Леонид Леонов - Избранное
Дракин (жарко). Руку ему за это, руку мало рубить!
Мужики присоединяются. Мамаев тем временем шепчет что-то на ухо Похлёбкину.
Что в приказах писать?
Травина. Пиши проще. Постановили казнить предателя.
Похлёбкин (бледный, вставая). И одну строчечку пустую оставь. Кого-то из нас вписать туда придётся. (Обведя всех глазами). Нечисто между нас, товарищи.
Насторожась, все вопросительно посматривают на Мамаева, сидящего с опущенной головой.
Мамаев сейчас доложил... Ходил на склад с ребятами, и печальная пред ими раскинулась картина. Склада на месте не оказалось. А окроме винтовок да шнура там спирту одного находилось, извиняюсь (невольно прищёлкнув языком), четыре бидона по десять кило да толу пудов сорок... Накат раскидан, ямина пуста. И на донышке кучка нам на сердечную память оставлена. Небольшая, кила в два. (Постучав рукоятью ножа в стол.) С чем и проздравляю, товарищи! (Садясь.) Одолжи табачку, Дракин.
Мамаев. Это ещё не всё: связь у нас порезана, гражданы. И самый проводок увели. Теперь кричи и плачь, никто не услышит. И провод-то серый, немецкий провод-то.
Молчание; все почему-то поглядели на дверь.
Похлёбкин (со злостью, скручивая папироску). Духовитый табачок куришь, Степан Петрович. Немецкий, что ли?
Дракин. Потапыч даве преподнёс. В лесу нашёл пачечку.
Похлёбкин (недобро усмехаясь). Хотел бы я того солдата посмотреть, что на фронте хоть табачинку потерял.
Мамаев. Стыдись, Василь Васильич. (Про Дракина.) Этот человек все именье на божье дело отдал.
Похлёбкин. Знавал я одного божьего человечка: помолился да и зарезал троих. У вашего брата всяко дело свято. Вопрос — отколе смотреть!
Травина (с выговором). Тебе что-нибудь известно, Похлёбкин, про товарищей, которых ты порочишь?
Похлёбкин (наотмашь). Да мы и тебя, Полина Акимовна, толком не знаем. Откуда ты к нам хозяйкой в тёмную ночь свалилася. Документы и с мёртвого можно снять.
Мамаев (гневно). А коли не знаешь, так чего на людей, как пёс, кидаешься?
Похлёбкин. Кто... я пёс? (Вскочив и рванув рубаху у ворота, запальчиво.) Пёс я, да. Я власти моей пёс верный! Я дом большой стерегу, где народ мой живёт. Я днём и ночью по цепи моей хожу бессонно... урчу, чтоб махоньки детки там (широкий жест куда-то за стены, в просторы страны) безгрозно спать могли. Я грызть, я жевать того стану, кто на них злодейскую руку подымет. Я...
Он задохнулся, зубной стон его наполняет тишину. Разбуженная, Лена поднялась на локте.
Лена. Что это... тревога?
Травина (спокойно). Спи, спи, девушка. Это лес шумит. Спи.
Зевнув, Лена снова накрывается одеялом.
Сядь, Похлёбкин. Сядь, сказала. Велю.
Похлёбкин повинуется.
Он прав, товарищи. Страшно сказать: об этом складу знали только мы. Один меж нас завелся, и вот с ножом друг на друга кидаемся...
Мамаев. Это как сверчок в фатере заведётся: расстроишься искамши. (Заметив котомочку Потапыча.) Никак Потапыч приходил?
Травина. Стойте... (Хватаясь за спасительную догадку.) Как же это серый проводок на ноги-то к Потапычу попал?
Все переглянулись, пронзённые одной и тою же разгадкой. Выскочив из-за стола, Дракин вываливает из котомки имущество Потапыча. Там пара новых лаптей, рубаха стираная, клубок лыка, кочеток и жестяная кружечка из консервной коробки. «Небольшой залог оставил, собачья радость...» — бормочет Дракин. И, уже не садясь за стол, он с повинной обводит всех глазами.
Дракин. Так и есть! (Склонив голову.) Не ссорьтеся, люди. Насчёт склада это я, Дракин, виноват. К чему ни присудите, за всё поклонюсь.
Все окаменели от внезапности его признанья.
Это я Потапычу намедни насчёт оружия расхвастался. Задорил он меня, распалил. С лучинкой, дескать, на всемирную державу выступаете... (Колотя себя по башке.) Стар стал, ума не стало!
