Борис Ласкин - Избранное
— Слово даю.
— Не может быть, что ты меня узнал.
— Почему?
— Потому что я не Гришка.
— Как?
— Да так уж, не Гришка.
— Ладно. Довольно меня разыгрывать.
— Зачем же мне тебя разыгрывать? — пожал плечами гость. — Я про Гришку потому спросил, что его-то уж ни с кем не спутаешь. Такая уж у него внешность неповторимая.
Хвостухин смутился.
— Хотя да… Тот был светлый совсем.
— Гришка-то?.. Жгучий брюнет.
— Вот я и говорю — такой светлый… жгучий, — краснея, пролепетал Хвостухин.
— Ну, ладно, — гость хлопнул хозяина по плечу, — так уж и быть, сознаюсь. Димку Виноградова помнишь?
Ожидая подвоха, Хвостухин подмигнул гостю:
— Димку-то я помню, только ты не Димка.
— Вот тебе и раз!.. А кто же я такой, по-твоему?..
«Если бы я знал, кто ты такой», — подумал Хвостухин и неуверенно сказал:
— Если ты Димка, покажи паспорт.
Гость нахмурился.
— Ты что, у всех старых друзей паспорт требуешь? В общем, Димка я. Димка Виноградов. Честное слово.
— Вот теперь я тебя узнал, — смело заявил Хвостухин.
— Положим, ты меня не узнал, — просто, ничуть не обижаясь, сказал гость, — ты на честное слово поверил.
Наступила томительная пауза.
— Ай, ай, ай… Сколько лет-то прошло, — начал Хвостухин, — подумать только, сколько лет.
— Да. «Время — вещь необычайно длинная», как писал Маяковский.
Разглядывая друга детства, Хвостухин увидел за его спиной Раису Павловну. Стоя в соседней комнате, подняв руку, она показывала мужу часы. Жест этот означал: «Время закругляться. Мы опоздаем в театр».
— Слушай-ка, — сказал Хвостухин, — может быть, ты… это самое… пообедаешь? Я-то, правда, уже обедал.
— Спасибо. Я тоже.
— Серьезно?
— Серьезно. У меня уж такая привычка — каждый день обедаю.
— Где ж ты обедал? — спросил Хвостухин, радуясь, что беседа вошла наконец в некое подобие русла.
— В ресторане.
— А остановился где?..
— Пока в гостинице «Москва». На днях перееду.
Хвостухин кивнул:
— М-да… Вот они какие, дела. Дела-делишки. Ну, а вообще как жизнь?
— Живу помаленьку. А ты-то как?
— Не жалуюсь, — протягивая гостю папиросы, сказал Хвостухин, — работаю.
— Ты, кажется, в главке?..
— Да. Начальником главного управления. Только вчера из отпуска. Завтра приступаю к работе.
Гость подошел к окну, кивнул:
— Машина стоит. Твоя?..
— Моя. Служба такая.
— Понятно. Кого-нибудь из наших видел?
«Было бы лучше, если б не он, а я задал этот вопрос», — подумал Хвостухин.
— Из наших ребят, спрашиваю, никого не видел? — повторил гость.
— Так. Кое-кого встречал.
— Кого же?
— Этого… как его… Иванова.
— Пашу?
— Сашу. То есть да, Пашу.
— Ну, как он?
— Он? Он работает.
— Он, по-моему, в Горьком был, а потом в Куйбышев уехал. Талантливый человек, энергичный. Он и в детстве таким был, верно?..
— Еще бы, — подтвердил Хвостухин, безуспешно пытаясь вспомнить, о каком Иванове идет речь.
— Я от Виктора Шарохина письмо получил с Алтая, — с увлечением продолжал гость. — Таким, брат, знаменитым механизатором заделался — не подступись.
— Молодец, — с пафосом произнес Хвостухин.
— А Любу Некрасову помнишь?..
— Любу? Некрасову? Девушка была такая…
— Кандидат наук.
— М-да… Не сидят люди на месте. Растут, — отметил Хвостухин. — Ну, а как твоя личная жизнь? — Перехватив инициативу, он почувствовал себя несколько уверенней. — Я слышал — ты, наверно, женился?
— Было дело.
— И правильно. Детишки есть?
— Сынок.
— Неплохо. — Хвостухин сложил руки на груди и потряс ими. — Качаешь, значит? Уа-уа.
— Да как тебе сказать. «Уа-уа» кончилось. В институт парень пошел.
«Тут я, кажется, дал маху», — подумал Хвостухин и торопливо сказал:
— Ага. Ну да. В общем, уже ходит.
Мельком взглянув на часы, он вытащил из карманчика записную книжку, одновременно выронив театральные билеты. Озабоченно перелистывая записную книжку, Хвостухин не заметил, как гость поднял билеты и, усмехнувшись, положил их на стол.
— Ты, наверно, торопишься? — спросил гость.
— Понимаешь, какая штука. Я совсем забыл. Вечером у меня сегодня…
— Совещание, что ли?..
