Александр Галин - Группа
(Рубцовой.) Вы устали еще больше, мне кажется.
Молчание.
Рубцова. Это впечатления от карнавала, большие впечатления…
Потаповский (с трудом). Сказать по совести, ничего подобного я тоже не ожидал. Особенно, когда пошли эти рыцари.
Таня. Мне больше всего понравились дети, девочки с флейтами.
Рубцова. И все-таки где-то итальянцам изменяет вкус, от кое-каких изображений стоило бы отказаться — недоумение вызывает.
Потаповский. Когда мы на парадах своих трактора какие-нибудь тащим, итальянцы, наверно, думают: чего это русские так трактора уважают?
Таня. Эта символика идет у итальянцев из древности: карнавалы устраивали после сбора урожая. Это символика плодородия, полноты жизни.
Потаповский. Конечно, у каждого народа свои обычаи.
Молчание.
Рубцова. Тут вас искали подруги.
Таня. Какие подруги? (Пауза.) Мне звонила жена американского посла — спасибо, мне уже передал секретарь. Нельзя сказать, чтобы мы были близкими подругами…
Потаповский (тяжело). Миссис Браун, я буду в Риме, я еще переговорю с послом. Поддержку, какую надо по нашей линии, вам предоставим. Есть смысл итальянскую сторону тоже подключить. У вас здесь какие-то филиалы есть в Италии? Я думаю, что женщины наши не будут против: итальянцы все-таки — законодатели мировой моды. Вы с этим согласны, Нина Михайловна?
Рубцова(тихо). Согласна.
Потаповский. Ваше дело будет, так сказать, доставить предложения миссис Браун, связать заинтересованные стороны.
Молчание.
Таня. Алексей Николаевич, а что все-таки нам мешает отправиться сейчас? Нина Михайловна, вы просили еще немного времени, вы успели оставить поручения своим помощникам? Я люблю летать ночью! А если мы не слишком устанем от перелета, завтра за завтраком мы все это начнем обсуждать.
Рубцова. Да? Прямо вот так вот за завтраком?
Молчание.
Таня. Назначьте другое время, какое вам будет удобней. Я не тороплюсь, можно еще раз взглянуть на карнавал. Улетим в Рим завтра.
Потаповский. Я поговорил с послом о вашем желании съездить на могилы близких. Это сейчас вполне выполнимо. Здесь будет проявлен, я думаю, гуманизм. Посол готов принять вас… и возможно, затронуть…
Молчание.
Рубцова. Зачем вам ехать к нам, Таня?
Таня. Если б я могла ответить на этот вопрос! Я видела все! Сейчас даже трудно назвать страну, где я не была. Двадцать пять лет я не была там… Не могу сказать, что меня туда тянет. Раньше я не хотела, чтобы мои дети говорили по-русски. Два мальчика и две девочки… Теперь я решила, что будет лучше, если они научатся говорить на языке своей матери. Старший просто бредит Россией. Я хочу взять их с собой, показать город, где я жила…
Рубцова. Хотите вернуться на белом коне?
Молчание.
Таня. Я люблю черных лошадей. Жаль, вы не увидите мою вороную кобылу. Бедная, несчастная, маленькая женщина… Нина… дайте я назову вас так: Нина… Как вас забыть? Среди всех масок сегодняшнего карнавала ваше лицо было самым печальным. Мне вас жаль, хотя здесь полагается вас бояться. Мне жаль. Я ожидала, что наша встреча не будет вам приятной. Может быть, поэтому я так стремилась сюда. Мне стыдно в этом признаться, но я удовлетворена. Мне стало легче дышать на этой земле. Всё! С вами я могу расстаться навсегда. Прощай, собачница… если бы ты поняла, что это такое. Не знаю, на каких поводках у вас там водят людей, но собакам лучше без поводков. Жалко, что вы не побываете никогда в моем доме в Баварии. Я показала бы тебе породистых сучек. Ты меня заразила своей страстью. Я показала бы тебе, как живут мои собаки — они живут у меня, где хотят: поле, замок — всё их! Ах, когда я приезжаю, что творится в доме! Какой лай, какой визг, как они меня ждут, как ликуют, целуют. Все несутся, ломая кусты, прыгают в машину. Они живут, где хотят, мои собаки… они никого не кусают!
Рубцова. Ну что же, госпожа Ильина, теперь-то уж я вас запомню!
