Джон Синг - Удалой молодец - гордость запада (Герой)
Вдова Куин. Ты сам рехнулся, с тех пор как тебя по башке двинули. Этот паренек — гордость всего Запада.
Мехоун. Я вижу, что это мой сын.
Вдова Куин. А я вижу, ты ополоумел.
За сценой крики.
Слышишь ты, как его там на каждом повороте дороги чествуют? А ты ведь сам рассказывал, что сын у тебя дурак, а кто же станет чествовать идиота от рождения?
Мехоун (растерянно и печально). Может, и впрямь несуразно, чтоб это был он. (Опять развеселившись.) Уж его-то, конечно, никто не станет чествовать. О, да я, должно быть, действительно помешался и только добрых людей пугаю! (Садится, приложив руку к голове.) Было однажды, что я видел десять ярко-красных чертей, которые хотели закупорить мою душу в водочную бутылку, а в другой раз я видел крысу, величиной с барсука, которая высасывала у меня кровь из ушной мочки, но никогда в жизни мне еще не случалось принимать этого слюнтяя за человека. Видно, я и на самом деле рехнулся.
Вдова Куин. А что же тут удивительного, если тебе башку раскроили пополам?
Мехоун. Чтоб мне подохнуть вместе с ним от жажды, никогда я еще не лишался рассудка, а ведь еще трех недель не прошло с тех пор, как я с утра до ночи пьянствовал с девками из Лимерика до одури, до бесчувствия. (Внезапно обращается к вдове Куин.) Что, у меня лицо не перекосило?
Вдова Куин. Конечно, перекосило. У тебя и смех-то безумный, это всякий младенец тебе окажет.
Мехоун (несколько повеселев). Тогда не пойти ли мне вниз, в больницу, там меня, наверно, примут с распростертыми объятиями. (С большой гордостью.) Я тебе скажу, я самый страшный, самый бешеный больной из всех, какие есть, я там у них один раз уже был и так в смирительной рубашке рычал, что семь докторов вокруг меня собрались и все мои слова записывали в печатную книгу. Можешь ты этому поверить?
Вдова Куин. Хоть ты и чудо заморское, а ты все-таки отсюда выметался бы, а то здесь наши мальчишки раз как-то поймали одного такого помешанного и так его бедного камнями закидали, что он от них бежал себя не помня, с пеной у рта, и так и бросился в море и потоп.
Мехоун (рассудительно). Это верно, люди обычно злы бывают, как черти, когда у тебя голова не в порядке. Ты меня выпусти, и я проберусь как-нибудь вдоль по тропинке, чтобы никого не встретить.
Вдова Куин (выпроваживает его). Вот и прекрасно. Беги сейчас направо, и никто тебя не заметит.
Мехоун убегает.
Филли (глубокомысленно). Ты чего-то хитришь, вдова Куин. Но я пойду за ним, накормлю его обедом и дам ему выспаться, и тогда посмотрю, правда ли он сумасшедший или так же здоров, как ты.
Вдова Куин (встревоженно). Если ты пойдешь за ним, то не сносить тебе головы. Это я тебе правду говорю. Ты разве не слыхал, как он сам признался, что по временам на него находит?
Филли. Мало ли чего он тут болтал. И сдается мне, мы еще порядком позабавимся до вечера. (Уходит.)
Джимми. Ну, уж этот Филли — упрямый и глупый человек. Как у этого сумасшедшего голова будет варить, Когда у него черепок-то треснувши? Я пойду за ними, чтобы посмотреть, как он бросится теперь на Филли. (Уходит.)
Вдова Куин прячет принесенный ею самогон под стойку. За сценой шум многих голосов.
Голоса. Вот он какой! Вот так прыгун! Вот так ездок! Молодец! Этот всех победит! Несите его, несите сюда!
Входит Кристи, в костюме жокея, в сопровождении Пегин Майк, Сары и других девушек и парней.
Пегин (к толпе). А теперь уходите и не приставайте к нему больше. С него пот градом льет. Ступайте отсюда, я вам говорю, и начинайте тянуть ваш канат, а он покуда обсохнет.
Толпа. Вот его призы! Волынка! Скрипка, на которой в старину играл бродячий певец, и дубинка из терновника, которой можно выгнать всех ученых дураков из города Дублина!
Кристи (берет призы у парней). Покорно благодарю, очень, очень вам признателен. Но это все пустяки, вы бы посмотрели, как я недавно человека одного уложил на месте с одного удара.
