Петр Киле - Мишель Лерма, или Упоение юности
СВЯТОСЛАВ. Погостит в Москве.
МИШЕЛЬ (просматривая письмо). Любезная кузина! (Про себя.) Гусарскую браваду пропустим. (Читает.) «Алексис мог рассказать вам кое-что о моем житье-бытье, но ничего интересного, если не считать таковым начало моих приключений с m-lle Сушковою, конец коих несравненно интереснее и смешнее. Если я начал за нею ухаживать, то это не было отблеском прошлого». (Поднимает голову.) Конечно, нет. (Читает.) «Вступая в свет, я увидел, что у каждого есть какой-нибудь пьедестал: богатство, имя, титул, связи… Я увидел, что если мне удастся занять собою одну особу, другие незаметно тоже займутся мною, сначала из любопытства, потом из соперничества.
Я понял, что m-lle S., желая меня изловить (техническое слово), легко себя скомпрометирует со мною. Вот я ее и скомпрометировал, насколько было возможно, не скомпрометировав самого себя».
ШАН-ГИРЕЙ (обратив внимание на рукопись). Это пьеса?
СВЯТОСЛАВ. Первое действие. Оно уже оформилось. Завязка есть.
ШАН-ГИРЕЙ. Маскарад?
СВЯТОСЛАВ. На маскараде и завязывается действие. Молодая жена Арбенина, ужасного типа, теряет на маскараде браслет; его подбирает легкомысленная дама и дарит князю, у которого супруг узнает браслет жены, и ревность в нем вспыхивает…
ШАН-ГИРЕЙ. Как у Отелло?!
СВЯТОСЛАВ. Боюсь, да. Только у нас цензура ничего подобного не пропустит.
МИШЕЛЬ (пишет, проговаривая вслух). «Итак, вы видите, я хорошо отомстил за слезы, которые проливал из-за кокетства m-lle S. 5 лет тому назад…
Но довольно говорить о моей скучной особе, побеседуем о вас и о Москве. Мне передавали, что вы очень похорошели, и сказала это г-жа Углицкая; только в этом случае уверен я, что она не солгала: она слишком женщина для этого.
Она мне также сообщила, что m-lle Barbe выходит замуж за г. Бахметева. Не знаю, верить ли ей, но, во всяком случае, я желаю m-lle Barbe жить в супружеском согласии до серебряной свадьбы и даже долее, если до тех пор она не разочаруется!..» (Бросает перо и выходит в гостиную.)
ШАН-ГИРЕЙ. Мишель! Если Арбенин задушит Нину, то цензура не пропустит твою пьесу к постановке.
МИШЕЛЬ (расхохотавшись). Ты ошибаешься, Шан-Гирей! Он ее отравит.
ШАН-ГИРЕЙ
Ну, так, скажи, в каком живем мы веке?
МИШЕЛЬ
Он прав! У нас же виселицы в моде!
СВЯТОСЛАВ
Гусарскою бравадой заигрался!
МИШЕЛЬ
Мне кажется, помолодел я, странно,
На года три; мне весело живется,
Как расцветают по весне цветы,
Но мир вокруг по-прежнему жесток,
И мне без удали не победить!
СВЯТОСЛАВ
Не с женщинами воевать поэту,
С предметом вдохновенья и любви.
МИШЕЛЬ
Я с ними не воюю, а люблю,
Как бьется сердце с упоеньем, жизнь,
Природу, небеса, весь божий мир!
Входит Андрей.
АНДРЕЙ. Печь остыла. Самовар весь выкипел. Лишь печеные картофелины остались в золе, едва тепленькие. Достать?
МИШЕЛЬ (переглянувшись с друзьями). Если тепленькие еще!
Сцена 3
Маскарад у Энгельгардта. Бал в полном разгаре. Проносятся голоса: «Государь император! Его величество!» Между тем движение публики, прежде всего маскированной, продолжается, как ни в чем не бывало, поскольку явление в толпе царя в мундире кавалергардского полка и в венециане, пусть и без маски, носит вполне маскарадный характер, так сказать, частный, казалось, совсем без свиты и охраны, - маскарадные плащи, небрежно наброшенные на мундиры и головные уборы, которые и назывались венециане, не выделяли их из общей массы.
