Проспер Мериме - Хроника царствования Карла IX
— Это от моего старого товарища, барона де Мержи, — сказал он. — А вы, молодой человек, удивительно на него похожи, — уж верно, вы его сын.
— Господин адмирал! Если бы не преклонный возраст, мой отец не преминул бы лично засвидетельствовать вам свое почтение.
— Господа! — прочтя письмо, обратился к окружающим Колиньи. — Позвольте вам представить сына барона де Мержи — он проехал более двухсот миль только для того, чтобы примкнуть к нам. Как видно, для похода во Фландрию у нас не будет нужды в добровольцах. Господа! Надеюсь, вы полюбите этого молодого человека. К его отцу вы все питаете глубочайшее уважение.
При этих словах человек двадцать бросились обнимать Мержи и предлагать ему свои услуги.
— Вы уже побывали на войне, друг мой Бернар? — спросил адмирал. — Аркебузную пальбу слышали?
Мержи, покраснев, ответил, что еще не имел счастья сражаться за веру.
— Вы должны радоваться, молодой человек, что вам не пришлось проливать кровь своих сограждан, — строго сказал Колиньи. — Слава богу, — добавил он со вздохом, — гражданская война кончилась, верующим стало легче, так что вы счастливее нас: вы обнажите шпагу только против врагов короля и отчизны.
Положив молодому человеку руку на плечо, он продолжал:
— Вы свой род не посрамите, в этом я убежден. Прежде всего я исполню желание вашего отца: вы будете состоять в моей свите. Когда же мы столкнемся с испанцами, постарайтесь захватить их знамя — вас произведут в корнеты, и вы перейдете в мой полк.
— Клянусь, — с решительным видом воскликнул Мержи, — что после первой же схватки я буду корнетом, или мой отец лишится сына!
— Добро, храбрый мой мальчик! Ты говоришь, как когда-то говорил твой отец.
Адмирал подозвал своего интенданта.
— Вот мой интендант, Самюэль. Если тебе понадобятся деньги на экипировку, обратись к нему.
Интендант изогнулся в поклоне, но Мержи поблагодарил и отказался.
— Мой отец и мой брат ничего для меня не жалеют, — объявил он.
— Ваш брат?.. Капитан Жорж Мержи, тот самый, который еще в первую войну отрекся от нашей веры?
Мержи понурил голову; губы его шевелились беззвучно.
— Он храбрый солдат, — продолжал адмирал, — но что такое смелость, если у человека нет страха божьего? Молодой человек! У вас в семье есть пример, достойный подражания, и есть пример, недостойный подражания.
— Мне послужит образцом доблесть моего брата... а не его измена.
— Ну, Бернар, приходите ко мне почаще и считайте меня своим другом. Здесь, в Париже, легко сбиться с пути истинного, но я надеюсь скоро отправить вас туда, где перед вами откроется возможность покрыть себя славой.
Мержи почтительно наклонил голову и замешался в толпу приближенных.
— Господа! — возобновив разговор, прерванный появлением Мержи, сказал Колиньи. — Ко мне отовсюду приходят добрые вести. Руанские убийцы наказаны[90]...
— А тулузские — нет, — перебил его старый пастор с мрачным лицом фанатика.
— Вы ошибаетесь. Я только что получил об этом известие. Кроме того в Тулузе учреждена смешанная комиссия[91]. Его величество каждый день предъявляет нам все новые и новые доказательства, что правосудие — одно для всех.
Старый пастор недоверчиво покачал головой.
Какой-то седобородый старик в черном бархатном одеянии воскликнул:
— Да, его правосудие для всех одно! Карл и его достойная мамаша были бы рады свалить одним ударом Шатильонов, Монморанси и Гизов!
— Выражайтесь почтительнее о короле, господин де Бонисан, — строго заметил Колиньи. — Пора, пора забыть старые счеты! Нам не к лицу подавать повод для разговоров о том, что католики ревностнее нас соблюдают заповедь Христову — прощать обиды.
— Клянусь прахом моего отца, это им легче сделать, чем нам, — пробормотал Бонисан. — Двадцать три моих замученных родственника не так-то скоро изгладятся из моей памяти.
Он все еще говорил горькие слова, как вдруг в галерее появился дряхлый старик с отталкивающей наружностью, в сером изношенном плаще и, пробившись вперед, передал Колиньи запечатанную бумагу.
— Кто вы такой? — не ломая печати, спросил Колиньи.
— Один из ваших друзей, — хриплым голосом ответил старик и тут же вышел.
— Я видел, как этот человек утром выходил из дворца Гизов, — сказал кто-то из дворян.
— Это колдун, — сказал другой.
— Отравитель, — сказал третий.
— Герцог Гиз подослал его отравить господина адмирала.
— Отравить? — пожав плечами, спросил адмирал. — Отравить через посредство письма?
— Вспомните о перчатках королевы Наваррской![92] — вскричал Бонисан.
