Гульнара Ахметзянова - Моя защита. Роман-пьеса
Вася. Костями лягу, но Ваньку в армию не пущу! Пусть сядет, не пущу! (Пауза.) Деньги отдай, и у меня дел до тебя не будет.
Толик. Что хочешь, то и делай, можешь прямо сегодня подать в суд. Но деньги я только завтра могу вернуть.
Вася. Нет, так не пойдет.
Толик. Только завтра и только Тане лично в руки. (Пауза.) А чего ты боишься? (Пауза.) Запись у тебя в руках, днем позже, днем раньше — ничего не изменит.
Вася. Хитрый ты, сука.
Толик. До завтра. (Уходит.)
Вася. Э, телефон оставь.
Толик. Я сам позвоню.
Толик. Ну, раз у тебя есть номер, сделай дозвон.
Толик находит в телефоне номер, звонит. Доносится мелодия на телефоне Васи.
Вася. Ну ты жук. Все-таки ты телефон не терял.
Толик. Пока! (Уходит.)
14В магазин я возвращаюсь как робот, машинально перетаскиваю с одного места на другое еще две коробки и иду переодеваться. Все это время мозги кипят над вопросом: что делать? Как быть? Клин клином вышибают, значит, стресс надо снять другим стрессом, каким-нибудь таким быстрым, сиюминутным. Выхожу из магазина, иду. По пути захожу в летнее кафе под тентом, через него в ресторанчик, там — в туалет, выхожу, осматриваюсь. Народу мало, официанты вялы, как сонные мухи. Никто на меня не обращает внимания. Через окно вижу, что в летнем кафе за столик садятся мужчина с женщиной. Я шустро хватаю книжку меню со стола, пепельницу и торопливо иду к ним. Внутри колотится, адреналин зашкаливает. Кладу все это перед ними, жду, пока что-то закажут, а у самого сердце так и исходится — тук-тук-тук. Заказали быстро каждый по бокалу вина и по тарелочке мяса. Говорю, что если они ходят сидеть на веранде, то надо сделать предоплату тысячу рублей, так как участились случаи мошенничества. Мужчина, даже не задумываясь, кладет тысячу на стол. Я захожу в ресторанчик, немедленно выхожу обратно, указываю пальцем моим посетителям на официантку, которая появляется за мной, мол, она принесет, а сам быстро делаю ноги. Ноги-то я, конечно, делаю, но у самого внутри буря, вот-вот сердце разорвется.
Сам не успеваю понять, как дохожу до остановки. Подходит трамвай, народ, как очумелый, хлынул в него, сам я толкаться был не в состоянии, меня потоком заносит в салон, и оказываюсь я в самой толчее, так что сдвинуться невозможно. Я не держусь за поручни — лень тянуть руку — и болтаюсь в тесноте из стороны в сторону. Никого это не радует, но мне все равно, мне наконец-то так спокойно, что во всем теле слабость, вот-вот свалюсь. Какая-то такая непонятная эйфория, что ли. Такая лень, что даже газы неохота сдерживать или выпускать их бесшумно. Съеденный винегрет успел перевариться, и я громко газую. Вокруг такая вонь, что просто ужас. Окружающие недовольно переглядываются, никто не успевает понять, кто это сделал, и каждый молча подозревает соседа. Регулярно, примерно каждые три минуты, я возобновляю свою газовую атаку. Если б кто только видел себя со стороны — измученные, смешные лица. Не удержавшись, я прыскаю со смеху. Толстая тетка, злая, с капельками пота под носом от духоты, с такой ненавистью смотрит на меня, что я сразу понимаю, что она догадывается. Через секунду она взвизгивает прямо мне в ухо: «Как вам не стыдно!» Да так, что я оглох на одно ухо. Но, несмотря на это, я мило улыбаюсь ей и нагло говорю, что нехорошо свою вину перекладывать на других. От злости у нее немедленно появляются красные пятна, которые распространяются от шеи к лицу. Близится остановка, я вытаскиваю телефон злой тетки и тороплюсь к выходу. Дверь распахивается, и я выскакиваю. На улице многолюдно, офисный планктон возвращается с работы с озабоченными лицами, а мне весело.
