Марсель Ашар - Дура
Морестан (читая). Вопрос: «Почему вы не говорили о перчатках на первом допросе?» Ответ: «Тогда у меня еще не было рогов!» Вопрос: «Что делала ваша жена, когда вы вошли?» Ответ: «Она склонилась над Жозефой. Раньше я ведь ей верил. И поверил тому, что она сказала, что Жозефа убила своего любовника. Но теперь я вспоминаю свое первое впечатление — мне показалось, что она вкладывает ей в руку револьвер. Револьвер, на котором она, в перчатках, не оставила следов».
Севинье. Ваша правда, обманутые мужья мстительны! (Знак Морестану).
Морестан (читает). Вопрос: «Вы обвиняете вашу жену в убийстве Остоса?» Ответ: «Со всей ответственностью».
Лабланш. Но это безумие!
Морестан (читает, не обращая внимания на Лабланша). Вопрос: «В чем же причина убийства Остоса вашей женой?» Ответ: «Причины не было».
Лабланш. Вот видите, «не было»!
Севинье (уверенный в себе). Морестан! (Дает знак продолжать.)
Морестан. «Причины не было. Она хотела убить не его, а меня».
Севинье. Милейшие люди, ваши Бореверы!
Лабланш (живо). С какой стати они — «мои Бореверы»?
Морестан (продолжая чтение). «В тот день, днем я договорился с Жозефой, что мы встретимся вечером, в одиннадцать часов. Когда мы уславливались, я думал, что моя жена у себя в гостиной, на втором этаже. Я ничего не подозревал, тем более что она спустилась лишь минут через пятнадцать, и в самом радужном настроении. Так вот! Мне уже тогда надо было остерегаться. Она все слышала! Клянусь, слышала!»
Лабланш (который видит в этом для себя одни неприятности). Какую яму они себе роют!
Севинье. Чувствуете, да?
Морестан. «Моя жена убила Остоса, потому что приняла его за меня. Вот!» Вопрос: «Тем не менее, даже по вашим собственным словам, Остос был на целую голову выше вас. Как ваша жена смогла перепутать?»
Лабланш (к Севинье). Прекрасный вопрос.
Севинье. Спасибо.
Морестан. Ответ: «Его погубили испанские предрассудки. В комнате была полная темнота. Мари Доминик целилась в смутную тень в глубине комнаты. Если бы у Остоса были такие же вкусы, как у меня, он остался бы жив. Потому что я, знаете ли, люблю видеть, что делаю. Я всегда зажигаю свет». (Извиняясь.) Простите, пожалуйста, я ведь только читаю.
Лабланш (озабоченно). Продолжайте, пожалуйста.
Морестан (читая). «Она выстрелила, чтобы стать вдовой. Чтобы выйти замуж за своего любовника. Но только вот выстрелила не по той мишени. Представляю, какое у нее было лицо, когда она узнала Остоса!»
Короткая пауза.
Лабланш (размышляя). Кое-что в этой версии меня не удовлетворяет. Даже удивляет. Почему он раньше показал, что первым вошел в комнату?
Севинье. Минуту терпения! (Знак Морестану.)
Морестан (читая). Вопрос: «Почему раньше вы показали, что первым вошли в комнату?» Ответ: «Я был в полной растерянности. Она уверяла меня, что это единственный выход. Она повторяла мне без остановки: „Решайся! Жозефа сейчас придет в себя!“ Я ведь ей полностью доверял. Повторяю вам, я тогда еще не знал о ее измене».
Короткая пауза.
Севинье. Представляете себе это страшное совещание, этот ужасный военный совет — перед трупом жертвы и Жозефой без чувств.
Лабланш. Ее вы потом допросили?
Севинье. Естественно!
Лабланш. Отдельно? Без Боревера?
Севинье. За кого вы меня принимаете?
Лабланш. Я спрашиваю, потому что вы не всегда придерживаетесь положенных правил! Признает ли она, что изменила мужу?
Севинье. Яростно отрицает.
Лабланш. А он сказал вам, кто ее сообщник?
Севинье. Нет.
Лабланш. Вот и рушится ваше обвинение! Нет движущей причины!
Севинье. Жозефа Лантене утверждает категорически…
Лабланш. О! Ваша Жозефа!.. Вы в нее влюбились — или мне кажется?
Севинье. Если бы вы слышали, что говорила мадам Боревер, вы бы очень усомнились в ее добродетелях.
