Эдвин Гилберт - Камни его родины
– А кому это будет известно? – ответил Винс. Он низко наклонился над ней и, глядя в зеркало, завязал узкий полосатый галстук-бабочку.
– Всем понравилась моя затея, – сказала Трой. – Рабочие были прямо в восторге.
– Но, господи помилуй, Трой, разве так уж обязательно было сидеть там дотемна? Когда вы вернулись, Пьетро был в лоск пьян. А в результате я должен торчать дома.
– Это называется быть счастливым отцом, Винсент, – попробовала она отшутиться.
– Вот именно. А кроме того, это еще называется твоим дурацким представлением об экономии. Почему мы не можем нанять опытную няньку, которая будет при ребенке неотлучно?
– Главным образом потому, что я не хочу, чтобы она болталась у меня под ногами. Экономия тут ни при чем. – Трой встала, вынула из шкафа белое шерстяное платье и надела его. – Будь добр, застегни мне сзади молнию. – Она повернулась к нему спиной и, пока он возился с молнией, сказала: – Я вернусь не позже одиннадцати.
Он взглянул на ее отражение в зеркале.
– Нельзя сказать, чтобы у этого платья был академический вырез.
– Ты считаешь, оно слишком открытое? – Трой вдела серьги в уши. – Как же мне одеваться, по-твоему? Напяливать на себя черные мешки по примеру кузины Уйды?
– Все просматривается до самого пупка, – с непонятным раздражением настаивал он.
– Во всяком случае, я рада, что ты хоть соизволил заметить это, – улыбнулась Трой и тут же добавила: – Знаешь, Винсент, в твоей биографии есть такие пикантные подробности, что не стоит тебе разыгрывать из себя пуританина.
И она ушла, предоставив Винсу допивать в одиночестве виски и обдумывать этот многозначительный намек. Он залпом проглотил то, что было в стакане, потом долго бродил по старинному дому, который давно опостылел ему – не столько своей древностью, сколько способностью наводить тоску. Остановившись перед монументальным камином в столовой, Винс начал рассматривать примитивно написанный портрет Ханны Трой.
Этот портрет почему-то уже не давал ему прежнего, очень приятного ощущения спокойной уверенности в себе.
Отчасти потому, наверно, что старуха Ханна все больше напоминает ему Трой – не теперешнюю, а такую, какой она, надо думать, станет с годами: слишком узкие, детские плечи, слишком большая голова, упрямый подбородок... Правда, художник в простоте душевной слегка исказил черты своей модели, но все равно, примитив или не примитив – Ханна отвратительна!
Винс поднялся в кабинет, раскрыл номер «Аркитекчерел форум», но тут перед ним всплыло лицо Пэт Милвин... Окончательно взбешенный, он швырнул журнал через всю комнату и вскочил с кресла. Пойти вниз, выпить...
На площадке он вдруг остановился и угрюмо прислушался.
Так оно и есть. Видно, он разбудил ее. Винс снова прислушался.
Определенно проснулась. Уже не хнычет, а ревет.
И почему так получается: когда Трой дома, Дебору пушками не разбудить, но стоит ему принять вахту...
Винсент побрел в детскую. Вынув плачущую девочку из кроватки, он отнес ее в ванную комнату, положил в резиновую ванночку и начал распеленывать.
– Нет, Дебби, не может этого быть! – приговаривал он, повторяя слова Трой и стараясь подражать ее веселому, спокойному тону. – Никогда не поверю, что ты опять так неприлично набезобразничала в пеленки!
Но, очевидно, в его голосе не было необходимых магических свойств, и Дебора продолжала реветь.
Он что-то без конца развязывал и распутывал, и наконец У удалось распеленать Дебби. Это всегда было для него: Дебора так сучила ножками и пищала, что он терял голову.
Меняя грязные пеленки, он чертыхался про себя, думал о своей неловкости и о том, что человек, у которого богатая жена, не должен был бы возиться с такой гадостью.
И ведь сколько раз он намекал Трой, что не худо бы нанять если уж не настоящую няню, то хотя бы какую-нибудь простую женщину, которая умеет обращаться с детьми и будет при Деборе день и ночь.
К тому времени, когда Винс перепеленал дочку, напоил ее в кухне молоком из бутылочки, убаюкал и снова уложил в кроватку, уровень его отцовской нежности катастрофически понизился.
Спустившись в маленькую гостиную, он налил себе двойную порцию виски. Обида и злость прямо бушевали в нем, он давал себе клятвы подыскать вместо Пьетро человека, на которого можно будет положиться.
Плохо, когда в фирме несколько компаньонов. Тут уж о крупных кушах и речи быть не может. Получаешь какие-то крохи, которые расходятся неизвестно куда. Во всяком случае, так обстоит дело сейчас. «Скоро ли настанет время, – раздраженно думал он, – когда фирма развернет работу по-настоящему и начнет давать приличный доход?»