Похлёбкин (в бешенстве). Уйди лучше... Стрелять в тебя стану. Уйди, враг!
Мамаев (пока Травина усаживает Похлёбкина). Где же у тебя разум-то был, Степан Петрович! Кому доверился...
Дракин. У человека душа дремучая. Всею-то в кулачок сожмёшь, а в ней заблудишься. (Открыто, подняв голову.) Вместе нас с Потапычем судите...
Травина. Вот куда проводок-то нас привёл. Ну, хватит на сегодня Потапыча. Завтра, как вернётся, виду не показывайте: проследить.
Похлёбкин. А пока — охраненье двойное выставить. И никому в эту ночь не спать. Сам буду ходить... (Поднявшись.) Всё! Отправляйтесь по делам, товарищи полководцы.
Подавленные происшедшим, мужики расходятся, — все, кроме Дракина, который, кривясь от внутренней боли, задержался на лестнице.
Дракин. Побрани хоть ты меня, Акимовна. Языка, языка мне за это резать мелким ломтичком!
Откинувшись к стене. Травина смотрит на разгоревшееся пламя светца.
Да есть хоть что-нибудь окроме партбилета в каменной грудé твоей, хозяйка!
Она молчит, точно заснула с открытыми глазами, и Дракин на цыпочках удаляется. Ничто не двинулось в лице Травиной. Но вот вздрагивают её губы, и слеза катится по щеке. Лена с удивлением смотрит на командира, потом испуганная и тронутая, босыми ногами приближается к ней.
Лена. Полина Акимовна, Полина Акимовна...
Травина (глядя в огонь). Чего тебе не спится, девушка? Ночь на дворе, спи.
Лена. Вас Похлёбкин обидел, да? Он злой теперь. Вся Россия на плечи ему легла. И ночью-то — привалится к дереву и спит. Стоя.
Травина. Он прав, девушка. Уж и адреса такого нет на свете, где я жила. Разве пепел спросишь: откуда ты летишь, пепел? Это я играю каменную, девушка. На певицу когда-то училась, потом заболела, испортилось моё сопрано... Ворон кружит над всем, что я любила. И всё у меня там осталося.
Лена (ласкаясь к ней). И карапузик маленький... да?
Травина. Уж большой был... Всё забыть его хочу. Всё хочу уверить себя, девушка... может, плохой бы вырос. Может — прогнал бы меня взашей, как состарюсь... (Шопотом.) Не могу. Добрый был.
Лена. Они его убили?
Травина (не ответив на вопрос). Ты счастливая. Когда твои родятся, светло будет на земле. За большой кровью всегда большое счастье идёт. Береги его, девушка. Дерись за него!
Мелкая, как по воде, дрожь пробегает по брезентовому занавесу.
Лена. Войдите.
Травина. Это ветер, девушка.
Лена. Нет... (Нетерпеливо, в сторону лестницы.) Войдите же, кто там?
Она легко взбегает по ступенькам и с силой отдёргивает тяжёлую намокшую ткань... Никого, и тишина. Могучая лапа старой ели простёрлась над входной траншейкой, да ещё молодой, точно росой омытый, с востренькими рожками висит месяц. Потом возникают голоса, треск бурелома. Лес оживает.
Несут... (Сама отвечая на свою тревогу.) Неужели Илья? Выйти не успел, напоролся...
Крылом подстреленной птицы стелется понизу пламя светца. И опять где-то глухо фальшивит гармоника. Потом, весь в копоти, точно вырвался из ада, с прожжённым у локтя рукавом комбинезона, без шлема, появляется сержант Темников. Держась за косяк, он мутным, неузнающим взором глядит на Лену.
Говорите же!
Сержант. А, гражданочка!.. (Сплюнув чёрную слюну и тыльной частью ладони устало проведя по обгорелым усам.) Вот, опять к тебе... за живой водою припожаловали. Принимай гостей...
Слизывая копоть с губ, он оседает на чурбак. Не сводя глаз с проёма двери, Лена растерянно ждёт. Её ладони сжимаются в кулаки, когда в просвете входа показывается множество ног. Сержант знаком подзывает Травину.
Повесь что-нибудь... загородиться. Нельзя ей глядеть на него теперь.
Травина успевает сдёрнуть полотнище с лозунгом со стены и накинуть на протянутую поперёк землянки верёвку. Тотчас показываются со своею ношей мужики; шествие замыкает Похлёбкин. Они спускаются медленно, чтоб не колыхнуть тяжело провисшее на большой мешковине тело человека, и проносят за самодельную занавеску, на скамью. Сержант уходит к ним.
