Бранислав Нушич - Народный депутат
Еврем. За какого еще Лазу-кровелыцика?
Срета. А есть такой кандидат, его документы уже признаны в суде и заверены.
Еврем. Какие документы? Чей он кандидат?
Срета. От социалистов.
Еврем. Значит, они тоже выдвигают?
Срета. А почему бы им не выдвигать?
Еврем. И Лаза-кровелыцик – кандидат?
Срета. Да!
Еврем. Вот уж это никуда не годится. Какой он кандидат? Лазает по крышам. А вдруг какой-нибудь иностранный турист приедет? Начнешь его по городу водить, достопримечательности показыват, а Лаза сидит на крыше. Иностранец, например, спросит: «Кто это там на крыше?» А ты ему: «Это наш народный депутат!» Разве можно такое допустить!
Срета. Ну, об этом не беспокойся. Когда он влезет на трибуну Скупщины, он уже на крыши лазить не будет…
Еврем. Это правда!
Срета. Так что теперь у тебя два противника и потому работать надо поживее. Надо подготовить общественное мнение. Вот для этого и нужны плакаты. Ты знаешь, что такое общественное мнение?
Еврем. Да, знаю, это… газеты.
Срета. Эх ты, «газеты»! В газетах, брат, подают только то, что уже испечено, а прежде чем испечь, нужно сначала замесить, да посолить, да поставить побродить, а потом уж в форму, да на лопату, да и в печку.
Еврем. Чтоб испечь?
Срета. Вот именно – испечь. А главное замесить. Тут надо быть мастером. Ты представляешь, как замешивают общественное мнение? Вот слушай, я тебе расскажу. Утром, когда я проснусь и начинаю одеваться, жена несет мне чашку воды с сахаром, и, пока я пью, она рассказывает мне все, что слышала от своей приятельницы Маци возле колодца, когда брала воду. А если, скажем, ты не пьешь воду с сахаром, то все равно – и ты, и он, и любой другой – первые новости всегда узнаем от жены. И вот наберемся мы всяких новостей у себя дома и собираемся все в кофейню, чтобы выпить утром, как положено, чашку кофе. Придет и почтальон, который успел уже все газеты прочесть, и телеграфист, который хвастается, будто умеет одним правым ухом слушать международные телеграммы, и окружной писарь, которому всегда известны все самые секретные приказы и распоряжения, и мы – все остальные. Пьем, значит, кофе и кто что знает выкладывает на стол. А как все всё выложат, так начинаем месить. Один добавит соли, другой – перцу, третий водички подольет, четвертый муки подсыпет, чтоб погуще было, а когда разойдемся, смотришь, расползлось общественное мнение по всем улицам, по всем лавкам, по всем канцеляриям, и тут перемалывают его, как зерно в мельнице. Вот, знай теперь, как готовят общественное мнение, если раньше не знал.
Еврем. И все это вы готовите там, возле «Народной гостиницы»?
Срета. Там, возле «Народной гостиницы»! Неплохо бы и тебе туда к нам иногда заглядывать.
Еврем. Неплохо бы, вижу, что неплохо, но, веришь ли, времени совсем нет.
Срета. А что ты целый день дома делаешь?
Еврем. Думаю… беспокоюсь.
Срета. О чем же ты беспокоишься, когда все заботы на наших плечах?
Еврем. А я не о выборах беспокоюсь. Я, брат, беспокоюсь о том, что я буду делать, когда меня выберут? Веришь, с тех пор, как я решил стать народным депутатом, думы меня одолели. Ведь это не шутка! Зал огромный, кресла и людей полным-полно: тут тебе и министры, и публика, и народ, – и все кричат… Оно, когда все кричат, легче: все кричат, и ты кричи! А вот когда тишина, тогда хуже. Представляешь, брат, тишина – муха пролетит, – и вся Скупщина слышить «зуууу»… Официальная тишина. А председатель берет звонок и – «дзынь! дзынь! дзынь!» «Слово имеет господин Еврем Прокич!» А?!
Срета. А ты встанешь и скажешь…
Еврем. Да, скажешь!.. Сердце сожмется, вот тут и сумей столько наговорить…
Срета. Слушай, брат, давай поставим каждую вещь на свое место. Знаешь, как в Скупщине: будешь защищать правительство, оппозиция скажет, что ты говорил глупости; начнешь защищать оппозицию, правительственная партия скажет, что ты говорил глупости. Вот и выходит, что и в том и в другом случае тебе не миновать…
Еврем (прерывает). Да я вовсе не об этом. Мне все равно, что говорить. Мне важно, как я буду говорить.
Срета. А вот так и будешь! Встанешь и скажешь.
Еврем. Да, хорошо сказать, встанешь! Встань попробуй, когда челюсти у тебя онемели, язык, к небу прилип, а на глазах слезы…
Срета. Пройдет, со временем привыкнешь!
Еврем. Да я, брат, уж хотел попробовать, чтоб привыкнуть.
Срета. Как «хотел попробовать»?
Еврем. Вот, посмотри! (Смотрит на левую дверь, подходит к ней, закрывает, идет к двери в комнату Ивковича, смотрит в скважину и стучит в дверь.) Даница! Даница! (Ворчит.) Смотри, что делает, чертовка!
XIIДаница, те же.
Даница (входит из коридора). Вот и я!
Еврем. А твой в комнате?
Даница. Нет его, ушел.
Еврем. А что ты там сидишь?
Даница. Охраняю ключ от его канцелярии.
Еврем. Ты?
Даница. Я!
Еврем. Хорошо, допустим ты охраняешь ключ. А что ты там еще делаешь, в канцелярии?
Даница. Читаю.
Еврем. Что читаешь?
Даница. Да так, кое-что!
Еврем. Я тебе дам кое-что! А ну-ка, живо марш на кухню к матери и займись делом, слышишь?
Даница. Слышу! (Уходит.)
XIIIЕврем, Срета.
Еврем. Ишь ты, «кое-что»!
Срета. А чего ж ты хочешь, когда ты с ним в одном доме.
Еврем. Нет, ты подумай! «Кое-что», хм, «кое-что»! (Закрывает дверь, в которую ушла Даница.) Ну вот, теперь, кажется, никого нет. Прошу тебя, как брата родного, возьми вот этот звонок, сядь здесь и предоставь мне слово. Хочу попробовать, что у меня получится. Ты даже не представляешь, как меня это мучит.
Срета. Можно, можно! (Садится за стол.) Только сначала давай поставим каждую вещь на свое место. (Ставит звонок.) Так. Ну, теперь давай начинай! Садись вон там и проси слова!
Еврем (идет еще раз к дверям, прислушивается, возвращается, садится на стул напротив Среты, ерзает, откашливается, встает, поднимает руку). Прошу слова, господин председатель!
Срета. Постой ты! Куда ты лезешь? Так не пойдет! Сначала надо открыть заседание.
Еврем садится.
(Встает, сильно звонит и кричит.) Тихо! Тихо, вам говорю! Все ли на месте?
Еврем. Все!
Срета. Прошу госпожу стенографистку приготовиться. Прошу господина секретаря Комитета по разбору жалоб и просьб принести мне справочник и положить вот здесь, чтоб он был под рукой. Прошу господ депутатов говорить вежливо, чтоб не произошло никаких недоразумений. Прошу гостей сохранять спокойствие и не нарушать порядка. Тихо, я вам говорю! (Садится.)
Еврем (как раньше). Господин председатель, прошу слова! (Садится.)
Срета (долго звонит). Господа, слово имеет господин Еврем Прокич!
XIVПавка, те же.
Павка (в дверях). Еврем, ты что, сдурел?
Срета (строго). Тссс!
Еврем. Молчи, иди отсюда!
Павка. Но я должна сказать…
Срета (сердито звонит). Прошу вас сесть на место, я вам слова не давал!
Еврем (Павке). Уходи, я тебе говорю!
Павка. Лавка, Еврем!
Срета. Просите слова или садитесь, слышите!
Еврем. Слова ты не проси и убирайся, слышишь? Добром прошу, Павка, оставь нас!
Павка. Мальчишка прибежал из лавки, говорит…
Еврем. Пусть он тебе говорит, а меня вы оставьте в покое. Иди, иди, у меня дела поважнее. (Выталкивает ее и закрывает за ней дверь.)
XVСрета, Еврем.
Срета (звонит). Удалены ли те, кто мешал нормальному ходу заседания?
Еврем (усаживаясь на свое место). Да!
Срета (звонит). Господа, слово имеет господин Еврем Прокич!
Еврем (представляет, что он уже на скамье депутатов в Скупщине. Всю игру воспринимает очень серьезно и боится, что не справится со своей ролью. Получив слово, он чувствует, что у него забилось сердце, и робеет. Наконец ему удается взять себя в руки. Торжественно поднимается, откашливается и становится в позу оратора). Уважаемые господа народные депутаты Скупщины! Я… это… я… Например… (Замолчал, не зная о чем говорить дальше, напряженно думает.)
Срета (звонит). Прошу не перебивать оратора!
Еврем (берет себя в руки, вытирает лоб платком и решается продолжать). Уважаемые господа представители Скупщины!..
Срета (звонит). Прошу оратора не повторяться и не говорить по два раза об одном и том же.
Еврем (подходит к Срете, фамильярно). Знаешь, я хотел…
Срета (энергично звонит и кричит). На место' Господа депутаты, займите ваши места! На галлерее пусть все займут свои места. И стенографистки пусть займут свои места, и правительство пусть займет свое место, и народ пусть займет свое место! Каждую вещь нужно поставить на свое место. (Звонит.)
Еврем испугался решительности, с которой Срета произносит свой монолог. Пораженный, садится на свое место.