А пока что, несмотря на все труды, и старания, и престиж имени Остина, приходится довольствоваться жалкими грошами. Да, по его масштабу это гроши. Впрочем, можно было бы примириться даже с этим, если бы его отношения с Эбби не приняли такого...
Винс встрепенулся: на подъездной дорожке зашуршали шины. Он смял только что закуренную сигарету и бросился к входной двери. Должно быть, Трой ушла с вечера раньше, чем предполагала. Почувствовала, до чего ему сейчас тошно, и поспешила вернуться. Как это внимательно с ее стороны, как мило! Вот она войдет в дом, и он сразу поблагодарит ее и...
Выглянув в окно, он обнаружил, что на дорожке Действительно стоит машина, но чужая: огромный черный «кадиллак», сделанный явно по специальному заказу. Винс Распахнул дверь.
– Сэр, близко тут до Помройского шоссе? – спросил шофер.
– До Помройского шоссе? Нет, пожалуй, не очень.
Задняя дверца открылась, из машины вылез мужчина и быстро зашагал к Винсу.
– Простите за беспокойство... – Выговор протяжный, должно быть, южанин, хотя и не с крайнего юга. – Мы то сбились с дороги. Можно воспользоваться телефоном? Буду очень обязан.
– Пожалуйста. – Винс был в восторге: что угодно, кто угодно, только бы рассеять скуку этого вечера.
Он пропустил гостя вперед. Крупный человек с большими торчащими ушами и жесткой шевелюрой. Лицо добродушное, хотя, может быть, эта открытая улыбка обманчива. Судя по живым карим глазам, безусловно проницателен. Незнакомец назвался: Бенсон Чарни. Имя что-то говорило Винсу, но он никак не мог вспомнить, что именно.
– Помройское шоссе... Если вы подождете секунду, я принесу сверху карту.
– Премного обязан.
– Располагайтесь, мистер Чарни. – Винс указал на большую гостиную справа от холла. – Сию минуту вернусь. – Он стрелой взбежал по лестнице и подошел к большой, вставленной в раму карте, которая принадлежала Вернону Остину и до сих пор все еще висела над чертежной доской. На карте были обозначены все шоссе, дороги, ручьи и речки вокруг Тоунтона. Винс нашел Помрой, оторвал кусок кальки и перечертил на нее дорогу.
Вернувшись, он увидел, что Бенсон Чарни бродит по комнате и внимательно разглядывает горчично-желтые стенные панели, искусную резьбу камина и строгую мебель восемнадцатого века.
– Черт знает что такое! – воскликнул Чарни со своей обаятельной улыбкой. – Стоит мне приехать в эти места, как я немедленно сбиваюсь с дороги. Зато в Западной Виргинии я знаю каждую тропку, каждое болото. Всюду с закрытыми глазами проеду...
Едва он назвал Западную Виргинию, как точная память Винса сработала и восстановила цепь ассоциаций. Из толщи журнальных статей – из «Лайф» или какого-то другого коммерческого журнала – вынырнула фамилия Чарни. Теперь Винс вспомнил. Пластмассы. Крупный воротила. Перед его глазами возникли фотографии заводов, товарных поездов, рабочих поселков...
– Здесь светлее, – пригласил он гостя в маленькую гостиную. – Посмотрите, я начертил вашу дорогу.
Чарни пошел за ним и немедленно начал осматриваться: продолговатая комната, стены из толстых сосновых бревен, огромный камин – все это подчеркнуто контрастировало с элегантностью большой гостиной.
– Дом что надо, – заметил он. – Видно, древность порядочная?
– Тысяча семьсот шестьдесят первый год, – сказал Винс. Он расправил кальку на кофейном столике. – Вот ваш чертежик: думаю, с ним вы не заблудитесь.
– Вы очень любезны, – сказал гость.
Винс вынул карандаш и обвел дорогу на Помрой.
Бенсон взял эту самодельную карту, внимательно поглядел на нее, потом спросил:
– Архитектор или инженер?
– Архитектор. Но почему?.. Откуда вы?..
– У меня глаз наметанный, – опять усмехнулся Бен-сон. – Перевидал на своем веку чертову уйму синек. Не меньше, чем вы. – Он хмыкнул ~и опять окинул взглядом комнату. – А я-то полагал до сих пор, что все молодые архитекторы строят себе дома на манер стеклянных скворечников.
– По правде говоря, – тут Винс с нежностью посмотрел на бревенчатые стены, – это дом моей жены, старинная семейная резиденция, и живем мы здесь потому, что нам жаль продать его или сдать внаем. К тому же я нежно люблю его. А с точки зрения архитектуры, тут есть чему поучиться любому архитектору.
