Иоганн Гете - Собрание сочинений в десяти томах. Том пятый. Драмы в стихах. Эпические поэмы

Только увидел король, как появился у круга
Рейнеке, гладко остриженный весь и натертый до блеска
Маслом и салом, — так со смеху он покатился.
«Лис! Это чья же наука? — воскликнул он. — Видно, недаром
Рейнеке-Фуксом ты прозван: все вечные хитрости, плутни!
Всюду найти ты умеешь лазейку — и выскочить фуксом».

Рейнеке сделал глубокий поклон королю, королеве
Сделал особый поклон и вприпрыжку вступил на арену,
Где, окруженный родными и присными, волк находился.
Все они лису, конечно, желали бесславнейшей смерти.
Много пришлось ему выслушать гневных угроз и проклятий.
Но ягуар с леопардом, смотрители круга, явились,
Чинно святыни внеся, и на этих святынях публично
Дали присягу противники, каждый свое подтверждая.

Изегрим-волк присягал очень бурно, с угрозой во взоре:
Рейнеке — вор, предатель, убийца, не раз уличенный
В самых преступных деяниях, в прелюбодействе, в насилье,
Лжив он до мозга костей — и теперь только смерть их рассудит.
Рейнеке клялся в обратном — ни одного преступленья
Из перечисленных волком он за собой, мол, не знает.
Изегрим и под присягою лжет, как всегда, но напрасно:
Ложь ни за что он не сделает правдой, — на сей раз подавно!

Тут им сказали смотрители круга: «Пусть каждый поступит,
Как надлежит ему. Правда сама обнаружится вскоре».
Все от велика до мала покинули круг, где остались
Оба противника только. Но лису шепнула мартышка:
«Помните, что я сказала, советы мои соблюдайте!»
Рейнеке весело ей отвечал: «Наставления ваши
Мужества мне придают. Успокойтесь: еще я владею
Смелостью, хитростью, что не однажды меня выручали
Из переделок опасней, чем эта, когда приходилось
Кое-что приобретать, разумеется, в долг, но бессрочный.
Да, рисковали мы жизнью! Так неужель я сегодня
С этим злодеем не справлюсь? Его осрамить я намерен
Вместе со всем его родом, себя же и близких — прославить.
С ним я за всю его ложь разочтусь!..» На кругу они оба
Так и остались одни. Все глазами их там пожирали.

Изегрим сразу же рассвирепел и с разинутой пастью,
Лапы напрягши, наскакивать стал на противника грозно.
Рейнеке, более легкий, успел увернуться от волка,
Жидкостью едко-зловонной он хвост окатил свой пушистый
И проволок по арене, песку на него набирая.

Изегрим думал, что лис уже в лапах, но плут как ударит
Мокрым хвостом по глазам, — тот лишился и зренья и слуха.
К этому лис не впервые прибег, и немало животных
Всю вредотворность той влаги едчайшей уже испытало.
Так он и волчьих детей ослепил, как рассказано раньше,
Так и отца их отметить решил. По глазам его смазав,
Сразу же в сторону он отскочил и стал против ветра
Рыть торопливо песок — и густою песчаною пылью
Волку глаза он засыпал. Тут Изегрим нетерпеливо
Стал их тереть, протирать, и тем свою боль он усилил.
Рейнеке-лис между тем, владея хвостом превосходно,
Снова хлестнул им противника — и ослепил совершенно.
Плохо тут волку пришлось: перевес ведь использовал мигом
Рейнеке хитрый. Увидев, как страшно слезятся от боли
Волчьи глаза, — на противника прыгать он бешено начал,
Зверски его избивать, и кусать, и когтить, в то же время
Не забывая хвостом по глазам его шлепать и шлепать.
Волк, обезумев почти, все на месте топтался, и тут-то
Рейнеке стал издеваться над ним еще более нагло:
«Сударь мой волк! На веку вы своем уплели, извините,
Несколько агнцев кротких, а также изволили слопать
В общем достаточно всяких невинных зверушек. Надеюсь,
Впредь их родня заживет припеваючи. Так иль иначе —
Вы их оставите в мире, сподобясь за то благодати.
Жертва такая спасет вашу душу, особенно если
Вы терпеливо дождетесь конца. Все равно ведь на сей раз
Вам от меня не уйти, — уж разве что просьбе смиренной
Внял бы я и пощадил вас — и жизнь даровал вам, быть может».