Голоса: «А где императрица?»
Три гвардейских офицера, высоких, статных, один красивее другого, держатся вместе, привлекая особое внимание дам, а с ними и невольное внимание мужчин. Заметив издали государя императора, они, переглянувшись, отходят в сторону. Диалог между ними: «Где Мишель?» - «Он всегда от нас отстанет, чтобы что-нибудь выкинуть». – «Уж он такой неугомонный!»
Между тем уехавшая вместе с августейшим супругом императрица, переодевшись, в голубом домино и маске в сопровождении двух дам и одного придворного, вернулась в дом Энгельгардта инкогнито, чтобы повеселиться всласть.
Войдя в залу, где яркое сияние люстр и канделябров, шум и смех множества публики в разнообразных и разноцветных одеждах, музыка производили впечатление нескончаемого праздника, дамы в голубом, красном и белом домино покинули кавалера и погрузились в круговорот карнавала, при этом императрицу, высокую, худую, подвижную и легкую, как и ее спутниц, толкали локтями, теснили, как простых смертных, что ее лишь забавляло и веселило.
Она заметила престарелого царедворца, который в придворном мундире, со звездами, набросив однако на плечи плащ, и в венециане, важно прохаживался в стороне, словно все ожидая – с молодых лет – хоть какого-нибудь приключения, может быть, в память посещения некогда карнавала в Венеции или Флоренции.
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Подойдем к Головину. (Головину.) Мсье, вы, должно быть, очень важное лицо при дворе.
ГОЛОВИН. А-с?
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Я хочу сказать, ваши ордена изумили меня.
ГОЛОВИН (покачнувшись в сторону дамы). Что-о?!
ГОЛУБОЕ ДОМИНО. Не могу ли вам чем помочь?
ГОЛОВИН. Мне, сударыня? Вы очень добры. Но время неумолимо. Веселитесь, пока молоды! (Машет рукой.)
ГОЛУБОЕ ДОМИНО (обращаясь к спутницам). Мсье Головин меня не узнал. Он принял меня за молодую искательницу приключений. Это восхитительно!
МИШЕЛЬ (в домино и маске, проходя мимо). Здесь все мы молоды! Даже старость – всего лишь уродливая маска, которая всех веселит!
Мишель в домино, небрежно наброшенном на мундир, время от времени сбрасывал его и маску, что привлекало к нему внимание дам. И вдруг перед ним промелькнула черная маска, которая уже не отходила далеко от него и всякий раз возвращалась, если он останавливался или терял ее из виду.
МИШЕЛЬ (у него забилось сердце). Мне кажется, я узнаю вас. Невероятно! Я встречал вас в Москве.
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ. Давно?
МИШЕЛЬ. И голос ваш, и маска с бисером – те же.
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ. И что же?
МИШЕЛЬ. А вот что!
Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта,
Светились мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста.
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ. Вы это сейчас сочиняете?
МИШЕЛЬ
Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит и шеи белизну.
Счастливец! Видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ. Продолжайте!
МИШЕЛЬ
И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ. Увы! Как земной женщине соперничать с бесплотным виденьем?
МИШЕЛЬ
И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.
НЕИЗВЕСТНАЯ В МАСКЕ (как эхо: исчезая). Мы вновь увидимся, как старые друзья.
Три гвардейских офицера замечают Мишеля, проговаривающего стихи как в забытьи в окружении смеющейся публики. Один из них (Монго-Столыпин): «Мишель, очнись!» Мишель оглядывается вокруг и устремляется за Неизвестной в маске. Но уже нигде не находит.
МИШЕЛЬ
Она была или приснилась мне?
Или душа ее витала в свете,
Покинув землю, с ангелом летящим?
Она больна? Уж при смерти? Что делать?
Явилась попрощаться и сказать:
Увидимся, как старые друзья!
Сцена 4
Квартира Арсеньевой Е.А. Гостиная и кабинет Мишеля.
Шан-Гирей и Мишель играют в шахматы.
Входит Андрей.
АНДРЕЙ. Письмо от Елизаветы Алексеевны.
МИШЕЛЬ (радостно вскакивая на ноги). Наконец-то! Письмо из Москвы. Еще не доехала до Тархан. (Вскрывает письмо и меняется в лице.)