Кир Булычев - Именины госпожи Ворчалкиной
Дремов. А я тут при чем?
Ворчалкина. Сейчас люди Гремыхина и Фентифлюшина, которые есть мои союзники, будут хватать и заковывать в железа подлую бабу Анну Петровну и ее спутницу Матрену. А я тем временем посылаю человека в уезд, чтобы прислали воинскую команду и взяли этих баб куда надо – слово и дело государево.
Дремов. Чем же они тебе не угодили?
Ворчалкина. Мало, что она ложки ворует. А уж что она государевы указы подделывает, тому нет прощения.
Дремов. Может быть, с благородной целью?
Ворчалкина. Ах ты, старый сводник! Думаешь, твоему Гавриле моя Прелеста достанется? Чепуха! Я тебя и позвала, чтобы ты внушил этому недорослю хорошее поведение. Кинется на помощь преступницам – я добьюсь, чтобы и он в кутузку угодил. Ты мое слово знаешь.
Дремов. Окстись, подруга! Разве так счастье устраивают?
Ворчалкина. Счастье не устраивают. Счастье вручают, как ключи от рая. А ну иди, передай Гавриле мое приказание – пусть сидит ниже травы, тише воды.
Дремов. Ох, пожалеешь ты об этом, Акулина.
Ворчалкина. Никогда! Те, кто приказывает, об этом не жалеют.
Дремов уходит. Через сцену пробегает Анна, за ней Матрена, потом Гремыхин, Фентифлюшин и слуги.
Ату их!
Кидается наперерез, сталкивается с Матреной, и они падают на диван. Тут Фентифлюшин догоняет Анну.
Схватка, крики.
В дверь лезет Державин, на нем виснут дядя Дремов и Прелеста. Саша появляется в других дверях и кричит.
Саша. Как вам не стыдно, сатрапы! Вы подняли руку на беззащитных женщин, вся вина которых заключалась в борьбе за права обездоленных! Руки прочь!
Ворчалкина. Помолчи, тебя еще здесь не хватало. Розги по тебе плачут!
Саша. Вот единственный ответ, до которого снисходят тираны. Но недолго вам пользоваться плодами нашего бесправия!
Ворчалкина в гневе топает ногой, и Саша отступает в тень. Гостьи Ворчалкиной стоят перед ней растрепанные, избитые, помятые, красные. Гремыхин с Фентифлюшиным горды собой. Руки пленниц связаны за спиной. На сцене появляется Некопейкин. Но не спешит подходить.
Матрена Даниловна. Немедленно освободите нас! Вы руку подняли на столбовых дворянок.
Ворчалкина. На столбовых воровок!
Фентифлюшин. На столбовых фальшивомонетчиц!
Гремыхин. Я думаю, что холодный подпол – лучшее место для них.
Некопейкин(вдруг решает вмешаться в этот хор и петушком, петушком выскакивает на передний план). Вы только посмотрите – ну точно мокрые курицы! И как их только в приличный дом допустили! Если под юбками поглядеть, там не только ложки, там и подносы могут быть спрятаны или даже самовар, который на той неделе распаялся.
Гремыхин. А это надо поглядеть! (Счастливо хохочет. Он вообще много и счастливо хохочет.) Позволь, Акулина Панкратьевна, я под юбками поищу.
Матрена Даниловна. Одумайся, мерзавец! Когда я до тебя доберусь, судьба твоя будет ужасна.
Гремыхин. И в чем же ее ужас?
Матрена Даниловна. А есть у меня особый ножичек, я им быков и дураков оскопляю!
Анна(останавливает ее жестом и обращается к Ворчалкиной). Вы еще не удосужились объяснить, в чем же нас обвиняют?
Ворчалкина. Вас, голубушка, обвиняют в государственном преступлении. В корыстных целях и в сговоре с солдатом Державиным вы подделали государственный указ и даже изобразили, господи прости, подпись государыни. За это четвертуют!
Анна. Неужели?
Матрена Даниловна. Я не желаю больше этого терпеть!
Анна. Погоди, тетушка. Может, это и есть настоящее жизненное испытание. Ведь человек открывается лучше всего, когда над ним висит дамоклов меч смерти или иная угроза. Мы сейчас все узнаем. (Она оборачивается к Ворчалкиной.) Надеюсь, вы понимаете, госпожа Ворчалкина, что в подпол нас посадить вы не посмеете. Это может вам большим горем обернуться. Подумайте: если губернатор узнает, что его родственницу в подвале держат? И смертью угрожают?
Ворчалкина(без особого убеждения в голосе). Не знаешь ты никакого губернатора! Все это выдумки! Может, вы даже и не дворянки!
Анна. А вот доказывать это мы будем не здесь и не сейчас.