Рейнеке все это выпалил быстро — и волка за горло
Крепко схватил он в расчете закончить на том поединок.
Изегрим, бывший намного сильнее, рванулся могуче
Раз и другой раз — и вырвался было, но Рейнеке вгрызся
В морду его, и жестоко поранил, и глаз ему вырвал.
Кровь так и хлынула, с волчьего носа стекая на землю.
Рейнеке крикнул: «Того и хотел я! Какая удача!»
В смертном отчаянье волк, окровавленный, глаза лишенный,
В бешенство впал и, забыв о раненьях, о боли ужасной,
Прыгнул на лиса — свалил его наземь, прижал его крепко.
Тщетно бы лис призывал свое хитроумье на помощь.
Лисью переднюю лапу, ему заменявшую руку,
Изегрим стиснул зубами, держа ее мертвою хваткой.
Рейнеке грустно лежал на земле, — он боялся, что лапы
Может лишиться вот-вот, и тысячи дум передумал.
Волк, задыхаясь от злобы, над ним прохрипел в это время:

«Пробил твой час наконец, негодяй! Так немедля сдавайся,
Или тебя я на месте прикончу за все твои плутни!
Я уплачу тебе. Ты потрудился, хотя и напрасно:
Скреб ты песок, изливал свою жидкость, остриг свою шкуру,
Жиром намазался… Горе тебе! Ты мне сделал так много
Всякого зла: клеветал на меня, ослепил. Но, мерзавец,
Не улизнешь ты теперь! Иль сдавайся, иль будешь растерзан!».

Рейнеке думал: «Дела мои плохи. На что мне решиться?
Если не сдамся — я буду растерзан. А если же сдамся,
Буду навек опозорен. Да, я заслужил наказанье:
Слишком дразнил я его, оскорблял его слишком уж грубо!»
Волка смягчить попытался он сладко-смиренною речью.
«Дядюшка, мой дорогой, — он сказал, — я бы тотчас охотно
Стал вашим верным вассалом со всем, чем где-либо владею.
На богомолье за вас я пошел бы ко гробу господню,
В землю святую. Все церкви я там обошел бы и ворох
Вам отпущений принес бы: и нашей душе во спасенье
Это пошло бы, и папеньке с маменькой вашим покойным
Тоже хватило б на вечные веки в их жизни загробной
Благом таким наслаждаться. Кому же оно не потребно?
Чтить я вас буду, как римского папу; священнейшей клятвой
Клясться готов, что отныне и присно я буду всецело
В вашей зависимости находиться со всем своим родом.
Клятву за всех приношу я — служить вам во всякое время.
Не обещал бы я этого и королю, а вот вам предлагаю.
Дайте согласье — и быть вам владыкой всего государства.
Все, что поймать мне удастся, то вам приносить обязуюсь:
Рыба ли, курица ль, гусь или утка, — я всей этой снеди
И не попробую прежде, чем вам, и супруге, и деткам
Я не представлю на выбор. К тому же и добрым советом
Вам помогать я берусь, дабы неудач вам не ведать.
Я ведь слыву хитрецом, вы силач, — значит, вместе мы можем
Делать большие дела, но держаться нам нужно друг друга.
Силища ваша да сметка моя, — кто же нас одолеет?
Наша взаимная драка, в сущности, глупость большая.
Я бы на это не шел, если б как-нибудь благопристойно
Мог избежать поединка. Но раз вы мне бросили вызов,
Должен был я согласиться во имя приличья и чести.
Все же признайтесь, что в битве держался я с вами учтиво,
Даже всей силы своей не выказывал ибо я думал:
«Рейнеке, к собственной чести, ты должен быть с дядей гуманным».
Если б я вас ненавидел, пришлось бы вам хуже гораздо.
Собственно, вы и не так пострадали, а если случайно
Глаз я задел ваш, то это, поверьте, мне искренне больно.
Все же утешен я тем, что известно мне верное средство
Вылечить вас. За него вы мне будете век благодарны.
Если бы глаз и пропал, а в общем вы были б здоровы,
Проще вам было б: ко сну отправляясь, одно бы окошко
Вам закрывать приходилось. Двуоким — двойная работа.
Чтобы верней вас умилостивить, всю родню я заставлю
Земно вам кланяться, я прикажу и жене и детишкам
У короля на глазах, перед всем этим знатным собраньем
Слезно просить, умолять вас и вымолить ваше прощенье
И дарованье мне жизни. Тогда я открыто признаю,
Что сочинял небылицы на вас, клеветою позорил
И что всегда вас обманывал. Я обещаю поклясться,
Что ничего я худого не знаю о вас, что отныне
Я вас бесчестить не буду. Навряд ли когда-нибудь сами
И про себя вы мечтали о большем удовлетворенье.
Что вам за смысл убивать меня, вечно потом опасаться
Мести кровавой родных и друзей моих? Если, напротив,
Вы пощадите меня, то покинете с честью арену —
И благородным и мудрым вы будете признаны, ибо
Тот надо всеми возвышен, кто истинно великодушен.
Помните: вряд ли вам снова представится эта возможность.
Впрочем, жить, умереть — мне теперь уж совсем безразлично».