Деревенский глашатай (за сценой звонит в колокольчик). Внимание! Последнее состязание сегодня! На лугу будут тянуть канат — кто кого перетянет! Идите все, от мала до велика! Граждане Мейо нынче себя покажут!
Пегин. Уходите же, дайте ему отдохнуть и обсохнуть. Идите, идите, вам говорят. Сегодня он уже ничего делать не будет. (Выпроваживает толпу.)
Вдова Куин уходит с остальными.
Парни (уходя). Ну, идемте. Счастливо оставаться!
Пегин (сияющая, вытирает лицо Кристи своим шейным платком). Ну и молодец же ты! Теперь ты заживешь на славу, когда ты сумел выиграть такую массу призов и еще по такой жаре в самый полдень.
Кристи (радостно смотрит ей в лицо). Тогда я только заживу на славу, когда выиграю самый главный для меня приз. А приз этот — твое обещание выйти за меня замуж через две недели, как только успеют оглашение сделать в церкви.
Пегин (отстраняется от него). И ты смеешь мне это говорить, когда всем известно, что ты к какой-нибудь девке полетишь в свою деревню, как только месяцев через четыре-пять твой отец окончательно в могиле сгниет.
Кристи (возмущенно). Мне уйти от тебя? (Следует за ней.) Никогда. А вот станет теплее месяца через четыре, через пять, пойдем мы с тобой бродить по росе на берегу Нейфина, когда солнце сядет, и сладким духом повеет в воздухе, и, может, тонкий и чистый молодой месяц будет спускаться за холмы.
Пегин (смотрит на него с лукавой усмешкой). Ты что же это, собираешься любовью заниматься на берегу Нейфина, темной ночью, точно вор какой?
Кристи. Не очень-то ты тогда будешь разбирать, что у меня за любовь, воровская или, может, графская какая, как обхвачу я тебя этими руками, и потянешься ты ко мне, а я буду лепить тебе в губы поцелуй за поцелуем. И уж тогда я, право, самого господа бога пожалею, что он во веки веков сидит один-одинешенек на своем золотом престоле.
Пегин. А что, славное бы это было дело, Кристи Мехоун. Пожалуй, не одна девчонка надорвет сердце себе, искавши, прежде чем на такого, как ты, набредет, что так красно говорит и обращение имеет такое обходительное.
Кристи (ободренный ее словами). Погоди, дай срок, то ли еще будет, когда мы после страстной пятницы пойдем бродить по Эррису да, глотнув из ключа, станем мокрыми губами целоваться или на солнце в траве играть, и будешь ты лежать вся как есть в цветах по шею, только голова твоя видна будет.
Пегин (тихо, захваченная убежденностью его тона). А как думаешь, хороша я тогда буду?
Кристи. Ты-то? Да если бы все епископы в золотых митрах тебя увидали, ума бы они решились, словно святые пророки, когда они Елену Троянскую с небес заприметили и чуть все райские решетки не выломали. А она-то, Елена-царица, знай себе взад и вперед прогуливается, а цветы у нее к золотой шали пришпилены.
Пегин (с непритворной нежностью). И что это ты, Кристи Мехоун, во мне нашел, что я тебе полюбилась, когда ты такой герой и смельчак и говоришь, словно стихи читаешь?
Кристи (тихо). А разве твое сердце не горит светом семи небес? Ты будешь сиять передо мною теперь, словно ангельская лампада, и освещать мне дорогу, когда я темной ночью пойду бить лососей в Оуэне и Кэрроуморе.
Пегин. Если бы я стала твоей женой, Кристи Мехоун, я бы тебе не дала в эти ночи одному оставаться. Увидал бы ты, как я умею подольститься к начальству и какой у меня нрав веселый, что каждой-то звездочке на небе я сметное прозвище дам.
Кристи. Тебе уходить со мной? Чтобы ты насмерть простудилась, стоя под градом или бродя по утренней росе среди туманов?
Пегин. Ничего, мы с тобой легко укроемся под любым кустом. (С дрожью испуга в голосе.) Но все это, может, пустое. Потому с чего это такому орлу, как ты, селиться в нашей дрянной хибарке под соломенной крышей.
Кристи (обнимает ее за талию). Не будь я добрым христианином, я бы на голых коленках каждой соломинке в твоей крыше молился, каждому камешку на тропинке к твоему дому!
Пегин (сияя от радости). Если только это правда, я каждый день теперь буду всем чудотворцам свечи ставить, что они привели тебя сюда с юга. А там хоть сейчас повенчаемся, у меня уже все платья для приданого куплены.
