Леонид Андреев - Екатерина Ивановна
Из прежних знакомых трое, кроме Екатерины Ивановны: М е н т и к о в, очень довольный и веселый, А л е к с е й и Л и з а. Лиза сидит одна в темном углу, тревожно прислушивается к разговорам; Алексей, одетый в штатское, бродит по мастерской, иронически и вызывающе относится ко всему, что говорят и делают художники. У него выросла небольшая бородка…
К о р о м ы с л о в. Так, так, недурно… Яков, отчего не пьешь вина? – пей, за тобой некому ухаживать. Избаловали тебя дамы.
Т е п л о в с к и й (смеясь и показывая зубы). А тебя? Молчи, старый греховодник!
К о р о м ы с л о в. Если что-нибудь в хозяйстве не так, господа, то простите холостяка. Журочка… Господа, вы все познакомились с Журочкой? – покажись им, Жура. Это мой племяш из Костромской губернии, талантливый мальчишка… Похозяйничай, Жура, не смущайся. За дамами поухаживай.
Т е п л о в с к и й. Ну, у тебя дам не богато.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а (не меняя позы). А я?
Т е п л о в с к и й. Да какая же вы дама? Вы девица Саломея, да еще в руках у этого Ирода… Друг мой, Павел, так нельзя – ты себя компрометируешь: разве это рояль? (Берет две-три ноты.) Мог бы обзавестись настоящим инструментом: денег зарабатываешь ой-ой!
К о р о м ы с л о в. Вы не устали, дорогая? Ну, потерпите, потерпите, искусству нужно приносить жертвы. Денег нет, напрокат взял, – а что, дрянь?
М е н т и к о в. Шер метр, давайте я похозяйничаю. Я умею.
К о р о м ы с л о в. Вы? Ну ладно. А поить будете?
М е н т и к о в. Я-то? Я сам уже выпил четыре рюмки коньяку, а вот теперь ликеру… или еще коньяку? Посоветуйте, Торопец.
Т о р о п е ц (издали). Ну вас к черту.
Смех.
Л ю д в и г С т а н и с л а в о в и ч. Он вчера у Торопца эскиз стащил.
М е н т и к о в (рисуясь). Что за выражение… Так как же, Журочка… тебя зовут Жура? – что же мы теперь будем делать? Вам чего прикажете подать, Яков Львович?
Т е п л о в с к и й. Видно, я уж сам подойду.
А л е к с е й. Павел Алексеевич…
К о р о м ы с л о в. Что скажешь, голубчик?
А л е к с е й. Вы это всем дамам говорите?
К о р о м ы с л о в. Что такое говорю?
А л е к с е й. Что искусство требует жертв.
К о р о м ы с л о в. Всем. Они любят ласку.
А л е к с е й. А искусство – жертвы?
К о р о м ы с л о в. А искусство любит жертвы. Как ты находишь, Торопец? – что-то ты все косишь глазом.
Т о р о п е ц (энергично качая головой). Нет, не нравится.
К о р о м ы с л о в. Ого… А что же тебе не нравится?
Л ю д в и г С т а н и с л а в о в и ч . Пустяки. Взято сильно. Торопец торопится.
Смех.
М е н т и к о в. Нет, вы представьте себе эту новость: я уже шестую рюмку пью, я уже совсем пьян! Катерина Ивановна, не браните меня сегодня: я уже шестую рюмку пью… Вы икорки, икорки свежей возьмите, редкостная икра, Яков Львович! Сам покупал у Елисеева.
Т е п л о в с к и й (прожевывая). Вы? Это почему же?
М е н т и к о в. По поручению Павла… Павла Алексеевича. (Громким шепотом.) Яков Львович, а вы заметили, как хороша сегодня наша Екатерина Ивановна? Безумие! Отчего вы у них редко бываете?
Т о р о п е ц. А я тебе говорю, что в ней Саломеи нет и ни на грош. Саломея… Это, брат, такое… у нее, брат, в одних глазах столько этакого, что так тут и сгоришь, как соломенная хата. А это что? – девица из немецкой портерной. Са-а-ломея!
А л е к с е й (иронически). Я тоже нахожу, что здесь нет Саломеи. Саломея – тип весьма определенный.
Т о р о п е ц. Верно.
К о р о м ы с л о в. А вот мы сейчас вам покажем… Нуте-ка, дорогая, взгляните-ка на этого Фому неверного… знает как?.. Так, именно, – здорово!
Екатерина Ивановна взглядывает на Торопца и с хохотом сбегает с возвышения. Аплодисменты.
Т е п л о в с к и й. Браво, Саломея! Сгорел художник, соломенная хата.
М е н т и к о в. Браво, Саломея!
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Налейте мне вина, Тепловский. А вам хотелось бы, чтобы я на вас так взглянула?
Т о р о п е ц. Скажите, как удивили… Ну и взглянула, ну и обожгла, н-ну и пронзила… так зачем же ты ее без глаз берешь. Что это тебе -институтка? А где страсть? – а где грех и это, как его… вожделение? Ага!
К о р о м ы с л о в. Вздор!
Л ю д в и г С т а н и с л а в о в и ч. Конечно, вздор! Как вы не понимаете, Торопец: тут взять момент, когда страсть еще скрыта… она дрожит только в веках… но еще мгновение и… Грех – в этой линии плеч, в волнистом изгибе груди…
А л е к с е й. Вы про кого, господа художники, говорите? Про Екатерину Ивановну? Какое странное искусство!
