. Все…
Она молчит.
Все было давно: и город этот был так давно, и страна… Танечка, ты меня слушаешь?
Она: Я слушаю тебя, Сережа.
Он: Мне так жалко того, которым я был раньше. Вот я хожу по городу, я его так знаю, здесь вся моя жизнь, за его пределами у меня ничего нет, и никого, почти никого, а сейчас я не чувствую его как город. Я его не чувствую… Я его вижу. И вижу я строения, между ними дороги…. в землю зарыты трубы, провода, люки кругом, чуть поглубже метро… Но на самом деле, относительно размеров планеты, не так уж глубоко, так…чуть-чуть. Много столбиков, тоже с проводами, фонариками, много деревьев. Но это не тот город, который я любил, или страна… Мне так жаль того мальчика, то есть меня, мальчика, который думал про себя давным-давно: "Господи, какое счастье, что я родился именно здесь! Вот родился бы где-нибудь… в Аргентине, и что бы я тогда делал?" А сейчас я не понимаю, что это. В смысле, не что это за страна, а почему я её то так любил, то не любил, почему я здесь живу, почему живу именно так… Вот смотри, я говорю по-русски… и продавщица в нашем гастрономе говорит по-русски. Мы разговариваем с ней на одном языке. Но если бы она услышала то, что я сейчас сказал, а я ведь говорил по-русски, что бы она из этого поняла?
Она: Почему ты уверен в том, что тебя никто не понимает? Что это за смешное такое высокомерие? И при чем здесь продавщица? Что за дурацкая интеллигентщина? Ты бы никогда не стал так говорить с продавщицей… с незнакомой тебе женщиной. А ты сейчас разговариваешь со мной, со мной.
Он: Да, с тобой, да-да… Таня, помнишь, ты была беременна, ну, уже такая круглая совсем, и часто просила меня потрогать живот…. чтобы почувствовать, как там кто-то шевелится. Я помню… такой тугой живот и, действительно, движения, толчки. Я что-то тебе восторженное сказал, а сам подумал: "Бог мой, ужас! Это ужас!.. Это природа, космос…, космос! И я в этом участвую…" Я смотрел тогда на тебя с изумлением и пробовал представить себе, что у меня внутри, у меня в животе, вот здесь (показывает), другое живое существо, человек, мой сын или дочь. Мне даже дурно стало… А ты была такая счастливая… И я не могу понять или даже попробовать представить, сколько бы ты мне ни объясняла, как это можно пережить и относиться к этому как к нормальному и естественному делу… когда у тебя…у человека, внутри другой человек, и он развивается, растет… А ты говоришь, что тебе все понятно, что тебе понятно то, что я переживаю.
Она: Я не сказала, что понимаю, что с тобой творится. Хотя, конечно, мне кажется, что я по-своему понимаю… Я имела в виду, что я понимаю то, что ты говоришь. Я слушаю и понимаю.
Он: Танечка, мы так по-разному устроены. Так по-разному! Я не могу понять, как ты можешь вот так терпеть все это, так от меня зависеть и ждать чего-то…
Она: А почему ты решил, что я терплю и что мне плохо? Почему ты решил, что я чего-то жду? Почему ты опять решил за меня? Я живу так, как я хочу! Я живу с тобой, это мой дом…. это моя жизнь… Я устала, но мне не нравится, что ты определил мою жизнь как несчастную. А от тебя зависит не все, Сережа, далеко не все…
Он: Не шуми, пожалуйста.
Она: Ты уезжаешь. Ты уже целый месяц уезжаешь… Я тебе не мешаю… Я то вытаскиваю из тебя клещами какие-то слова, то выслушиваю длиннейшие твои рассуждения. Но я ведь это не терплю, для меня это все важно. Я не хочу быть несчастной… Я, конечно, не могу быть счастливой рядом с тобой, когда тебе так плохо, но я не хочу быть несчастной, не хочу, понимаешь?!
Он: Тише, тише, Танечка…
Она: Ты разве не можешь понять такую простую вещь, это так просто… я тебя люблю и хочу быть с тобой. А я и так с тобой… Почему я должна быть несчастной? Я просто устала.
Пауза.
Он: Значит, я понятно все объяснил? Тебе понятно?
Она: Ты все объяснил понятно. Ты очень хорошо говорил, а я…, я все-таки не дура…
Он: Таня, скажи…, я хочу тебя спросить, но это такой… странный вопрос. Скажи, вот ты любишь, когда тебе дарят цветы? Подожди, подожди…, когда тебе дарят цветы, ты радуешься чему? Ты радуешься цветам или вот… вниманию? Или ты радуешься из вежливости? Я, честное слово, не понимаю. Женщинам принято дарить цветы, а мне интересно, цветы женщинам, то есть вам, нравятся? Нравятся сами цветы, ну, вот эти… цветки?
Она: Ты мне очень редко дарил цветы. По-моему, всего-то раза четыре или пять.
Он: Я в них ничего не понимаю. Мне их неприятно выбирать и покупать… и с цветами по улице неприятно идти.
Она: Потому-то ты всегда даришь мне то, что нравится тебе, а не мне… Да. Я очень люблю цветы. Вот именно вот эти цветки… Люблю. Очень.
Он: Вот видишь, а ты говоришь, можно понять… Я могу понять только то, что ты их любишь. Но сам почувствовать это я не смогу. Сколько ни объясняй…. Ни разбираться, ни любить не смогу.
Она: И что? Что ты хочешь этим сказать? То, что мне тебя никогда не понять, и все?
Он: Нет, Танечка, вовсе нет. Я хочу сказать, что мне иногда кажется, что я тоже тебя понимаю. А на самом деле, видишь, как все… И я тоже тебя люблю… И не могу без тебя… А сам думаю… но ты пойми меня правильно. Правильно! Я думаю: "Боже мой, как правильно было бы мне быть сейчас одному. Но с самого начала. То есть никогда тебя не знать. Потому что теперь я уже без тебя быть не хочу, не могу, без вас не могу… Не хочу". И при этом понимаю, что лучше быть одному.
Она: Нет, Сережа, этого я не понимаю. И мне кажется, что тебе и не хочется, чтобы я это поняла. Мне кажется, что я не должна этого понимать. И может быть, тебе не надо было мне это говорить… Мне это больно слышать… Нет, нет, я не обижаюсь, мне просто больно это слышать.
Он: Прости меня, я не должен был этого говорить. Я понимаю, я, честное слово, я не хочу быть таким беспомощным. И я не хочу, чтобы ты меня таким видела… Но я ничего не могу с этим поделать. Просто я не знаю, что делать. Вот так вот…
Пауза.
А знаешь, почему я все ещё не уехал, почему тяну с этим?
Она: Знаю, знаю, Сережа, ты не хочешь… Я отлично знаю, как ты себя ведешь, когда чего-то не хочешь.
![Алан Эйкборн - Дверь в смежную комнату [=Тайна двери отеля «Риган»]](/uploads/posts/books/228832/228832.jpg)