Лабланш. Не знаю.
Севинье. Это сильный противник. Она в сто раз сильнее мужа…
Лабланш. И прежде всего очень, очень хороша.
Севинье …и знает это. Во время допроса все время подкрашивалась, а мне говорила: «Простите меня, но я бы красилась, даже если бы мой любимый мужчина был слепым от рождения».
Лабланш. Очаровательно!
Севинье. Это был просто шквал обаяния и веселости… до той минуты, пока я ей не задал одного вопроса.
Морестан (читает). Вопрос: «В тот вечер у вас на руках были перчатки?»
Севинье. Воцарилась мертвая тишина.
Морестан. Я пометил: «тишина». Ответ: «Почему вы меня об этом спрашиваете?» Вопрос: «Когда вы вошли в комнату, они еще были у вас на руках?» Ответ: «Не знаю, возможно. Я возвращалась из гостей, когда услышала выстрел. Возможно, я не успела их снять».
Лабланш. Великолепный ответ.
Севинье. Тем более великолепный, что она добавила: «Да нет, я уверена, я была в перчатках и даже об этом говорила инспектору Кола на первом допросе».
Лабланш. Вот видите!
Севинье. Но с этой самой минуты она уже стала совершенно другой. Куда исчезла оживленность! Косметическую сумочку она мигом захлопнула. Она поняла, что муж ее раскололся.
Лабланш (с сомнением). О-о-о!
Севинье (улыбаясь). Я со своей стороны приложил все усилия, чтобы утвердить ее в этой мысли. Я был неловок до неприличия. То я говорил слишком много, то слишком мало. Фраз своих не кончал. Останавливался на полуслове. Ее охватил страх.
Морестан. Господин следователь настоящий виртуоз!
Лабланш. Виртуозность в сторону. На чем же она поймалась?
Севинье. На внешне очень безобидном вопросе. Я ее спросил, почему она так протестовала, когда я сказал, что хочу допросить ее мужа без нее. Не потому ли, что боялась, что он собьется с текста, который она с ним разучила?
Лабланш. Детская ловушка!
Севинье …в которую она тем не менее попалась! (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Ответ: «Я уверена, что это он сказал вам и про перчатки и про текст».
Севинье. Я как бы с сожалением признался, что она угадала. И прочел ей показания Боревера.
Лабланш. Ах да…
Севинье. Ну и тогда мы удостоились лицезреть водопад слез.
Морестан. Плачет она, наверно, соляной кислотой.
Севинье. И тогда голосом, прерывающимся от рыданий, она стала обвинять его. (Саркастически.) Естественно, сама того не желая, бедное дитя! Прочтите нам этот пассаж, Морестан. Шедевр!
Морестан. Ответ: «Когда я вошла в комнату, я увидела мужа, склонившегося над Жозефой. На какое-то мгновение мне даже показалось, что он и ее убил. Он метался как загнанный зверь. Во мне заговорила жалость, и я вспомнила, что я его когда-то любила. И тогда (вы можете меня осудить за это, господа) я решила стать его сообщницей. Сообщницей человека, который теперь меня обвиняет. Этими перчатками, о которых я и сама говорила и о которых он осмелился вам говорить, я вытерла револьвер и вложила в руку Жозефы. А теперь он обвиняет меня в том, что стреляла я!»
Лабланш (Морестану). Господи, как вы плохо читаете!
Морестан (обиженно). Я читаю как секретарь. Читал бы иначе — снимался бы в кино, как все.
Лабланш (сухо). Ладно, пусть плохо, но продолжайте.
Морестан. «Он меня предупредил». Это мадам Боревер говорит. «Он мне сказал: „Если меня прижмут, я обвиню тебя“. Он мстит мне за мои деньги, за свою впустую прожитую жизнь. Он мстит мне за то, что существует только за мой счет».
Лабланш. Я предпочитаю версию жены версии мужа.
Севинье. Вот как?
Лабланш. Вы, разумеется, устроили им очную ставку?
Севинье. Немедленно. Это было отвратительно! Но я сказал, чтобы записывалось каждое слово. (Знак Морестану.)
Морестан (читает). Мсье Боревер: «Мерзкая дрянь!» Мадам Боревер: «А вы… вы…» (Замолкает.) Извините меня, я не разберу, что записал. Они говорили одновременно и очень быстро. Во всяком случае, знаю, что слово непечатное.
Лабланш. Непечатное слово пропустим!