— Да. Нечто в этом роде.
— Ну, я тогда пойду.
Уловив в тоне гостя обиду, хозяин запротестовал:
— Нет, ты посиди. Ты где остановился?..
— Я же сказал. Пока в гостинице «Москва».
— Ну да. А в каком номере?..
— В шестьсот седьмом.
— Сейчас в гостинице остановился, ладно. А в будущем, приедешь, давай прямо с вокзала с вещами ко мне… Звони. Может, затруднение будет с номером, я дам команду, помогут.
— Спасибо, — поклонился гость и почему-то вздохнул. Он внимательно наблюдал за Хвостухиным, который достал откуда-то портфель, углубился в бумаги и потом рассеянно спросил:
— Как твои старики?
— Умерли оба, — тихо ответил гость.
Хвостухин подчеркнул что-то карандашом.
— Привет им передай, когда увидишь. Ладно?..
— Будет исполнено, — покачав головой, сказал гость.
— Только смотри не забудь. А как твое здоровье?
Гость помедлил с ответом, потом сказал:
— Плохое у меня здоровье. Рак у меня, корь, тиф и менингит.
— Молодец! Рад за тебя. — Хвостухин поднял глаза на гостя. — Ну-с, м-м-м. А как с квартирой? — И, не дожидаясь ответа, снова уткнулся в бумаги.
— Сгорела у меня квартира со всей обстановкой во время наводнения. И вообще весь дом сгорел.
Отложив бумаги и глянув в соседнюю комнату, где давно уже нервничала супруга, Хвостухин перевел взгляд на гостя и, потирая руки, весело сказал:
— Ну что ж. Значит, все неплохо. Дай бог, как говорится, чтобы дальше не хуже. Верно я говорю?..
Гость не ответил.
— Пу-пу-пу, — сыграл на губах Хвостухин и встал. — Я тебе на днях позвоню. Надо повидаться.
— Мы уже повидались, — погасив в пепельнице окурок, сухо сказал гость, — я, пожалуй, пойду.
— Куда торопишься? — спросил Хвостухин, провожая гостя к двери.
— Дела.
— Какие там у тебя особые дела? — покровительственно заметил Хвостухин. — Я даже толком не спросил — ты в какой системе работаешь-то?
— В одной мы теперь системе. Шесть дней, как назначили в министерство.
— Ах, вот как? — Хвостухин на ходу снял галстук. Нужно было еще успеть переодеться. — Так ты в случае чего звони.
— Пока к тебе дозвонишься. Ты лучше ко мне заходи. Четвертый этаж, второй кабинет по коридору. Будь здоров.
— Наконец-то, — сказала Раиса Павловна, когда за гостем захлопнулась дверь. — Зачем приходил? Какое-нибудь дело?
— Да нет, — махнул рукой Хвостухин, — по-моему, так пришел, из подхалимства. Мы, видишь ли, с ним в одной системе работаем. Заходи, говорит, ко мне, четвертый этаж, второй кабинет по… — Хвостухин вдруг осекся, — погоди, где он сказал? «Четвертый этаж, второй кабинет…» Постой… На четвертом этаже заместители ми… ми… минуточку…
— Что такое?
— Погоди.
Хвостухин снял трубку и с лихорадочной быстротой набрал номер.
— Дежурный?.. Хвостухин говорит. А?.. Да, вернулся из отпуска. У нас что… новый замминистра? Первый? — Хвостухин вытер лоб. — А фамилия его как?.. Виноградов? Дмитрий Васильевич? Да? Ясно…
Хвостухин опустил телефонную трубку в карман. Потом спохватился и бережно положил ее на рычаг.
— Вот, — растерянно сказал он, — вот так.
— Коля! Что случилось?
— А?
— Пойдем в театр. Ты мне по дороге расскажешь.
Хвостухин уставился на жену. Можно было подумать, что он видит ее впервые.
— Что? Никуда я не пойду!
— Что случилось? Вы сидели, говорили…
— Сидели, говорили, — повторил Хвостухин.
— Узнал ты своего друга детства?..
Хвостухин посмотрел на телефон, на жену, снова на телефон и тихо сказал:
— Нет. Я его не узнал. Он меня узнал.
1955
МАДАМ БАТТЕРФЛЯЙ
Сима стояла на самом краю вышки, высоко подняв руки. Внизу блестело зеркало воды, заключенное в темную раму мостков. За несколько мгновений до прыжка можно было еще успеть полюбоваться девушкой. Загорелая, в красной резиновой шапочке, в купальнике цвета морской волны, она была похожа на (да простится это сравнение автору; видит бог, он старательно подыскивал другое!)… на бронзовую статуэтку.
К слову говоря, ответственность за это привычное сравнение разделили с автором еще два человека — пловец-перворазрядник Сергей Максимов и неизвестный мужчина в соломенной шляпе, сидевший на открытой террасе водной станции и с нескрываемым восторгом глядевший на девушку.