Таня. Ах, я правильно догадалась! Вначале я хотела привести в подарок щенка, маленькую сучку, а не эти пошлые бриллианты. Но потом мне стало жаль собаку — чтобы и ее на короткий поводок!
Тягостное молчание.
Господь вам в помощь, Нина Михайловна. Рада была вас увидеть.
Рубцова. Врешь! Не рада ты меня видеть. Рада бы ты была, если бы я легла во тут у твоих ног! Не сладила, не сладила, Таня, с Рубцовой, не сладила!
Таня. Алексей Николаевич, если у вас не изменились планы, я пробуду в Венеции еще несколько часов. Я решила встретить утро у себя дома на берегу. Приходите в отель «Даниэле». Мой самолет в аэропорту «Марко Поло». Если хотите, приезжайте прямо туда. А не успеете, вот мой итальянский адрес, телефон — тут написано.
Входят Лена, Катя и Клава с пакетом.
Потаповский. Спасибо вам за прекрасный вечер в Венеции — это было незабываемо.
Таня. Мы попали на настоящий карнавал! Алексей Николаевич, говорят, там моя улица снесена, застроена по-новому? Говорят, на месте моего дома ничего нет, залили асфальтом площадку. Вы давно были в родном городе?
Потаповский. Давно. Он не родной мне. Родился я в соседней Свердловской области, свердловский я паренек… Я провожу вас сейчас.
Катя (улыбнулась ей). Так вот никак не можем проститься.
Таня. Вы давно были в Союзе?
Катя. В Союзе? Осенью, я же вам рассказывала. Хотите съездить? Вообще-то интересно посмотреть после большого перерыва.
Таня (Лене). Напишите мне свое имя.
Лена (волнуясь). Сейчас. Дай ручку, Катя! Сейчас. У тебя нет, Катя?
Катя. Возьми карандаш для ресниц.
Лена (пишет). «Лена… Елена…»
Катя. Что ты пишешь? Как ты в документах?
Лена (пишет). «Лейла Дауд ибн Саид…»
Таня. Я буду в Америке в апреле… Позвоните мне, Катя.
Катя. Спасибо.
Таня выходит.
Ленка, ты в порядке!
Потаповский (Рубцовой). В общем… будь здорова.
Рубцова. Позвоню в Москву, звони тоже.
Потаповский. Скажу сыну, чтоб позвонил — сказал, на каком кладбище положат.
Рубцова. Останься, Алексей Николаевич, мы так и не поговорили.
Потаповский. Еще, может, успею к ночному поезду в Геную. Вот и делегация твоя собирается. (Клаве.) Ну что, водолаз, всплыла?
Клава. Пока команды «погружение» не было. Будут какие указания, товарищ консул?
Молчание. Потаповский выходит.
Катя. Ну что, Лен, пора и нам в «Лагуну».
Лена. Клава, письма опустишь прямо в «Шереметьеве».
Клава. Лен, ты язык-то знаешь хорошо?
Лена. Ну знаю.
Клава. Еще раз тебе говорю: давай к нам. Работать будешь в порту. Там же иностранцы, если ты уж так без них не можешь. Там у нас все время корабли приходят, по два месяца стоят… те же американцы. Пожалуйста, общайся с ними, если хочешь.
Катя. А может, рванем, Лен? Погода как там у вас под Мурманском?
Клава. Погода хорошая — микробы умирают на лету.
Катя. Может, действительно мне пора осесть где-нибудь, написать книгу про мою страшную жизнь, назвать «Мама, зачем ты меня родила?».
Лена. Катя, считаешь, стоило мне ехать сюда, тратить последние деньги?
Катя. Ты в порядке! Она тебя пригласила с собой за стол, она тебя запомнила — взяла имя. Это значит, с грин-картой проблем не будет. Если она за тебя поручится, въезжай в Юнайтед Стейц на всю жизнь. Теперь задача у нас похудеть. С моим тридцатником и твоими боками мы так дальше «Пуэро-Рико» не двинемся. Для англо-сакса килограммов десять надо оставить.
Лена. С нашими деньгами это нетрудно.
Катя. Что, Клава! Прощай, подруга! Будешь мимо Харькова проезжать на юга… поклонись, если меня вспомнишь. Не знаю, в какой земле меня похоронят, но мама там навсегда осталась. Только это у тебя прошу.
Клава. Куда же вы теперь?
Катя. Пока неясно, но отсюда, в общем-то, можно в любом направлении. Надо в Каннах отметиться — там скоро фестиваль, Дом кино соберется. Швейцария рядом, сама понимаешь…