«Хитрая лисонька! — волк отвечал ему. — Ах, как ты хочешь
Освободиться! Но если бы мир весь из золота даже
Был сотворен и его предлагал ты в беде, — я бы все же
Не отпустил тебя. Мало ли раз ты мне клялся фальшиво?
Лживый пройдоха! С тебя же потом скорлупы мне яичной
Не получить. А родня? Да плевать мне на все твое племя!
Ждать от них можно, конечно, всего. Но уж как-нибудь с ними
Справлюсь я тоже. Злорадная тварь! Как бы ты издевался
Сам надо мной, если б я отпустил тебя, уши развесив!
Надо тебя совершенно не знать, чтоб на грош хоть поверить.
Ты, говоришь, пощадил меня, гнусный мошенник! Да разве
Глаз мой на нитке теперь не болтается? Разве ты шкуру
Не разодрал мне местах в двадцати? Или хоть на минутку
Ты, негодяй, перевес получив, мне давал передышку?
Должен бы быть идиотом я, чтоб за позор и увечья
Жалость, гуманность к тебе проявлять! Ты меня и Гирмунду
Ввергнул и в горе и в срам! Нет, за это заплатишь ты жизнью!»

Так говорил ему волк. А пройдоха успел в это время
Лапу вторую свою промеж бедер противника всунуть —
И деликатнейший орган его как схватил, да как начал
Дергать, трепать его… Распространяться не буду, но только
Изегрим взвыл преотчаянно, пасть свою страшно разинув.
Рейнеке лапу и выдернул сразу из пасти разжатой,—
И не одной, а обеими мучил он волка-беднягу —
Тискал, тянул все безжалостней. Волк до того раскричался,—
Кровью плевать уже начал! От пытки такой прошибало
Потом его то и дело, он вымок насквозь и от страха
Опорожнился. А лис ликовал: это пахло победой!
Волка теперь он терзал и зубами. А тот, угнетенный
Мукой и смертной тоской, сам себя уже видел погибшим.
Кровь из глаз, из пасти лилась. Наконец он свалился
В изнеможении полном. А лис — он за зрелище это
Гор золотых не хотел бы! Волка трепал он все так же,
Злобно щипал, и душил, и кусал, и когтил он беднягу,
И волочил, чтобы каждый видел его униженье.
Изегрим с воем тупым, в пыли и в своих нечистотах
Корчась, катался пред всеми в таком непотребнейшем виде.