Я шустро достаю сим-карту из телефона и швыряю в траву. Перехожу дорогу и вхожу в небольшой сквер. Приятно не торопясь так идти, когда спокоен, и мыслить лучше. Бурые листья лежат вдоль тротуара и гниют, этот запах почему-то напоминает мне деревню, весну, то время, когда копают огороды. Я иду дальше и пытаюсь вспомнить запах ранней весны, когда снег только-только начинает таять и с крыш капают сосульки, но так и не могу. Ну ничего, куда торопиться? Зато у меня назрел план дальнейших действий. Я уже точно знаю, что иду к брату. Звоню. Привет! Как дела? (Пауза.) Я иду к вам в гости. (Пауза.) Ничего страшного, не мороз, подожду. Я сажусь на скамейку, курю, потом поворачиваюсь, чтобы лечь на спину, и падаю на скамейку. Как же хорошо! Тишина. Никого. Я смотрю в предвечернее небо с золотистым оттенком, которое просвечивает сквозь голые ветви дерева, и вспоминаю детство. То время, когда обязательно хотел стать летчиком или космонавтом и казалось, что все мечты сбываются.
Куда уходит детство? Куда ушло оно? Наверно, в край чудесный, где каждый день кино. Где так же ночью синей струится лунный свет. Но нам с тобой отныне туда дороги нет.
15Брат открывает дверь, Толик. входит, подает ключи брату.
Брат. Не пригодились?
Толик. Как Индия?
Брат. Фоток куча.
Толик. Как Тадж-Махал?
Брат. Стоит, наверно. Куда он денется.
Толик. Я имел в виду — впечатления.
Брат. Так мы же купаться ездили.
Толик. Ну, тогда конечно. Он на севере Индии. (Пауза.) А я бы хотел увидеть.
Брат. Ну увидел бы, и что?
Толик. Его Верещагин писал. Красиво.
Брат. Не знаю никакого Верещагина. Не грузи меня.
Толик. Купаться можно и поближе. Или вообще в бассейне.
Брат. Сравнил мне тоже жопу с пальцем. Думай, что говоришь.
Толик. Где Верка с мелкой?
Брат. На даче. (Пауза.) Вчера тебя мелкая ждала, а ты даже не соизволил позвонить.
Толик. Зачем?
Брат. Догадайся. (Пауза.) Я тебе звоню, а ты недоступен.
Толик (смущенно чешет затылок). Блин, совсем забыл. Как же нехорошо получилось. (Пауза.) Девять ведь уже исполнилось?
Брат. Ага, совсем большая. (Пауза.) А она тебе кусочек индийского солнца привезла.
Толик. Блин, совсем вылетело из головы.
Брат. А телефон куда дел? (Шарит в тумбочке, что-то ищет.)
Толик. Я симку сменил.
Брат (радостно). Нашел.
Брат подает Толику магнитик: с наружной стороны — оранжево-желтое пластмассовое солнце с пятирублевку с расходящимися лучами и надписью на английском — Индия. Толик равнодушно разглядывает.
Толик. Спасибо.
Брат. Что, не нравится? Там с сотню разных магнитиков было, а Машка этот выбрала. Давай, говорит, привезем дяде Толе кусочек солнца.
Толик. Лучше бы бутылочку вина из индийского винограда, который поспел под лучами индийского солнца.
Брат. Что вино? Выпил — и все, нет вина. А это на память. Присобачишь себе на холодильник — и любуйся всю жизнь, вспоминай, что племянница в далекой Индии о тебе не забыла, позаботилась, выбирала, привезла тебе пусть небольшой, но все-таки подарок.
Толик. Так я ничего, я рад.
Брат. Тебе лишь бы пожрать да выпить. (Пауза.) Нет чтобы приодеться, нормально выглядеть, то, что ты жрешь, никто не видит, а вот во что одет, все видят.
Толик. Буду жрать и пить столько, сколько хочу, пока лезет.
Брат. Ничего, что на тебе все мое?
Толик. Вот потолстею — и все, халява кончится.
Брат. Да мне не жалко, носи, только вот эти брюки от дорогого костюма, и я их тебе только на один раз давал, а ты затаскал уже. Да и стирать пора, снимай, я тебе что-нибудь другое дам.
Брат уходит в соседнюю комнату. Толик раздевается, бросает брюки и рубашку на пол. Брат возвращается с одеждой на вешалке, кладет на диван. Толик начинает одеваться. Брат поднимает брюки, замечает на штанине неровный шов.
Брат (показывает Толику). Что это?
Толик. Собака укусила. Подбежала и укусила неожиданно.
Брат (расстроенно.) Ты понимаешь, нет, что они от дорогого костюма?
Толик. Ну а я что сделаю?
Брат. Неблагодарный ты.
Толик. Да ладно ты, бучу поднимать из-за каких-то брюк. Я тебе такие же куплю на китайском рынке.
Брат. Ты чё, совсем дурак?
Толик. Ты зря в китайцах сомневаешься, они все подделывают. Вернее, они там все делают. Или ты думаешь, этот костюм в Европе сидели шили?
Брат. Слушай, не беси меня лучше. (Пауза.) Тебя брат Тани искал, звонил, говорит, Таня дозвониться не может. Ты что, от нее скрываешься?
