Алексей Слаповский - Самая настоящая любовь. Пьесы для больших и малых
Высвечивается обстановка скромного деревенского дома. Белов стучит, входит.
БЕЛОВ. Есть кто-нибудь? (Прихрамывая, идет к столу, садится, приспускает брюки, осматривает бедро, дотрагивается до него, морщится.)
Открывается дверь, входит МУЖИК. Как есть мужик – кроличья шапка, телогрейка, сапоги. Небрит.
БЕЛОВ (натягивает брюки). Здорово, хозяин! У тебя телефон есть?
МУЖИК. Нет. И я не…
БЕЛОВ. А у кого-нибудь в деревне есть вообще? Мобильный желательно.
МУЖИК. Надо полагать, есть.
БЕЛОВ. Принеси, очень надо позвонить. Я заплачу.
Мужик не двигается, рассматривает его, потом неспешно садится. Закуривает. Видит на столе бутыль с самогоном, наливает, пьет.
Мне очень нужно позвонить, понимаешь? У меня дела стоят и вообще… Я Белов, не узнаешь?
МУЖИК. Белов… А я, к примеру, Сидоров, ну и что? Хотя я не Сидоров.
БЕЛОВ. Я Белов-Шварцман, меня вся страна знает. У вас что, телевизоров тут нет, газет нет?
МУЖИК. Ох, суета… Человек от смерти спасся, нет, чтобы Бога возблагодарить, телефон ему, газету, телевизор.
БЕЛОВ. Газеты и телевизор мне не нужны, телефон мне нужен! Вызвать вертолет с врачом – и убраться отсюда.
МУЖИК (смотрит на его ногу). Смещение и повреждение сустава. Долго хромать будешь.
БЕЛОВ. С чего ты… А откуда ты вообще знаешь, что я от смерти спасся? Ты взрыв слышал? Или видел, как самолет падал? Или как я на парашюте летел?
МУЖИК. Да был я там.
БЕЛОВ. Где?
МУЖИК. В самолете.
БЕЛОВ. