Том Стоппард - Берег Утопии
На кровати лежит Катя, молодая женщина, в одежде и в пальто.
Слышны шаги Белинского, поднимающегося по лестнице. Он входит, неся в руках всякий деревянный мусор, подобранный на улице для печки. Он не ожидает встретить здесь Катю, которая садится на кровати при звуке его шагов. Она испугана, пока не увидела, что это он.
Белинский. Катя… Я думал, ты уже не вернешься. Я беспокоился.
Катя. Я так напугалась. Полиция приходила с обыском.
Белинский. Я знаю.
Катя. Я боялась, что они снова придут.
Белинский кладет дрова для топки рядом с печкой.
Белинский. Я затоплю, когда станет холодно.
Катя. Они даже в печке искали.
Белинский. Они себя прилично вели с тобой? Не оскорбляли?
Катя. Кого, меня?
Белинский (меняет тему). Ну, раз ты ничего такого не заметила… Они для допроса приходили. Надеждина отправили в ссылку. Чаадаев под следствием. (Смеется.) Цензор лишился своих трех тысяч в год. Говорят, что он пропустил статью Чаадаева за карточной игрой.
Катя. Тебя не было дольше, чем ты обещал… Почему ты мне не писал?
Белинский. Ты же неграмотная.
Катя. Ну и что.
Белинский. Ты права. Прости. Что же ты делала, когда кончились деньги?
Катя. Свои драгоценности продавала.
Белинский. Нет, надеюсь, что нет. (Он обнимает ее и ласкает через одежду.) Нет, все на месте. (Целует ее.)
Катя. Как там было, куда ты ездил?
Белинский. Там была… семья. Удивительная. Я, конечно, знал, что бывают семьи. У меня у самого была семья. Но я и не представлял, что такое может быть.
Катя. Ты мне привез что-нибудь?
Белинский. И само это место, Премухино. Представь, раннее свежее утро: все чирикает и квакает, посвистывает и плещется, будто природа беседует сама с собой; и закат дышит – живой, как пламя… Там понимаешь, что Вечное и Универсальное может быть реальнее, чем твоя обыденная жизнь, чем эта комната и весь мир, замерший за ее окнами. Там начинаешь верить в возможность спасения и жизни там, в вышине, под покровом Абсолюта.
Катя (у нее не хватает терпения слушать). Ты можешь мне по-человечески рассказать, как там было?
Белинский. Ужасно.
Он сдается и начинает всхлипывать. Катя, расстроенная и встревоженная, обнимает его и держит, пока он не приходит в себя.
Катя. Ничего… ничего… Ну что ты?
Белинский (оправляется). Не учись грамоте, Катя. Слова все только путают. Они выстраиваются как им угодно, безо всякой ответственности за обещания, которые не могут выполнить, и делай с ними что хочешь! «Объективный мир – это пока бессознательная поэзия души». Что значат эти слова? «Духовный союз прекрасных душ, достигающих гармонии с Абсолютом». Что это значит?
Катя. Я не знаю.
Белинский. Они ничего не значат, а ведь я понимал их так ясно!
Слышно, как Михаил топает по ступеням и кричит «Белинский!» сердитым голосом.
Катя, без малейшей подсказки или беспокойства, натягивает на себя одеяло. Видно только ее лицо.
Михаил вламывается с письмом в руке.
Михаил. Так, давай уж объяснимся!
Белинский. Может быть, ты сядешь?
Михаил. Здесь не на чем сидеть, и я не собираюсь задерживаться.
Белинский. Тебе не понравилось мое письмо.
Михаил. Мне не нравится, когда мне читают лекцию о предмете, о котором ты не имел бы никакого понятия, если бы мы со Станкевичем не перевели его для тебя и не взяли бы тебя в ученики. Мне не нравится, когда сопливый копеечный рецензент располагается у меня в доме и начинает читать мне нотации о моем поведении, будто я коллежский асессор какой-то. Когда он оскорбляет моих родителей и строит глазки моей сестре, которая может выбирать женихов среди лучших людей губернии.
Белинский пошатывается, как от удара.
Белинский. А… а… так вот в чем дело…
Михаил. Ха! Делал бы из себя посмешище с Александрой, мне все равно. Но я возражаю – мне мерзко, – что бедная Татьяна попалась на твое интеллектуальное кривляние, и ловила каждое твое слово, и смотрела на тебя как на… будто на… (Падает Белинскому на грудь и рыдает.)
Белинский (в смятении). Что?… Что случилось?
Михаил. Татьяна! Татьяна! Прости меня, Белинский, прости меня, мои грехи в десять раз больше твоих! Я сам не знаю, как назвать то, что я испытываю к ней, но я пропал – все мои идеалы бессильны против моей… моей… моей ревности…
Белинский. Ты ревновал ко мне?