Ворчалкина. Да не собиралась я вас в подпол сажать. Что же мы – дикие турки, людей в подвале держать? Нет, я вас просто выгоню на мороз – и поминай как звали. Вот именно так я и сделаю!
Некопейкин. Нет, мало этого! Вы их сначала разденьте догола, а потом выгоняйте. Волки вам спасибо скажут.
Матрена Даниловна. А твою поганую рожу я тоже запомню.
Некопейкин. Видите, видите, до чего распустилась! Сам бы разорвал!
Матрена Даниловна. Да руки коротки.
Анна. Хорошо, мы уходим. Велите сани запрягать. Но хочу задать вопрос: нет ли среди вас людей, кто желал бы разделить с нами трудности пути и невзгоды? Подумайте, две слабые женщины скоро окажутся в диком лесу и некому их защитить. Неужели на Руси перевелись витязи?
Саша. Почему перевелись? А я?
Христина. Ты – мой паж, и без меня никуда не двинешься.
Саша. Нет, двинусь!
Христина. Дурачок, я и без тебя знаю, что двинешься, потому что сзади меня на коня сядешь. Мы вместе поскачем, только не упади. Мальчишка. Я пошла – буду ждать верхом возле ваших саней.
Ворчалкина. Если посмеешь так поступить – ты не дочь мне!
Христина. Знаю и иду на такое решение, мамаша, потому что жить человеку надо с собственной совестью, а не с Фентифлюшиным.
Христина хочет уйти, но Анна ее останавливает.
Анна. Погоди, Христя, дай я тебя поцелую. И знай, что отныне ты сестра мне.
Фентифлюшин. Не смей мою невесту целовать!
Христина уходит из комнаты и, проходя мимо жениха, так стегает его хлыстом, что тот, съежившись, чуть не падает.
Это мизерабль! Саваж, да, именно саваж!
Саша идет за Христиной.
Ворчалкина. Сашка, если ты так сделаешь, завтра же к матери тебя верну!
Саша. Мы, революционеры, сами решаем свою судьбу и судьбу Отечества.
Державин. Простите, Анна Петровна, что я не первым свое решение высказываю, но мне требовалось время, чтобы обдумать. Ведь я предан справедливости и не терплю унижения других людей. Но притом я не свободен, и не исключено, что Прелеста может неправильно понять мое решение сопровождать вас в темный лес.
Прелеста. Я все правильно поняла, не бойся, мой возлюбленный. Не останусь же я в этом паршивом отчем доме на растерзание Гремыхину, когда ты в лесу с Анной Петровной будешь амурами заниматься. Ты думаешь, я не вижу, что ее вовсе не поэзия интересует, а твое прекрасное тело!
Анна. Чепуха, чепуха и еще раз чепуха! Ты, Прелеста, не знаешь о поэзии ничего достойного. И это тебя оправдывает.
Прелеста. Зато я о жизни много знаю. У нас конюх Матвей три раза по ягоды с Дарьей ходил. А теперь Дарью Тимофей из дома выгнал. Так что раз верхом я не могу скакать, ищите мне место в ваших санях, госпожа Петрова.
Дремов. Но вы можете с Гаврилой в моей кибитке уместиться.
Прелеста. Но там же свечки нет! Темно…
Гремыхин. О чем речь, не понимаю! Какая кибитка? Куда моя невеста собралась?
Анна. Есть еще желающие разделить со мной мою участь?
Некопейкин. На меня можете не пялиться! Я остаюсь на стороне народа и справедливости. Да здравствует здоровый домострой, долой распутство!
Анна направляется к дверям, но тут Ворчалкина не выдерживает.
Ворчалкина. Хватит! Ты меня, змея подколодная, вообще без дочерей оставить хочешь? А я тебя жалела! Я тебя на волю отпустила после такого преступления! В подпол ее! Безжалостно! И утром, прежде чем отправить в уезд, выпороть обеих – по сто плетей, чтобы месяц не сели и не встали.
Гремыхин с Фентифлюшиным и слугами хотят увести пленниц.
Державин(вытащив шпагу). Только через мой хладный труп!
Саша(отламывает ножку у стола). Я рядом с тобой до конца!
Они вдвоем встают на пути женихов.
Ворчалкина. Люди! Все сюда! Никакой пощады!
Слуги хватают спасителей, а Гремыхин с Фентифлюшиным тянут женщин из комнаты.
И тут все замирают, потому что издали, быстро набирая силу и становясь все звонче, слышен переклик бубенчиков, отдаленные крики и пронзительный вой трубы.
Дремов. Это что такое?
Некопейкин. Вернее всего, это полиция из Переяславля скачет, чтобы этих поганых преступниц в уездную тюрьму препроводить.
