Пьер Бомарше - Драматические произведения. Мемуары
Этот ответ г-на де Мольда, точный и честный, как всё, что он пишет, замечателен тремя пунктами:
1. Его уверенностью в том, что все эти перепродавцы голландских товаров, пользующиеся покровительством — Константини и компания, — не простят мне того, что я помешал им нагреть руки на моих ружьях. «Я полагаю, — говорит он, — что вам, для того чтобы парировать в дальнейшем их адские козни, поскольку эти смутьяны-спекулянты на них не поскупятся…» и т. д.
2. Искренним стремлением выполнить в отношении этих ружей обязанности, вменяемые ему договором от 18 июля, в полном соответствии с распоряжением Лебрена, обязанности, которые он отнюдь не считал мнимыми.
3. Усталостью от бесконечных обид, которые он не переставал терпеть из-за моего дела на протяжении восьми месяцев, пока вел о нем переговоры и защищал его перед Голландскими штатами (прочтите его письмо).
Следственно, долгие и утомительные притеснения со стороны Голландских штатов действительно имели место, бдительный посол не терял их из виду на протяжении восьми месяцев, не переставал беспокоить ими французских министров, и Лебрену, который сейчас делает вид, что получает сведения о происходившем от нового нашего представителя, уши прожужжали и глаза намозолили сначала как управляющему делами, а потом как министру два десятка депеш г-на де Мольда и мои настойчивые требования.
Господин де Мольд прислал мне вместе со своим ответом официальное письмо к французскому командующему в Брюсселе. Вот оно.
«Гаага, сего 22 ноября 1792,
1-го года Французской республики.
Гражданин!
Поскольку присутствие в этой стране г-на Томсона из Брюсселя совершенно необходимо, чтобы довести до конца покупку оружия, осуществленную для правительства нашей республики г-ном Бомарше, прошу вас, гражданин генерал, обеспечить г-ну Томсону паспорт, необходимый для этой поездки.
Служить родине — вот наш долг и счастье. Любить единственно родину — вот культ, достойный нас, истинных французских республиканцев.
Подпись: Эмм. де Мольд де Осдан».
Двадцать четвертого ноября я попросил у нашего полномочного посланника, на этот раз официально, копии писем, полученных им от различных министров по делу о ружьях. Он ответил, что в дипломатии принято давать не копии писем, в которых может идти речь и о других предметах, а только соответствующие выдержки. Он готов был мне их послать.
Можно выделить следующую фразу моего письма: «Я не заговариваю уже об этом роковом залоге и т. д., который никак не прибудет и т. д., потому что злой умысел, его задерживающий, ни в какой мере не исходит от Вас и потому что Вы, как и я сам, многократно писали о нем министру и т. д.»
Можно выделить в ответе г-на де Мольда слова: «Мы должны иметь возможность внести этот залог, или мы ничего не получим. Вы не сомневаетесь в том, что я неоднократно повторял это соображение министру, которому, как я предполагаю, гражданин Бомарше пишет с каждой почтой».
Увы! Да, я ему писал. Г-н де Мольд ему писал. Константини также, вне всякого сомнения, ему писал. Применение, которое он нашел этим трем перепискам, отвратительно, оно является последним актом этой министерской драмы; но, поскольку это финал, я должен, до его представления, ознакомить вас с моим настоятельным письмом от 30-го и ответом г-на де Мольда относительно доставки моего товара. Эти документы слишком важны, чтобы не включить их в текст. Вот мое письмо.
«Гаага, сего 30 ноября 1792,
1-го года Республики.
Гражданин полномочный посланник Франции!
Я имею честь поставить Вас в известность, что брюссельский оружейник, которого мой голландский поставщик и я договорились вызвать в Тервер для установления в моем и Вашем присутствии количества оружия, упакованного в ящики и хранящегося на складе вот уже более семи месяцев, прибыл в Гаагу, наконец получив паспорт, выданный французским генералом, командующим в Брюсселе, в соответствии с просьбой, которую Вы сами ему адресовали.