Михаил. Это была пытка…
Белинский тронут. Он обнимает Михаила.
Белинский. Бакунин, Бакунин…
Михаил замечает, что Катя пристально на него смотрит.
Михаил. О… простите, сударыня… (Он отстраняется от Белинского.) Бакунин. (Белинскому.) Мне в самом деле нужно идти. Станкевич передает привет. Я тебе говорил, что они с Любой договорились переписываться. Это секрет пока еще, но их письма прекрасны. Я их читаю Натали, и мы считаем, что он ее достоин. Варенька, к сожалению, дала слабину, – мне пришлось написать ей об этом животном, Дьякове. Но я этим занимаюсь. Извини, если я немного… ну сам знаешь… Но между нами все опять в порядке, да? Что ты будешь делать без «Телескопа»?
Белинский. Не знаю.
Михаил (бодро). Хорошо, по крайней мере, что тебя в Сибирь не отправили. Чаадаев под домашним арестом… Ну, а bientôt,[28] увидимся в пятницу. Ты что читаешь?
Белинский. Фихте, разумеется. А что?
Михаил. Читай Гегеля. Гегель – наш человек. Фихте все уговаривал объективную реальность исчезнуть. Неудивительно, что я не туда зашел! (Кланяется Кате.) Сударыня, тысяча извинений. (Уходит.)
Катя. Хм!.. (Передразнивает его.) Александра!
Белинский достает из кармана маленький перочинный ножик.
Белинский. Вот. Гляди, что я тебе привез. К at я (довольна). У меня никогда не было перочинного ножика.
Белинский. Это все, что у меня осталось.
Промежуточная сцена – январь, 1837 г
Звучит музыка. Александр Пушкин, 37 лет, в пальто, стоит, прислонившись к косяку двери концертного зала. Он с презрением оглядывает публику, ловит чей-то взгляд, резко отворачивается и уходит.
Вдалеке, будто в ином мире, слышен пистолетный выстрел.
Февраль 1837 г
Ночь. Комната Белинского освещена лампой с сальной свечой. Белинский, в пальто, оборачивает газетные листы вокруг собственного живота, чтобы согреться. Он кашляет в грязный платок. Станкевич, тепло одетый, с улицы, расхаживает в возбуждении, держа открытую книгу.
Станкевич. Прежде всего мы должны перестать изображать из себя Гамлетов.
Белинский (читает тексту себя на животе). Вот послушай: «…смерть величайшего поэта из всех когда-либо живших…» Господи, как я ненавижу этих писак в манишках. Им-то что за дело? Это личная потеря, я отказываюсь делить ее с другими.
Станкевич. Его нравственное и духовное отчаяние происходит от нежелания признать разумность объективного мира…
Белинский. Это она его погубила, в каком-то смысле.
Станкевич. Согласен! Она была не для него. Дуэль была неизбежным столкновением противоположных Я – драматическая диалектика. Все это есть у Гегеля.
Белинский. У Гегеля? Да она просто крутила романы!
Станкевич. Что ж, я не спорю. Однако на более высоком, гегельянском уровне, дуэль на шпагах представляет собой…
Белинский. Он стрелялся.
Станкевич. Что?
Белинский. Он стрелялся.
Станкевич. Кто стрелялся?
Белинский. Пушкин.
Станкевич. Я говорю о Гамлете.
Белинский. О Гамлете?
Станкевич. Да, о Гамлете. Пьеса называется «Гамлет». Автор – Вильям Шекспир. В пьесе есть дуэль. Ты помнишь дуэль?
Белинский. Послушай, Станкевич, это, конечно, унизительно, но будь объективный мир так же эфемерен как отрыжка эльфа, или так же весом, как телячья отбивная… (Хватается за живот.) Ох, лучше бы не вспоминал!.. До тех пор, пока у кого-нибудь не хватит мозгов предложить мне редактировать какой-нибудь…
Станкевич (вынимает из кармана конверт с деньгами). Ах да, я же с этим и пришел. Тебе нужно поехать на Кавказ на пару месяцев. Вот. Здесь не только от меня, но и от Боткина, Аксакова, Каткова… от всех членов кружка…
Белинский. Спасибо.
Станкевич. Ты должен привести себя в…
Белинский. Я приведу. Не беспокойся.
Станкевич. Можешь захватить с собой Гегеля. (Протягивает книгу Белинскому, который ее осторожно открывает.)
Белинский. Значит, объективный мир – это все-таки не иллюзия?
Станкевич. Нет.
Белинский. Значит, и прачечная, и кузница, и все то, что Фихте называл отпечатками моего сознания… настоящие?
Станкевич. Да. Все разумное существует, и все существующее – разумно.
Белинский. А нищета, бесправие, цензура, кнуты и унижения, судебная волокита? Министр народного просвещения? Россия?