— Я не верю ни в отравленные перчатки, ни в отравленное письмо, но зато я верю, что герцог Гиз не способен на низкий поступок!
Колиньи хотел было разломать печать, но тут к нему подбежал Бонисан и выхватил письмо.
— Не распечатывайте! — крикнул он. — Иначе вы вдохнете смертельный яд!
Все сгрудились вокруг адмирала, а тот силился отделаться от Бонисана.
— Я вижу, как от письма поднимается черный дым! — крикнул чей-то голос.
— Бросьте его! Бросьте его! — закричали все.
— Да отстаньте вы от меня, вы с ума сошли! — отбиваясь, твердил адмирал.
Во время этой кутерьмы бумага упала на пол.
— Самюэль, друг мой! — крикнул Бонисан. — Докажите, что вы преданный слуга. Вскройте пакет и вручите его вашему господину не прежде, чем вы удостоверитесь, что в нем нет ничего подозрительного.
Интенданту это поручение не пришлось по душе. Зато Мержи поднял письмо, не рассуждая, и разломал печать. В то же мгновение вокруг него образовалось свободное пространство — все расступились, словно в ожидании, что посреди комнаты вот-вот взорвется мина. Но из пакета ядовитый пар не вырвался, никто даже не чихнул. В страшном конверте оказался лишь довольно грязный лист бумаги, на котором было написано всего несколько строчек.
Как скоро опасность миновала, те же самые люди, которые первыми поспешили отойти в сторону, сейчас опять-таки первыми поспешили выдвинуться вперед.
— Что это за наглость? — высвободившись наконец из объятий Бонисана, в запальчивости крикнул Колиньи. — Как вы смели распечатать письмо, адресованное мне?
— Господин адмирал! Если бы в пакете оказался тонкий яд, вдыхание которого смертельно, то лучше, чтобы жертвой его пал юноша вроде меня, а не вы, ибо ваша драгоценная жизнь нужна для защиты нашей веры.
При этих словах вокруг Мержи послышался восторженный шепот. Колиньи ласково пожал ему руку, молча поглядел на него добрыми глазами и сказал:
— Раз ты отважился распечатать письмо, так уж заодно и прочти.
Мержи начал читать:
— «Небо на западе объято кровавым заревом. Звезды исчезли, в воздухе были видны пламенные мечи. Нужно быть слепым, чтобы не видеть, что эти знамения предвозвещают. Гаспар! Препояшься мечом, надень шпоры, а не то малое время спустя твоим мясом будут питаться лисы».
— Он пишет лисы вместо Гизы, — догадался Бонисан.
Адмирал презрительно повел плечами. Окружающие хранили молчание, но видно было, что все находятся под впечатлением пророчества.
— Сколько народу в Париже занимается всякой чепухой! — холодно сказал Колиньи. — Кто-то верно заметил, что в Париже тысяч десять шалопаев живут тем, что предсказывают будущее.
— Как бы то ни было, этим предостережением пренебрегать не должно, — заговорил пехотный капитан. — Герцог Гиз открыто заявил, что не уснет спокойно, пока не всадит вам шпагу в живот.
— Убийце ровно ничего не стоит к вам проникнуть, — добавил Бонисан. — Я бы на вашем месте, прежде чем идти в Лувр, всегда надевал панцирь.
— Пустое, мой верный товарищ! — возразил адмирал. — Убийцы на таких старых солдат, как мы с вами, не нападают. Они нас больше боятся, чем мы их.
Потом он заговорил о фландрском походе и о делах вероисповедания. Некоторые передали ему прошения на имя короля. Адмирал всех просителей принимал радушно, для каждого находил ласковые слова. В десять часов он велел подать шляпу и перчатки, — пора было в Лувр. Иные простились с ним, но большинство составило его свиту и в то же время охрану.
Глава седьмая
Вожак
(Продолжение)
Завидев брата, капитан издали крикнул ему:
— Ну что, видел ты Гаспара Первого? Как он тебя принял?
— Так ласково, что я никогда этого не забуду.
— Очень рад.
— Ах, Жорж! Что это за человек!
— Что за человек? Приблизительно такой же, как все прочие: чуточку больше честолюбия и чуточку больше терпения, нежели у моего лакея, разница только в происхождении. Ему очень повезло, что он сын Шатильона.
— Значит, по-твоему, происхождение обучило его военному искусству? Значит, благодаря происхождению он стал первым полководцем нашего времени?
— Конечно, нет, однако его достоинства не мешали ему быть многократно битым. Ну да ладно, оставим этот разговор. Сегодня ты повидался с адмиралом, — очень хорошо. Всем сестрам нужно дать по серьгам. Молодец, что отправился на поклон прежде других к Шатильону. А теперь... Хочешь поехать завтра на охоту? Там я представлю тебя одному человеку, с которым тоже не мешает повидаться: я разумею Карла, французского короля.