Все его близкие, громко вопя, короля умоляли,
Чтоб соизволил он дать приказанье кончать поединок.
«Что же, — король им ответил, — если находите нужным,
Если вы сами желаете этого, — не возражаю».

Отдал король приказанье, чтоб ягуар с леопардом,
Оба смотрителя круга, противников остановили.
Линкс и Лупардус пришли на арену — и к Рейнеке-лису
Так обратились: «Довольно! Король изъявляет желанье
Вашу борьбу прекратить и предел положить вашей распре.
Требует он, чтобы был ваш противник ему предоставлен,
С тем чтобы жизнь даровать он мог побежденному, ибо,
Если один из противников мертвым падет, то, конечно,
Горе и той и другой стороне. А ведь вы победитель.
Всем это ясно — и знайте, что лучших мужей одобренье
Вы заслужили, и все они — ваши сторонники ныне».

Рейнеке так им сказал: «Я свою докажу благодарность!
Я королевскую волю исполню и все, что он хочет,
Сделаю с радостью. Я победил! Ничего уж прекрасней
В жизни мне не испытать. Об одном я прошу государя:
Посовещаться хочу я с друзьями». И крикнули хором
Близкие Рейнеке: «Все мы считаем, что надо исполнить
Волю монарха!» И бросились тут к победителю толпы
Родичей: все барсуки и бобры, обезьяны и выдры,
И новоявленных много друзей: горностаи, куницы,
Ласки и белки, и прочие, с ним враждовавшие прежде,
Имени даже его не хотевшие слышать, спешили
Тоже к нему. Даже те, кто его обвиняли обычно,
В родичи тут записались — и жен и детей притащили:
Великовозрастных, средних, и малых, и крошечных самых.
Все перед ним лебезили — и не было лести предела…

Так повелось уж на свете — счастливчики только и слышат:
«Быть вам живым и здоровым!» Друзья отовсюду к ним валят.
А неудачникам что остается? Набраться терпенья!
Так же и тут получилось. Все к победителю льнули,
Каждый хотел перед ним отличиться: играли на флейте,
Дули в тромбоны, лупили в литавры и пели усердно.
Прихвостни Рейнеке-лиса ему говорили: «Гордитесь!
Вы и себя самого, и род ваш возвысили ныне!
Как огорчились мы, видя, что вас побеждает противник,—
Вдруг все так быстро пошло по-иному. Вот это был фортель!»
«Благодарю вас, — ответил им лис, — повезло мне, признаться».
Так они двинулись шумной толпой, впереди — победитель
В сопровожденье смотрителей круга. И вот перед ними
Трон королевский, — и Рейнеке пал на колени картинно.
Но государь перед цветом баронства сказал ему: «Встаньте!
Вы защищали себя в этом деле достойно — и с честью
Из положения вышли. Я вас объявляю свободным.
Кары, на вас тяготевшие, все отменяю. Об этом
Поговорю я на днях на совете баронском, как только
Изегрим на ноги станет. На том и закончим сегодня».