Я предупреждал Вас в свое время, гражданин посланник и посланник-гражданин, что мы отдаем этому брабантскому оружейнику предпочтение перед всеми иными потому, что этому человеку с самого начала было поручено перевезти оружие из крепостей Малин и Намюр в Зеландию, а затем отремонтировать часть ружей, имевших в том наибольшую нужду; он смазал и упаковал это оружие, вручив затем заверенную его опись моему поставщику, который впоследствии передал ее мне, в свою очередь заверив.
Поскольку из-за министерского недоброжелательства требуемый залог до сих пор задерживается во Франции, хотя мы неоднократно его просили и нам неоднократно его обещали, голландское недоброжелательство, пользуясь этим предлогом, препятствует погрузке и вывозу оружия, и Вы знаете не хуже меня, что момент, когда голландцы готовы были одуматься после побед Дюмурье, уже почти упущен в связи с декретом Национального конвента об открытии для навигации рек Мезы и Эско. Поэтому я имею честь просить Вас и даже настоятельно требовать (извините мне жесткость термина, вызванную жесткостью обстоятельств), я имею честь, повторяю, просить и настоятельно требовать, чтобы Вы отправились вместе со мною в Тервер, дабы принять там от меня в Вашем качестве генерал-майора законные права владения и оружие как таковое, давно уже мною оплаченное и подлежащее оплате со стороны государства в момент действительной передачи, согласно договору, заключенному 18 июня сего года военным министром Лажаром и министром иностранных дел Шамбонасом, в соответствии с мотивированным мнением трех объединенных комитетов: дипломатического, военного и Комитета двенадцати; Вас к этому обязывает договор, смысл которого недвусмысленно подтвержден 20 сентября министром Лебреном, пославшим его Вам через меня, а также специальное распоряжение, отданное Вам этим министром в отношении выполнения касающейся Вас части этого договора, содержащееся в письме от 20 сентября, которое я вручил Вам по прибытии в Гаагу.
Простите, но я обязан предуведомить Вас, гражданин полномочный посланник, что, если по причине Вашего отказа осуществить мое требование и из-за войны между Францией и Голландией, которая, к сожалению, представляется слишком неотвратимой, наше отечество лишится оружия, ему принадлежащего, либо потому, что оно будет разграблено, либо потому, что Голландия захватит его, — я буду вынужден с сего дня возложить всю ответственность на Вас, как я уже возложил ее в Париже на французское министерство, поскольку оно фактически отказало мне в отправке в Голландию залога, обусловленного договором от 18 июля, тем самым нарушив его условия, и Вы будете отвечать перед нацией за все потери, которые она понесет в результате Вашего отказа выехать в Тервер.
Я написал министру Лебрену, требуя, чтобы это было доведено до сведения Временного исполнительного совета, что я ничего не предприму в Голландии, не оформив этого по всей строгости закона, поскольку мне отлично известно, откуда исходят препоны, и поскольку я намерен изобличить перед нацией все подлые интриги, которыми, к сожалению, запутали и оплели наших министров, чтобы воспрепятствовать доставке этого оружия во Францию.
Примите, гражданин полномочный посланник Франции, почтительный поклон от старого гражданина
Подпись: Бомарше».
Я был болен; письмо отправил один из моих друзей, которому де Мольд и ответил.
«Гаага, сего 30 ноября 1792 года.
Гражданин!
Я могу только передать гражданину Карону Бомарше безоговорочное повеление военного министра. Обсуждать его не мое дело. Наше министерство требует от нас неукоснительного соблюдения полученных указаний. Я их осуществляю официально. Таков мой долг. Как частному лицу, мне известно, к чему обязывают меня честь и справедливость, и мне нет нужды испрашивать на этот счет чьего-либо совета. Но как представитель министра и тем самым подчиненный, я могу только повиноваться. Вы понимаете, что я лишен отныне возможности поехать в Тервер. Вполне вероятно, что причины распоряжения, которое меня удивляет, вскоре прояснятся; возможно даже, что Вы узнаете о них раньше, чем я, так как до меня новости доходят очень медленно.
