Владимир Набоков - Событие
О, я полуночница. Ну, рассказывайте. Итак, вы всегда живете в деревне?
ТРОЩЕЙКИН:Люба, по-моему, телефон?
ЛЮБОВЬ:Да, кажется. Я пойду…
ТРОЩЕЙКИН:Нет, я. (Уходит.)
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Безвыездно. Кур развожу, детей пложу, газет не читаю.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Чайку? Или хотите закусить?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Да, собственно…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Люба, там ветчина осталась. Ах, ты уже принесла. Отлично. Пожалуйста. Вас ведь Михеем Михеевичем?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Мерси, мерси. Да, Михеем.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Кушайте на здоровье. Был торт, да гости съели. А мы вас как ждали! Брат думал, что вы опоздали на поезд. Люба, тут сахару мало. (Мешаеву.) Сегодня, ввиду события, у нас в хозяйстве некоторое расстройство.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:События?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Ну да: сегодняшняя сенсация. Мы так волнуемся…
ЛЮБОВЬ:Мамочка, господину Мешаеву совершенно неинтересно о наших делах.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:А я думала, что он в курсе. Во всяком случае, очень приятно, что вы приехали. В эту нервную ночь приятно присутствие спокойного человека.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Да… Я как-то отвык от ваших городских тревог.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Вы где же остановились?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Да пока что нигде. В гостиницу заеду.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:А вы у нас переночуйте. Есть свободная комната. Вот эта.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Я, право, не знаю… Боюсь помешать.
Трощейкин возвращается.
ТРОЩЕЙКИН:
Ревшин звонил. Оказывается, он и Куприков засели в кабачке недалеко от нас и спрашивают, все ли благополучно. Кажется, напились. Я ответил, что они могут идти спать, раз у нас этот симпатяга марширует перед домом. (Мешаеву.) Видите, до чего дошло: пришлось нанять ангела-хранителя.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Вот как.
ЛЮБОВЬ:Алеша, найди какую-нибудь другую тему…
ТРОЩЕЙКИН:Что ты сердишься? По-моему, очень мило, что они позвонили. Твоя сестричка небось не потрудилась узнать, живы ли мы.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Я боюсь, что у вас какие-то семейные неприятности… Кто-нибудь болен… Мне тем более досадно.
ТРОЩЕЙКИН:Нет-нет, оставайтесь. Напротив, очень хорошо, что толчется народ. Все равно не до сна.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Вот как.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Дело в том, что… справедливо или нет, но Алексей Максимович опасается покушения. У него есть враги… Любочка, нужно же человеку что-нибудь объяснить… А то вы мечетесь, как безумные… Он бог знает что может подумать.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Нет, не беспокойтесь. Я понимаю. Я из деликатности. Вот, говорят, во Франции, в Париже, тоже богема, все такое, драки в ресторанах…
Бесшумно и незаметно вошел Барбошин. Все вздрагивают.
ТРОЩЕЙКИН:
Что вы так пугаете? Что случилось?
БАРБОШИН:Передохнуть пришел.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:(Мешаеву.) Сидите. Сидите. Это так. Агент.
ТРОЩЕЙКИН:Вы что-нибудь заметили? Может быть, вы хотите со мной поговорить наедине?
БАРБОШИН:Нет, господин. Попросту хочется немного света, тепла… Ибо мне стало не по себе. Одиноко, жутко. Нервы сдали… Мучит воображение, совесть неспокойна, картины прошлого…
ЛЮБОВЬ:Алеша, или он, или я. Дайте ему стакан чаю, а я пойду спать.
БАРБОШИН:(Мешаеву.) Ба! Это кто? Вы как сюда попали?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Я? Да что ж… Обыкновенно, дверным манером.
БАРБОШИН:(Трощейкину.) Господин, я это рассматриваю как личное оскорбление. Либо я вас охраняю и контролирую посетителей, либо я ухожу и вы принимаете гостей… Или это, может быть, конкурент?
ТРОЩЕЙКИН:Успокойтесь. Это просто приезжий. Он не знал. Вот, возьмите яблоко и идите, пожалуйста. Нельзя покидать пост. Вы так отлично все это делали до сих пор!..
БАРБОШИН:Мне обещали стакан чаю. Я устал. Я озяб. У меня гвоздь в башмаке. (Повествовательно.) Я родился в бедной семье, и первое мое сознательное воспоминание…
ЛЮБОВЬ:Вы получите чая, но под условием, что будете молчать, молчать абсолютно!
БАРБОШИН:Если просят… Что же, согласен. Я только хотел в двух словах рассказать мою жизнь. В виде иллюстрации. Нельзя?
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Люба, как же можно так обрывать человека…
ЛЮБОВЬ:Никаких рассказов, — или я уйду.
БАРБОШИН:Ну а телеграмму можно передать?
ТРОЩЕЙКИН:Телеграмму? Откуда? Давайте скорее.
БАРБОШИН:Я только что интерцептировал[7] ее носителя, у самого вашего подъезда. Боже мой, боже мой, куда я ее засунул? А! Есть.
ТРОЩЕЙКИН:(Хватает и разворачивает.) "Мысленно присутствую обнимаю поздрав…". Вздор какой. Могли не стараться. (Антонине Павловне.) Это вам.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Видишь, Любочка, ты была права. Вспомнил Миша!
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Становится поздно! Пора на боковую. Еще раз прошу прощения.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:А то переночевали бы…
ТРОЩЕЙКИН:Во-во. Здесь и ляжете.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Я, собственно…
БАРБОШИН:(Мешаеву.) По некоторым внешним приметам, доступным лишь опытному глазу, я могу сказать, что вы служили во флоте, бездетны, были недавно у врача и любите музыку.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Все это совершенно не соответствует действительности.
БАРБОШИН:Кроме того, вы левша.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Неправда.
БАРБОШИН:Ну, это вы скажете судебному следователю. Он живо разберет!
ЛЮБОВЬ:(Мешаеву.) Вы не думайте, что это у нас приют для умалишенных. Просто нынче был такой день, и теперь такая ночь…
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Да я ничего…
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:(Барбошину.) А в вашей профессии есть много привлекательного для беллетриста. Меня очень интересует, как вы относитесь к детективному роману как таковому.
БАРБОШИН:Есть вопросы, на которые я отвечать не обязан.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:(Любови.) Знаете, странно: вот — попытка этого господина, да еще одна замечательная встреча, которая у меня только что была, напомнили мне, что я в свое время от нечего делать занимался хиромантией, так, по-любительски, но иногда весьма удачно.
ЛЮБОВЬ:Умеете по руке?..
ТРОЩЕЙКИН:О, если бы вы могли предсказать, что с нами будет! Вот мы здесь сидим, балагурим, пир во время чумы, а у меня такое чувство, что можем в любую минуту взлететь на воздух. (Барбошину.) Ради Христа, кончайте ваш дурацкий чай!
БАРБОШИН:Он не дурацкий.
АНТОНИНА ПАВЛОВНА:Я читала недавно книгу одного индуса. Он приводит поразительные примеры…
ТРОЩЕЙКИН:К сожалению, я неспособен долго жить в атмосфере поразительного. Я, вероятно, поседею за эту ночь.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Вот как?
ЛЮБОВЬ:Можете мне погадать?
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Извольте. Только я давно этим не занимался. А ручка у вас холодная.
ТРОЩЕЙКИН:Предскажите ей дорогу, умоляю вас.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Любопытные линии. Линия жизни, например… Собственно, вы должны были умереть давным-давно. Вам сколько? Двадцать два, двадцать три?
Барбошин принимается медленно и несколько недоверчиво рассматривать свою ладонь.
ЛЮБОВЬ:
Двадцать пять. Случайно выжила.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Рассудок у вас послушен сердцу, но сердце у вас рассудочное. Ну, что вам еще сказать? Вы чувствуете природу, но к искусству довольно равнодушны.
ТРОЩЕЙКИН:Дельно!
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Умрете… вы не боитесь узнать, как умрете?
ЛЮБОВЬ:Нисколько. Скажите.
МЕШАЕВ ВТОРОЙ:Тут, впрочем, есть некоторое раздвоение, которое меня смущает… Нет, не берусь дать точный ответ.
БАРБОШИН:(Протягивает ладонь.) Прошу.
ЛЮБОВЬ:Ну, вы не много мне сказали. Я думала, что вы предскажете мне что-нибудь необыкновенное, потрясающее… например, что в жизни у меня сейчас обрыв, что меня ждет удивительное, страшное, волшебное счастье…
