Оскар Уайльд - Как важно быть серьезным
Сесили. Я не совсем уяснила смысл этой фразы. Да и вообще мужчины не должны диктовать женщинам. Они не знают, как это делать, а когда все же берутся за это, всегда произносят что-то совершенно невразумительное.
Алджернон. А мне все равно, вразумительно это или невразумительно. Я знаю только одно — я люблю вас, Сесили! Я люблю вас и хочу быть всегда рядом с вами. Сесили, я не могу без вас жить! Прошу вас, выходите за меня замуж! Умоляю, будьте моей женой! (Бросается к ней и сжимает ее руку в своей.)
Сесили (вскакивает с места). Ну вот, из-за вас я поставила кляксу. А ведь ваше предложение — единственное, которое я до сих пор получала, и мне хотелось записать его по возможности аккуратно.
Входит Мерримен.
Мерримен. Вас ожидает кабриолет, сэр.
Алджернон. Скажите, чтобы его подали через неделю в это же время.
Мерримен (смотрит на Сесили; она никак не реагирует). Слушаю, сэр.
Мерримен уходит.
Сесили. Дядя Джек будет страшно сердиться, когда узнает, что вы остаетесь здесь на неделю.
Алджернон. Мне нет дела до Джека. Мне нет дела ни до кого, кроме вас. Я люблю вас, Сесили. Согласны ли вы стать моей женой?
Сесили. Какой же вы глупенький! Конечно, согласна. Мы ведь с вами помолвлены уже целых три месяца.
Алджернон. Целых три месяца?!
Сесили. Три месяца без нескольких дней. (Смотрит в дневник, переворачивает несколько страниц назад.) Да, в четверг будет ровно три месяца.
Алджернон. Я этого не знал.
Сесили. В наши дни редко кто знает, какой социальный или семейный статус он имеет. По словам мисс Призм, мы живем в удивительно бездумный век.
Алджернон. Но каким образом мы стали помолвлены?
Сесили. С тех пор как дядя Джек признался нам, что у него есть младший брат — юноша беспутный и порочный, — вы, разумеется, стали главным предметом наших с мисс Призм разговоров. И, конечно, тот, о ком столько говорят, приобретает особую привлекательность. Ведь должно же быть в таком человеке нечто такое, что заставляет о нем говорить! Может быть, это было очень глупо с моей стороны, но именно так я в вас и влюбилась, Эрнест.
Алджернон. Дорогая моя!.. А вы можете назвать точную дату нашей помолвки?
Сесили. Конечно, могу — четырнадцатое февраля. Не в силах больше выносить сознания того факта, что вы даже не подозреваете о моем существовании, я решила так или иначе покончить с этим положением и после продолжительной борьбы с самой собой приняла вас однажды вечером в нашем саду. На следующий день я купила вот это колечко и преподнесла себе от вашего имени. Видите, Эрнест, я никогда его не снимаю, и хотя оно свидетельствует о вашей достойной сожаления склонности к расточительности, я вас давно уже простила за это. А здесь, в этом ящике, все те маленькие подарки, которые время от времени я вам дарила; они аккуратно пронумерованы и снабжены этикетками. Вот жемчужное ожерелье, подаренное вами в мой день рождения. А вот шкатулка, в которой я храню все ваши письма. (Открывает шкатулку и достает пачку писем, перевязанную голубой лентой.)
Алджернон. Мои письма? Но, несравненная моя Сесили, я никогда не писал вам писем.
Сесили. Вряд ли стоит напоминать мне об этом, Эрнест. Я слишком хорошо это помню. Я устала каждое утро задавать почтальону один и тот же вопрос — есть ли у него для меня письма из Лондона? Из-за постоянного ожидания и нервного напряжения стало сдавать мое здоровье. Тогда я решила писать ваши письма за вас. Я писала их три раза в неделю, а иногда и чаще, и просила свою служанку отправлять мне их из деревни.
Алджернон. Позвольте мне их почитать, Сесили.
Сесили. Ни в коем случае. Вы слишком тогда возгордитесь. Три письма, которые вы написали мне после того, как я расторгла нашу помолвку, так прекрасны и в них такая уйма орфографических ошибок, что даже сейчас, перечитывая их, я не могу удержаться от слез.
Алджернон. Но разве наша помолвка была расторгнута?
