Хорхе Борхес - Киносценарии: Окраина. Рай для правоверных
Камера скользит по длинной веренице фургонов для перевозки мебели, которые подъезжают к вилле; шарманка играет цирковой марш. Ансельми подходит к шарманщику. Это тучный, высокий мужчина; на нем чуть помятый котелок, пижамная куртка с петлями из шнура, темные широкие штаны-бомбачи, на ногах – альпаргаты. Завидев Ансельми, он в знак приветствия приподнимает указательным пальцем край шляпы, делая это под музыку, в то время как ноги его исполняют некое сложное танцевальное па.
Шарманщик. Сеньор доктор, вот и на нашей улице праздник. Такое славное утречко, и вилла «Олиден» наконец-то сдана. Мне тут шепнули, что контракт подписали чуть ли не в полночь. И вот результат – новые люди, мебель уже везут! И не спрашивайте меня, кто они такие: господа важные, но знать их никто не знает. Приезжают, глядят, арендуют и, черт возьми, тотчас вселяются. Вот он, прогресс!
Ансельми. Сколько я помню, вилла всегда стояла пустой.
Работники из фирмы перевозок открывают фургоны и начинают разгружать. Мы видим китайскую мебель, некоторые предметы напоминают те, что были в фильме в первой сцене. Появляется длинная зеркальная ширма, а также черная статуя с канделябром. Ансельми бросает монетку в стоящую на шарманке коробку из-под пастилок «Вальда». Шарманщик повторяет свое приветствие и продолжает играть.
Ансельми сидит в приемной какой-то конторы. В окно видна одна из центральных улиц Буэнос-Айреса. Вместе с ним ожидают еще несколько человек.
Секретарша. Сеньор Ансельми, инженер Ланди просит вас войти.
Ансельми, держа шляпу в руке, входит в помпезный кабинет, по-современному безвкусный. Инженер Л анди – костлявый, сутулый, лысый – собирается распечатать большой конверт, но снова кладет его на стол и встает, чтобы поздороваться с Ансельми.
Л анди. Привет, племянничек. Какими судьбами?
Ансельми. Да так… Может, ты помнишь, год назад я по поручению компании инспектировал посадки квебрахо в Формосе. Мне ведь до сих пор так и не заплатили, а как раз теперь я нуждаюсь в деньгах.
Ланди словно не слышит его. Он берет конверт и неспешно вытаскивает оттуда фотографии. Изучает их на свет, приставив руку козырьком ко лбу. Потом поворачивается к Ансельми.
Ланди. Но… Почему ты не обратился ко мне в феврале? Сейчас мое положение решительно переменилось. Я стал членом совета директоров. И именно наше с тобой родство не позволяет мне хлопотать за тебя.
Он снова разглядывает фотографии. Камера показывает их. На снимках запечатлен сам инженер Ланди в весьма фривольных позах и одеяниях.
Ансельми. Отдать распоряжение, чтобы мне заплатили то, что я заработал… Разве тут есть что-то предосудительное?
Ланди неспешно выбирает один снимок и откладывает в сторону. Потом с подчеркнутым терпением смотрит на Ансельми.
Ланди. Я так и знал, что ты не захочешь понять меня. Не зря я столько раз говорил твоей бедной матушке, что все Ансельми одинаковы.
Ансельми (поднимаясь). Мне всегда казалось, что ты недолюбливал моего отца.
Ланди. А что тебе, собственно, о нем известно? Он умер в Равенне, когда тебе и трех лет не было. Он был талантливым адвокатом, но талант свой тратил на защиту негодяев. В конце концов его арестовали, хотя, говорят, никакой вины за ним не было. Он погиб при попытке к бегству. Такая вот нелепая жизнь! А скольких слез все это стоило твоей матери! Только ради нее я хотел бы помочь тебе.
Ансельми в лифте, он беспокойно смотрит на часы. Двери лифта открываются, и Ансельми быстро идет по коридору. Толкает дверь в адвокатскую контору, где сотрудники что-то празднуют. В комнате собралось человек девять-десять, в том числе две женщины, немолодой мужчина и юноша – его сын, которого все с чем-то поздравляют. Звучат тосты. На столе стоят бутылки с сидром, стаканы, картонные тарелки с пирожными и бутербродами. Мебель скромная. На стенах висят дипломы и фотографии банкетов. В углу – книжный шкаф с юридическими справочниками.
Кажется, что приход Ансельми остался незамеченным. Все же одна из девушек наливает в стакан вино и протягивает ему.
Ансельми. Спасибо, Ракель. Я так спешил, боялся опоздать. Совсем забыл, что у нас сегодня праздник.