К о р о м ы с л о в. Про Саломею, Алеша! Господа, где же Лиза?
Т о р о п е ц (сердито). Про какую еще Екатерину Ивановну? Ну и плечи, ну и грудь, – это мне всякая натурщица даст… а ты глаза мне дай! Ведь я же видел, ведь это же богатство.
К о р о м ы с л о в. Экую чепуху ты говоришь, Торопец.
Идет, прислушиваясь к спору, разыскивает Лизу. Спор двух художников продолжается. Алексей, пожимая плечами, отходит к столу.
Т е п л о в с к и й. Ваше блюдо пусто, Саломея, позвольте мне положить на него свою голову.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Вы хотите ее потерять?
Т е п л о в с к и й. Хочу быть вашим пророком.
М е н т и к о в. Ха-ха… Это остро сказано. (Напевает.) «Так жизнь молодая проходит бесследно…» Господа пророки, выпьемте еще по одной!
А л е к с е й. Катя… Георгий скоро приедет?
Коромыслов садится около Лизы.
К о р о м ы с л о в. Что это вы в темноту забрались, Лизочка? Вам здесь не скучно.
Л и з а. Нет.
К о р о м ы с л о в. Правда, здесь глаза отдыхают. Но какую околесицу несет Торопец, вы слыхали? Странный мы народ, художники…
Л и з а. Да.
К о р о м ы с л о в. Лиза… (Берет ее за руку.)
Л и з а. Нет, оставьте мою руку. Павел Алексеевич, это правда, что Ментиков… Катин любовник? – я видела сегодня… нечаянно… на лестнице, как он поцеловал Катю.
К о р о м ы с л о в. Да? Лиза, девочка вы моя милая…
Л и з а (прячась от него в угол дивана). Оставьте меня, слышите? Господи, Господи… Да уходите же! И как вам не стыдно говорить со мной, называть меня Лиза. Уходите, вы слышите?
Коромыслов стоит в раздумье. Пожав плечами, медленно выходит.
М е н т и к о в….остро сказано. Господи, я сегодня так всех люблю, что готов со всеми выпить на брудершафт… (Оглядывается и ищет.) Жура, хотите?
Т о р о п е ц. А раз любите, то и налейте мне рюмочку… да нет же, очищенной. Где тут эта самая… как его… ветчина? (На кончике вилки тянет длинный кусок ветчины.)
К о р о м ы с л о в. Кутишь, Торопец? Ты лучше расскажи, как ты устрицы в Италии ел. Ну, как, дорогая, отдохнули? Пожалуйте на эшафот.
А л е к с е й (смеясь). На эшафот? Странное искусство… и вообще странные у вас разговоры, Павел Алексеевич! Не забудь же, Катя, что мне нужно с тобой поговорить.
Е к а т е р и н а И в а н о в н а. Хорошо. Я помню.
К о р о м ы с л о в (хмуро). Ехал бы ты, Алексей, в свои меблированные комнаты.
А л е к с е й. Выгоняете, Павел Алексеевич?
К о р о м ы с л о в. Я, брат, даже Ментикова не выгоняю, а не то что такого доблестного юношу, как ты. Просто отеческое попечение о твоем же благе. Идем, Екатерина Ивановна.
Оба художника и Ментиков смеются. Екатерина Ивановна становится в позу, Тепловский перебирает клавиши. Минуты сравнительного затишья.
Л ю д в и г С т а н и с л а в о в и ч. Ментиков! Говорят, что у вас можно достать билеты в Думу.
М е н т и к о в. Сколько угодно! А этюдик будет? – даром не даю.
Т о р о п е ц. Дайте, пан, все равно стащит.
А л е к с е й (серьезно). Очего вы его не бьете?
Т о р о п е ц. Его-то? Да не пробовали еще, а надо-таки попробовать.
М е н т и к о в (вставая). И это вся награда за любовь к искусству. Ах, люди, люди, как вы злы!… (Напевая: «Так жизнь молодая проходит бесследно…», идет к темному углу, где Лиза).
Т е п л о в с к и й. Катерина Ивановна! Будем кутить сегодня. Поедемте в автомобиле на острова – помните, вы мне обещали? Я так не отстану.
К о p о м ы с л о в. Не мешай, гнусный соблазнитель! Лучше сыграй что-нибудь по своей части. Ведь вижу, что завидки берут, – ну и покажись во всей своей красоте.
Ментиков садится возле Лизы.
М е н т и к о в. Мечтаете? Мечты, мечты, где ваша сладость… Эх, Лизавета Ивановна! Вы ангел чистоты и невинности, и вы не можете этого понять, что нас гонит к алкоголю, одиноких и бесприютных мужчин. Ведь я буквально один, или как говорит Демон: опять один! Эх, Лизавета Ивановна!… Лизочка…
Л и з а. Не смейте так!
М е н т и к о в (нагло). Отчего же так: не смейте. А Коромыслов может?.. странно! Лизочка!
Л и з а (вставая). Я сейчас Алексею Дмитриевичу скажу.
М е н т и к о в (пугаясь). Ну, ну, я не буду – я ведь шучу. Я шутник. Это люди почему-то считают меня мрачным, а ведь я шутник! Лизочка, виноват, Елизавета Ивановна, – ну, а ручку можно? Только пальчик, один малюсенький, невинный пальчик… Да я же шучу, как это глупо! (Последние слова договаривает один, так как Лиза ушла. Еще некоторое время Ментиков сидит за занавесом, ожидая, не будет ли шуму; потом незаметно выходит и окольными путями пробирается к столу.)