Сесили. Ну конечно была. Двадцать второго марта. Вот, можете посмотреть на эту запись в дневнике. (Показывает ему дневник.) «Сегодня я расторгла нашу помолвку с Эрнестом. Мне кажется, так будет лучше. Погода по-прежнему стоит чудесная».
Алджернон. Но почему вы так поступили? Что я такого сделал? Я ничем этого не заслужил, Сесили! Мне очень больно слышать, что вы расторгли нашу помолвку. Да еще в такую чудесную погоду.
Сесили. Мужчины такие забывчивые. Мне казалось, вы должны помнить то разгневанное письмо, которое вы написали мне после того, как я танцевала с лордом Келсо на ежегодном большом балу нашего графства.
Алджернон. Но я ведь взял все свои слова обратно, разве не так, Сесили?
Сесили. Еще бы не взяли, иначе я не простила бы вас и не приняла этот маленький золотой браслет с сердечком из бирюзы и бриллиантов, который вы прислали мне на другой день. (Показывает ему браслет.)
Алджернон. Так это, значит, я вам его подарил? Выглядит совсем недурно.
Сесили. Да, у вас просто чудесный вкус, Эрнест. Я всегда отдавала вам должное и считала это оправданием того беспутного образа жизни, который вы ведете.
Алджернон. Моя единственная! Так, значит, мы помолвлены три месяца, Сесили?
Сесили. Да, время быстро летит, не правда ли?
Алджернон. Я так не думаю. Мне эти дни казались такими невыносимо длинными и монотонными без вас.
Сесили. Ах вы, мой милый, романтический мальчик… (проводит рукой по его волосам.) Надеюсь, ваши волосы вьются естественным образом?
Алджернон. Да, дорогая, парикмахер тут почти не при чем.
Сесили. Я так рада.
Алджернон. Больше вы не расторгнете нашей помолвки, Сесили?
Сесили. Мне кажется, что теперь, когда я с вами наконец познакомилась, это уже невозможно. А кроме того, у вас такое имя…
Алджернон (нервно). Да, безусловно.
Сесили. Не смейтесь надо мной, дорогой, но моей затаенной девичьей мечтой было полюбить человека, которого зовут Эрнест. (Алджернон встает, Сесили тоже.) В этом имени есть нечто внушающее абсолютное доверие. Мне так жаль тех бедных женщин, чьи мужья носят не имя Эрнест.
Алджернон. Но, мое дорогое дитя, неужели вы хотите сказать, что не полюбили бы меня, если бы у меня было другое имя?
Сесили. Какое, например?
Алджернон. Ну, какое угодно — Алджернон, например…
Сесили. Но мне совсем не нравится имя Алджернон.
Алджернон. Послушайте, дорогая, славная, любимая моя Сесили. Я не вижу ни малейших причин, которые могли бы вас заставить возражать против имени Алджернон. Не такое уж это плохое имя. Более того, оно довольно аристократично. Половина ответчиков по делам о банкротстве носит имя Алджернон. Нет, серьезно, Сесили… (Подходит ближе.) Если бы меня звали Алджи, неужели вы не смогли бы меня полюбить?
Сесили. Я могла бы уважать вас, Эрнест, могла бы восхищаться вами, но отдать безраздельно все свои чувства Алджернону — этого бы я никогда не смогла.
Алджернон. Гм… Сесили! (Берет шляпу, собираясь уходить.) Ваш местный пастор, надо полагать, хорошо знает все церковные обряды и церемонии?
Сесили. О, да. Доктор Чезьюбл — на редкость эрудированный человек. Он не написал ни одной книги, так что можете себе представить, как много он знает.
Алджернон. Я должен сейчас же поговорить с ним об одном безотлагательном крещении… я хотел сказать — об одном безотлагательном деле.
Сесили. Вот как!
Алджернон. Я вернусь не позже чем через полчаса.
Сесили. Учитывая, что мы с вами помолвлены с четырнадцатого февраля, а впервые встретились только сегодня, я не думаю, что вам следовало бы покидать меня на столь продолжительный срок, каким являются тридцать минут. Неужели вам не хватит двадцати?
Алджернон. Я мигом вернусь! (Целует ей руку и выбегает из комнаты.)
Сесили. До чего порывистый мальчик! И какие у него чудесные волосы! Нужно записать в дневнике, что он сделал мне предложение.
Входит Мерримен.
