Дмитрий Мережковский - Борис Годунов. Киносценарий
За креслом Димитрия, в тени, на низенькой скамеечке, ютится молоденькая девушка, черноглазая, кудрявая, робкая. В руках у нее какой-то музыкальный инструмент, может быть, лютня. Чуть слышно перебирает струны. Димитрий задумчив, склонив голову на руки, смотрит на огонь.
Пан Жолкевский[31] (толстый, красный). Эй, царевич. Опять заскучал. Не гоже. (К девушке с лютней). А ты ж что? Пой песенку, да поладнее.
Нанета (робко). Вот песня хорошая, про любовь. (Перебирает струны кроме и вдруг напевает).
Наш святой Себастьян…
Сколько стрел, сколько ран.
Как земля под ним кровава…
Димитрий (ударяя рукой по столу). Не надо эту. Замолчи.
Нанета пугливо замолкает. Несколько угодливых восклицаний вокруг: «И то, нашла песню», «Ран не видали», «Ладно выбрала» и т. д.
Димитрий. До песен ли нам, паны, бояре? Другие игры нас ждут. Сказывали, взят пленный. Ввести его ко мне.
Вводят русского пленника.
Димитрий. Ты кто?
Пленник. Московский дворянин Рожнов.
Димитрий. Не совестно тебе, Рожнов, против меня, законного государя, руку подымать.
Рожнов. Не наша воля.
Димитрий. А что в Москве?
Рожнов. В Москве тихо. Царь, слышь, с ворожеями заперся.
Димитрий. А про меня что говорят?
Рожнов. Да не слишком нынче о тебе смеют говорить. Кому язык отрежут, а кому и голову. Лучше уж молчать.
Димитрий. Завидна жизнь Борисовых людей. У меня того не будет. Свобода будет в моих владениях. (К Рожнову). А войско что? Много ли его?
Рожнов. Да наберется тысяч пятьдесят.
Пан Вишневецкий (тихо Димитрию и боярину Шеину). А нашего-то будет всего пятнадцать тысяч.
Димитрий не отвечает, махает рукой, чтобы увели пленного. Его уводят. Димитрий как бы снова в задумчивости.
Боярин Шеин (Вишневецкому). Ошибся ты, нашего и пятнадцати нету.
Вишневецкий (показывая глазами на Димитрия). Тут заскучаешь.
Димитрий (быстро оборачивается к говорящим). Что? Уж не мните ли вы, что в том моя забота?
Шеин. Нет, государь. Что до меня — я знаю, мы сильны, и знаю, чем сильны: не войском, не польскою подмогой, в имени твоем сила твоя.
Димитрий (встает). Ты хорошо сказал, боярин. Все за меня, и люди и судьба. Чего страшиться нам? Друзья, чуть свет на завтра в бой. И горе Годунову.
Все окружают его, возгласы: «Слава царю Димитрию Иоанновичу!» «В бой!» «За здравие царя!» «За победу над изменниками!» и т. д. Пунш дымится, чокаются, пьют. Мисаил в углу тоже пьет, но охает. «Ишь расхрабрился. На эдакую-то силищу прет, и горя мало ему. Ну, да ладно. Побьемся, посмотрим, чья возьмет». В эту минуту входит один из стражников, быстро идет прямо к Димитрию.
Стражник. Государь, с литовской стороны гонец к тебе.
Димитрий. Гонец? А от кого?
Стражник. Да не признается. К самому, мол, царевичу, и дело неотложное.
Димитрий. Скажи, пусть войдет.
Стражник. А говорит, будто дело у него тайное.
Димитрий. Проводить его наверх в горницу, где для меня убрано. Я сейчас туда буду.
2.Небольшая горница наверху. Темный потолок с толстой поперечной балкой. Облупленные стены. В углу походная койка Димитрия с наброшенным меховым одеялом. На полу тоже несколько медвежьих шкур. Одна фигура у небольшого черного камина, где трещат наваленные толстые сучья. На деревянном столе, что близ узкого подъемного окна, горит и оплывает сальная свеча.
Стройный маленький гусар стоит у камина, протянув руки к огню. Оборачивается на скрип двери.
Димитрий входит, запирает дверь и останавливается у порога.
Несколько минут молча смотрят друг на друга.
Гусар. Димитрий, это я.
Димитрий бросается вперед, но внезапно останавливается на середине комнаты.
Димитрий. Безумная. Что ты затеяла? Что хочешь от меня?
Марина. Только быть с тобой. Опасности с тобою разделять. И если ты погибнешь — умереть с тобой.
Дмитрий. Скажи, пожалуйста! Как заговорила. Да ладно, я речам полячки хитрой веры не даю. Явилась как сюда?
Марина. Я — здесь, довольно было б этого для веры. Прознав, где ты, я отчий дом покинула тайком.
Димитрий. Смела, хоть женщина. Да в толк я не возьму, почто старалась? Отряжу сейчас людей надежных, они домой тебя доставят.
Марина. Тому не быть. (Делает шаг к нему). Димитрий, не для того летела я к тебе…
Димитрий. Ко мне? К царевичу? К наследнику престола? Опять ты за свое, нет, панночка, мне нынче не досуг. И песенки твои не время слушать, а захочу, внизу есть славная певунья. Вон слышишь? (Доносятся звуки струн).
