Бернард Шоу - Пигмалион (пер. Н. Рахмановой)
Элиза. Подумаешь, великое дело здесь мытой ходить! Вода в кране и тебе горячая, и холодная, плескайся, сколько влезет. Полотенца пушистые, а вешалка под ними такая горячая, что пальцы обожжешь, и щетки мягкие есть, чтобы тереться, а уж мыла полная чашка, и запах от него – ну, что твой первоцвет. Теперь понятно, почему все леди такие намытые ходят. Мытье им одно удовольствие. Вот посмотрели бы они, как оно нам достается!
Хигинс. Очень рад, что моя ванна пришлась вам по вкусу.
Элиза. И вовсе не все мне по вкусу. Уж как там хотите, а я скажу – не постесняюсь. Вот миссис Пирс знает.
Хигинс. Какой-нибудь непорядок, миссис Пирс?
Миссис Пирс (мягко). Пустяки, сэр. Право, не стоит говорить об этом.
Элиза. Покалечить я его хотела, вот что. Со стыда не знаешь, куда глаза девать. Потом-то я справилась, взяла да полотенце на него и навесила.
Хигинс. На кого?
Миссис Пирс. На зеркало, сэр.
Хигинс. Дулитл, вы слишком строго воспитали свою дочь.
Дулитл. Я? А я ее и не воспитывал. Так разве постегаешь ремнем для порядку. Вы уж не взыщите, хозяин. Не привыкла она еще – вот в чем штука. Поживет у вас, так научится свободному поведению, как в ваших кругах полагается.
Элиза. Не стану я учиться свободному поведению: я не какая-нибудь, я девушка порядочная.
Хигинс. Элиза, если вы еще раз скажете, что вы порядочная девушка, отец заберет вас домой.
Элиза. Как же, заберет! Держи карман шире! Плохо вы моего папашу знаете. Он сюда пришел, чтобы из вас деньжат выжать да нализаться как следует – только и всего.
Дулитл. А что мне еще с деньгами делать! В церковную кружку бросить, что ли? (Элиза показывает ему язык. Он так взбешен этим, что Пикерингу приходится встать между ними.) Ты у меня язык попридержи да смотри, не вздумай с этим джентльменом разные штучки откалывать, а то я тебе по первое число всыплю. Поняла?
Хигинс. Не хотите ли вы дать ей еще какие-нибудь наставления, Дулитл? Или, может быть, благословить ее на прощанье?
Дулитл. Нет, хозяин. Не такой я отпетый дурак, чтобы своим деткам выложить все, что знаю. С ними и без того не совладаешь. Хотите, чтоб Элиза ума набралась, возьмите ремень, хозяин, да поучите ее сами. Счастливо оставаться, джентльмены! (Направляется к двери.)
Хигинс (повелительно). Стойте! Вы должны регулярно навещать свою дочь. Это ваш отцовский долг. У меня есть брат священник, он поможет вам направить ее.
Дулитл (уклончиво). Ну как же, как же. Я приду, хозяин. На этой неделе, правда, не смогу, работаю очень далеко. Но малость попозже можете на меня рассчитывать. Всего доброго, джентльмены! Всего доброго, мэм! (Снимает шляпу перед миссис Пирс, но та не отвечает на его приветствие, и он направляется к двери. Обернувшись на пороге, он подмигивает Хигинсу, видимо, соболезнуя ему по поводу тяжелого характера миссис Пирс; затем уходит вслед за ней.)
Элиза. Не верьте вы этому старому брехуну. Да он скорее согласится, чтобы вы на него бульдога напустили, чем священника. И не ждите – он сюда скоро не сунется.
Хигинс. Мы не очень жаждем видеть его, Элиза. А вы?
Элиза. А я уж и подавно. Век бы мне его не видеть. Срамит меня только с мусором возжается, вместо того чтоб свое дело делать.
Пикеринг. Чем он занимается, Элиза?
Элиза. Людям зубы заговаривает да денежки в свой карман перекачивает. А сам-то он – землекоп. Бывает, и теперь берется за лопату, когда поразмяться захочет, и хорошие деньги зашибает. А вы больше не хотите звать меня мисс Дулитл?
Пикеринг. Простите, мисс Дулитл, я оговорился.
Элиза. Да нет, я не обижаюсь. Просто очень уж это красиво получается мисс Дулитл. А можно мне сейчас такси нанять и проехаться по Тотенхэм Корт-роуд? Я бы там вышла и велела подождать. Вот бы наши девчонки утерлись – пусть знают свое место. Разговаривать с ними я бы, понятное дело, не стала.
Пикеринг. Лучше подождите, пока вам принесут новое модное платье.
Хигинс. Кроме того, заняв высокое положение, не следует забывать старых друзей. Мы это называем снобизмом.
Элиза. Нет уж, вы меня теперь с ихней компанией не путайте. Было время, насмехались они надо мной почем зря, а теперь я им нос утру. Конечно, если я получу новые модные платья, можно и подождать. Больно мне заиметь их охота. Миссис Пирс говорит, что вы мне разные дадите – одни днем носить, другие ночью в постель надевать. А по-моему, чего деньги зря переводить, раз в них никому не покажешься? А потом, мне и думать страшно: зимой раздеваться да на ночь холодные вещи на себя напяливать!
Миссис Пирс (возвращается). Идемте, Элиза. Там принесли платья, нужно примерить.
Элиза. Ууух ты! А… а… а… ах! Уй… ий… и. (Вылетает из комнаты.)
Миссис Пирс (следуя за ней). Не надо носиться сломя голову, моя милая. (Закрывает за собой дверь.)
Хигинс. Трудное нам предстоит дело, Пикеринг.
Пикеринг (убежденно). Да, Хигинс. Очень трудное.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Приемный день у миссис Хигинс. Еще никого нет. Квартира ее расположена на набережной Челси, и гостиная всеми тремя окнами выходит на реку; только потолок в ней ниже, чем был бы в таком доме, будь он более старинной постройки. Окна – во всю стену. Они распахнуты, открывая доступ на балкон, уставленный цветами в горшках. Слева, если стоять лицом к окнам, – камин; в правой стене, поближе к углу, – дверь. Миссис Хигинс воспитана на Моррисе и Берн-Джонсе, и ее жилище разительно отличается от квартиры ее сына на Уимпол-стрит: ни лишней мебели, ни полочек, ни безделушек. Посреди комнаты – просторная тахта. Подушки и парчовое покрывало на ней, ковер на полу, моррисовские обои и моррисовские набивные занавеси на окнах – вот и все убранство гостиной, но оно настолько изысканно, что его грешно было бы прятать за нагромождением никому не нужных вещей. На стенах несколько хороших картин (в манере Берн-Джонса, а не Уистлера), лет за тридцать до этого выставлявшихся в галерее Гровнер. Пейзаж: всего один: Сесил Лоусон в масштабах Рубенса. Здесь же портрет миссис Хигинс в молодости; на ней, наперекор тогдашней моде, один из тех очаровательных россетиевских костюмов, которым так карикатурно подражали невежды, чьими стараниями был насажден безвкусный эстетизм семидесятых годов.
В углу, наискосок от двери, за простым, но элегантным письменным столиком с пуговкой звонка под рукою, сидит миссис Хигинс и пишет письмо; ныне ей за шестьдесят, и она давным-давно не дает себе труда одеваться не так, как требует мода. В глубине, между столиком и окном, чипендейловский стул. На другой стороне комнаты, подальше от окна, елизаветинское кресло с грубой резьбой в духе Иниго Джонса. Там же рояль в чехле со строчкой. Между камином и окнами диванчик с обивкой из моррисовского кретона. Время – пятый час пополудни. Дверь с шумом распахивается, входит Хигинс в шляпе.
Миссис Хигинс (тревожно). Генри! (Укоризненно.) Зачем ты явился? Ты же обещал не приходить в мои приемные дни.
В то время как он наклоняется поцеловать ее, она снимает с него шляпу и подает ему.
Хигинс. А, черт! (Швыряет шляпу на стол.)
Миссис Хигинс. Сейчас же возвращайся домой.
Хигинс (целуя ее). Знаю, знаю, мама. Я пришел нарочно.
Миссис Хигинс. И напрасно. Я не шучу, Генри. Ты распугал всех моих друзей. Стоит им встретиться с тобой, как они перестают бывать у меня.
Хигинс. Вздор! Светских разговоров я вести не умею, что верно, то верно, но это никого не трогает. (Садится на диван.)
Миссис Хигинс. Ты так думаешь? Светские разговоры! А не светские ты умеешь вести? Нет, милый, уходи, я решительно настаиваю на этом.
Хигинс. Не могу. Вы должны помочь мне в одном деле… связанном с фонетикой.
Миссис Хигинс. Нет, милый. К сожалению, твои гласные выше моего понимания. Я с удовольствием получаю от тебя хорошенькие открытки, стенографированные по твоей системе, но читать мне приходится написанные обычными буквами подстрочники, которые ты предусмотрительно прикладываешь.
Хигинс. Тогда считайте, что мое дело не связано с фонетикой.
Миссис Хигинс. Но ты же сам так сказал.
Хигинс. То есть оно связано, но вы к ней не будете иметь отношения. Я тут подцепил девушку…
Миссис Хигинс. А не значит ли это, что девушка подцепила тебя?
Хигинс. Ничего подобного. О любви здесь и речи нет.
Миссис Хигинс. Очень жаль!
Хигинс. Почему?
Миссис Хигинс. Ты еще ни разу не влюблялся в женщину моложе сорока пяти. Когда наконец ты поймешь, что на свете есть немало прелестных девушек?