Ракель (мечтательно). А сын-то у нашего патрона молодец молодцом!
Совсем молодой парень, лохматый, веснушчатый, близорукий, довольно неопрятный, подходит к Ансельми и Ракели. Последняя положила бутерброд на стол: парнишка берет его, кладет сверху на кусок пирога, который принес с собой, и проглатывает все вместе.
Парень. Ну и прожорливая ты, Ракель, скоро превратишься в baby-beef,[8] и Пололо глядеть на тебя не захочет. (Он подмигивает, указывая на молодого человека, в честь которого устроен праздник, и уже серьезно обращается к Ансельми) А для вас, Ансельми, это, видно, последний праздничек здесь, так что веселитесь от души. Недаром все говорят, что у меня талант шпиона. Я углядел в папочке у шефа одно письмецо, которое касается вас.
Ансельми. И что же в том письмеце?
Парень. Куча всего. Во-первых, то, что все мы уже знаем: сынок патрона будет у нас работать. Во-вторых, это приобретение имеет некое следствие: вы, дорогой мой, вылетаете отсюда пулей; вас «благодарят за услуги и надеются, что эта вынужденная мера не слишком болезненно будет вами воспринята, с искренним уважением…» (Веснушчатое лицо расплывается на весь экран. Потом парень поднимает рюмку, пьет и исчезает)
Сумерки. Ирен ждет на станции Темперлей. Прибывает поезд. Из вагона появляется Ансельми. Камера следит за ними издали: они поднимаются по лестнице и идут по мосту. Потом выходят на широкую, обсаженную деревьями улицу.
Останавливаются у уличного кафе. Оно разделено надвое: это зал, где на бетонном полу стоят квадратные железные столики, и подсобная. Слышно танго «Ночной кутеж»; музыка летит из радиоприемника, который стоит в зале на стойке. За одним из столиков сидит шумная компания компадрес. Они выпивают и очень громко разговаривают. Расположившиеся за соседними столиками вполне приличные посетители чувствуют себя неуютно. Ирен и Ансельми усаживаются. Как уже, видимо, догадался наш читатель, эти гуляки выглядят несколько анахронично; для смягчения контраста надо, чтобы и другие посетители выглядели чуть старомодно. Легкие аллюзии на начало века помогут сделать финал эпизода более патетичным.
Первый гуляка. Тихо, Пардо Саливасо хочет сказать нам стишок.
Второй начинает произносить коплу; дойдя до последней строки, он медленно разворачивается на стуле и смотрит на публику.
Второй гуляка.
Говорят, держусь надменно,
говорят, оно негоже.
Как прикажете держаться,
раз вокруг такие рожи?
Гуляки аплодируют. Остальным посетителям явно не по себе. Третий гуляка повторяет мимику предыдущего.
Третий гуляка. А я вот сочинил еще один куплет. Тихо, вот послушайте-ка:
Говорят, держусь надменно
и по виду больно гордый.
Как прикажете держаться,
раз вокруг такие морды?
Бурное ликование всей компании.
Четвертый гуляка.
Говорят, держусь надменно,
будто козыри в кармане.
Как прикажете держаться,
раз вокруг одни канальи?![9]
Сказав свой куплет, четвертый гуляка смотрит на тучного сеньора в сильно обуженном костюме и соломенной шляпе.
Официант подходит к столику, за которым сидят Ирен и Ансельми.
Ансельми. Два чая, будьте добры.
Четвертый гуляка (проходящему мимо официанту). Ох, шутники, просто уморить могут.
По дороге очень медленно проезжает вереница длинных роскошных автомобилей. Они останавливаются, из них выходят крепкие, энергичные и вышколенные парни. Они начинают очищать от посетителей кафе, действуя невозмутимо и решительно, как автоматы. Выдворяют и компанию гуляк. Выключают радио. Когда они оказываются совсем близко от столика Ирен и Ансельми, из машины выходит высокий дородный сеньор (Морган) в плаще. Он передвигается с большим трудом, опираясь на костыли, телохранители поддерживают его. Парни, выгонявшие посетителей из кафе, подобострастно замирают. За калекой угодливо следует Элисео Кубин – неказистый человечек с бородой, нелепо гримасничающий; он в кучерском цилиндре и длинном поношенном пальто. Калека усаживается. Один из сопровождающих направляется к стойке и приносит ему стакан молока. Морган медленно пьет, потом задерживает взгляд на Ансельми.
Морган (размышляя вслух). Мне знаком этот лоб, эти глаза. (Пауза) Я видел их в Равенне, в двадцать третьем.
Ансельми. Я тогда еще не родился.
Морган. Это было лицо Доменико Ансельми. Он был умным и честным человеком, но его предали.