«О государь! Наставленья верховные ваши, — ответил
Рейнеке скромно, — всегда благотворны, — вы знаете сами.
Сколько я здесь обвинителей встретил! Все лгали в угоду
Волку, врагу моему, что меня уничтожить пытался,
И не совсем безуспешно. А те все кричали: «Распните!» —
С ним заодно клевеща, чтоб меня затравить поскорее,
Лишь бы ему угодить. Все видели ясно: мой недруг
В большей чести находился у вас. Но никто не подумал,
Чем это кончиться может и как еще выплывет правда.
Я бы сравнил их с собаками, что перед кухней обычно
Целою сворой торчат, авось благодетель их, повар,
Вспомнит о них благосклонно и несколько косточек бросит.
Братья собачья заметила как-то, что их сотоварищ
Мяса вареного целый кусище у повара выкрал,
Но оказался не столь расторопным, — и хвост ему все же
Повар ошпарил. Успел он, однако, с добычей роскошной
В своре своей замешаться. Пришли в умиленье собаки:
«Видите, повар особенно как-то к нему расположен.
Вот ведь каким угостил его завтраком!» Тот им ответил:
«Судите глупо. Вы можете спереди мной восхищаться,—
Видеть, конечно, приятно вам столь аппетитное мясо.
Но полюбуйтесь-ка задом моим, — и, пожалуй, счастливцем
Не назовете меня». Они посмотрели — и что же?
Зад его страшно обварен был, волосы повыпадали,
Кожа вспузырилась, сморщилась — и ужаснулись собаки.
Больше никто не стремился на кухню. Покинув собрата,
Все разбежались они… Государь! Это притча о жадных.
Стоит им в случай попасть — от друзей им не будет отбою.
В рот им часами готовы смотреть: ведь во рту у них мясо!
Кто не захочет подладиться к ним, тот поплатится многим.
Все их должны восхвалять за любой самый скверный поступок,
Их укрепляя в противозаконности. Так поступают
Те, кто не думает о результатах. Подобные типы
Часто кончают плачевно, — с позором лишаются власти.
Больше никто их не терпит, и тут отпадает с их шкуры
Волос за волосом, то есть их прежние все подхалимы:
Мал и велик отпадают от них, — и теперь они голы.
Так своего же собрата покинула свора собачья,
Чуть увидала увечье на задней его половине…

О государь, согласитесь: о Рейнеке-лисе не может
Быть разговоров подобных. Друзья меня не устыдятся.
Милости вашей я так благодарен, и если бы только
Знать вашу волю всегда, я бы следовал ей неуклонно».

«Лишние речи, — заметил король, — бесполезны, пожалуй,
Я вас внимательно выслушал, — суть вашей мысли ясна мне.
Вас, благородный барон, мне видеть угодно, как прежде,
В тайном совете. Вменяю в обязанность вам посещенье
Всех заседаний. Я полностью вам возвращаю отныне
Власть и почет и надеюсь на полное вас оправданье.
Выправить много вам нужно. Без вас при дворе обходиться
Я не могу. Если б ум с добродетелью вы сочетали,
Кто бы тогда превзошел вас, кто бы так тонко, так мудро
Путь указал нам советом? А жалоб на вас не намерен
Даже и слушать я впредь. За меня выступайте с речами,
Действуйте всюду, где надо, как канцлер всего государства.
Вам и печать моя будет теперь вручена — и отныне
Все, что решите, и все, что подпишете, то и свершится…»
Так вот, вполне по заслугам, как видите, Рейнеке снова
В милость и в силу вошел, и для всех обязательны стали
Каждый совет и приказ его, будь то полезно иль вредно.

Лис в благодарностях тут же рассыпался: «Мой повелитель!
Чем заслужил я такую высокую честь? Но об этом,
Верьте мне, я не забуду, покуда я мыслить способен…»

Тут не мешает нам вкратце кой-что рассказать и о волке.
Он, побежденный, израненный тяжко, лежал на арене.
С ним находились жена и друзья его, Гинце и Браун
(Кот и медведь), вся родня, и все чада, и все домочадцы.
С плачем они положили его на носилки, обильно
Сеном устлав предварительно их, чтоб несчастного волка
Меньше знобило, и унесли. Осмотрели раненья,—
Их двадцать шесть насчитали. Явилось тут много хирургов,—
Перевязали беднягу и дали целебные капли.
Отнялись все его члены. Хирурги особое зелье
Втерли в уши ему — и чиханьем передним и задним
Он разразился. Родных утешая, сказали хирурги:
«Мази, компрессы, купанье, — мы сделаем все, что мы в силах».
Был он врачами уложен в постель, но уснул не надолго,—
В темном смятенье проснулся, подавленный: стыд и страданья
Страшно его угнетали, и всхлипывал он безутешно.
Преданно, грустно ходила Гирмунда за мужем, все время
Думая о столь великой беде. Невзгод предстояло ей много.
Жалко ей было себя, и детей, и друзей, и так тяжко
Видеть страдания мужа. Нет, он недолго протянет!
Он уже явно бесился от боли. Исход был печальный…

Рейнеке всем происшедшим был очень доволен. С друзьями
Он оживленно о чем-то болтал, упиваясь их лестью,
И в превосходном ушел настроенье. Король благосклонный
Дал конвоиров ему и любезно сказал на прощанье:
«Жду вас как можно скорей». Тут Рейнеке стал на колени:
«Вам благодарность моя, государь мой, моей королеве,
Вашим придворным, всем вам, господа! Да хранит вас всевышний,
О государь мой, для славы великой! Я следовать счастлив
Предначертаниям вашим. Я благоговею пред вами.
Все же сейчас я намерен был — с вашего соизволенья —
Дом свой проведать, жену и детей: успокоить их надо».

«Что ж, отправляйтесь, — ответил король, — ни о чем не тревожьтесь».
Так и отправился Рейнеке, больше всех прочих обласкан.
Многие в этой породе таким обладают искусством.
Если их бороды будут не рыжими, — крашены, значит.
Рейнеке с целою свитой сородичей (сорок их было)
С гордостью двор покидал. Их всех провожали с почетом.
Лис впереди выступал, как владетельный князь, остальные
Вслед ему двигались. Весь он от счастья сиял и свой пышный
Хвост распушил небывало: он в милости был королевской!
Снова попал он в совет, что, конечно, использовать надо!
«Тех, кто мне мил, кто мне друг, — заботами я не оставлю,—
Думал он самодовольно. — Да, мудрость дороже сокровищ!»

Так он отправился в путь — в Малепартус, фамильный свой замок,
Так удалялся он, сопровождаемый всеми друзьями.
Всем, кто к нему расположен был, всем, кто в тяжелое время
Был на его стороне, изъявил он свою благодарность
И предложил им услуги свои. Горячо распростившись,
Все разошлись кто куда, а он — в родовое поместье.
Дома жену он здоровой застал, был восторженно встречен,
И на расспросы о том, как он вновь уцелеть исхитрился,—
Он рассмеялся: «А вот удалось же! Представь себе только:
Милости вновь я достиг высочайшей! Я в тайном совете
Вновь состоять приглашен, что и нашему роду послужит
К чести и к пользе. Я канцлером даже назначен имперским
Во всеуслышанье! Мне вручена и печать государя!
Он заявил: «Все, что Рейнеке иль совершит, иль предпишет,
То будет правильным и нерушимым. Пусть каждый запомнит!»
С волком я тоже разделался быстро и очень удачно.
Все его ябеды кончены: он ослеплен, искалечен.
Весь его род опозорен. Клейма моего он не смоет!
Проку от жизни ему уж не будет. Мы бились друг с другом,—
Я победил его. Думаю, он не оправится больше.
Впрочем, какая мне разница? Так иль иначе — отныне
Всей его кликой горластой буду ведь я верховодить».

Очень довольной осталась лисица, и духом воспряли
Оба его сорванца: их папенька важная личность!
Между собой говорили они: «Золотые денечки
Нам предстоят: мы в чести заживем и в довольстве и замок
Исподволь так укрепим, чтоб не знать ни заботы, ни страха».

Так вот возвысился Рейнеке! Да поспешит обратиться
К мудрости каждый, и зла избегает, и чтит добродетель!
Вот вся мораль этой песни, в которой смешал стихотворец
Вымысел с истиной, чтобы вы зло от добра отличали,
Чтобы ценили вы мудрость, чтоб мог покупатель сей книги
Мира исконный порядок по ней изучать ежедневно.
Ибо уж так повелось и, видимо, так и пребудет.
Тем и закончить приходится повесть о Рейнеке-лисе,
О многохлопотной жизни его и деяниях мудрых.
Нам же, господь, ниспошли благодать свою вечную! Amen!