Марина (подбегает к нему и хватает его за руки). Неправду говоришь, лукавишь. Я по веленью сердца шла. Взгляни мне в очи… я тебя люблю. Тебя, тебя, а кто ты — что мне нужды.
Димитрий. Марина… Нет, я обольщениям обмана боле не поддамся. Над сердцем взял я силу не напрасно…
Марина (смотрит в лицо ему, все ближе, и обнимает). Да, ты силен, ты горд. А сильным Бог владеет. Ты победил надменную Марину. (Объятия сжимаются теснее).
Димитрий. Марина, сердце. Сонное мое мечтание. Тоску любви я превозмочь хотел… Хотел забыть… а ты —
Марина. В твоей навеки власти. Томи, терзай, — я от любви не отрекусь… И «моя стезя кровава; мучься, плоть, лейся, кровь…»
Димитрий (Марина в его объятиях, почти у него на руках). Умираю за любовь.
Марина. Веришь теперь, глупый, милый, милый?..
Свеча на столе трещит, вспыхивает и гаснет. Темно, чуть бродят отсветы камина. Снизу слышна тихая музыка. Постепенно она умолкает. Заря и звук трубы.
3.Узкий четырехугольник окна начинает голубеть снежным рассветом. Марина, укрытая меховым одеялом. Димитрий у ног ее на медвежьей шкуре, положив голову на одеяло — спит.
Шаги, громкий стук в дверь. Димитрий быстро вскакивает.
Голос. Царевич. Воевода с докладом. Все готово. Димитрий (громко). Иду, иду.
Наклоняется к Марине. Она освобождает руки из-под одеяла и обнимает его.
Димитрий. Сердце мое, голубка моя. Жди меня здесь, я вернусь. Сегодня будет весело… Верю теперь в свое счастье, Господь ведет меня.
Марина (целуя Димитрия). Да поможет Он нам, любый мой царевич.
XVI. БОЙ
Зимнее, оттепельно-темное, тихое утро на лесной, мелким и частым ельником окруженной поляне с болотистыми под снегом кочками, на крутом берегу Десны, у Новгород-Северска. Близкие, черные на сером небе, крестики еловых верхушек, и золотые, далекие кресты церковных маковок.
Белка, сидя на елке и прямо подняв над головой пушистый хвост, грызет еловую шишку. Тетерев, прыгая с кочки на кочку, клюет кораллово-красные ягоды подснежной, во мху, брусники. Заяц, выйдя из норы под елкой, становится на задние лапы, умывается снегом, нюхает воздух и прядет ушами, прислушиваясь. Тихо все, так тихо, что слышно, как слеза за слезой капает с отягченных снегом еловых лап прозрачно-светлая капель.
Вдруг, очень далеко, трубы трубят, бьют барабаны, и тяжелым, глухим, точно подземным гулом раскатывается пушечный выстрел.
Заяц, поджав уши, кидается через поляну в лес и перебегает дорогу двум всадникам, Димитрию и князю Льву Сапеге, воеводе Мазурских гусар.
Сапега. Тьфу! Заяц, черт! Свернем…
Димитрий. Полно, пан! Зайца испугался Лев?
Сапега. Что делать, царевич? Злых примет на ратном поле боюсь. Я, видно, не так избалован судьбой, как ваше высочество… об одном прошу, не искушай судьбы, не кидайся в огонь очертя голову.
Димитрий. Ладно, ладно, вперед!
Скачет, пришпорив коня, так быстро, что Сапега едва поспевает за ним. Трубный звук, бой барабанов и пушечный гул приближаются.
Всадники, спустившись к реке и переправившись через нее по талому снегу с водой, въезжают на тот берег. Здесь, на открытом поле, лагерь: котлы кашеваров, коновязи и шатер под двуглавым орлом, ставка царевича.
Димитрий входит в шатер. Старый боярин Шеин с низким поклоном подает ему стальную кольчугу с двумя золотыми двуглавыми орлами, одним на груди, другим — на спине, шлем, с яхонтовым на острие крестиком, и двумя финифтяными образками спереди, св. Георгия Победоносца и Ченстоховской Богоматери. Шеин помогает Димитрию надеть доспехи. Тут же суетится о. Мисаил.
Шеин. Что суешься, отче, без толку? Не твоего ума дело!
О. Мисаил (обнимая и благословляя Димитрия). Ну, с Богом, Гришенька… тьфу! Митенька… Димитрий Иванович, государь наш, батюшка, храни тебя Господь и Матерь Пречистая!
Димитрий выходит из шатра, садится на лошадь и скачет в бой, под развевающейся зеленого шелка хоругвью, с такими же, как на шатре, двуглавыми орлом и Деисуом.
Мимо проходят войска Польские гусары, в леопардовых шкурах вместо плащей, с длинными, воткнутыми у седельной луки, по земле волочащимися пиками и прикрепленными к седлам огромными белыми, точно лебедиными, крыльями, когда скачут гусары в пороховом дыму, то кажется, огромные белые птицы летят.
Пешие московские ратники в простых кафтанах-однорядках, серых, с красной и желтой опушкой, в острых стальных шишаках, с кольчатой, от сабельных ударов затылок и шею закрывающей сеткою-барминзей, с ружьями-пищалями, такими тяжелыми, что для стрельбы кладут их на четырехногие рогатки-подсошники.
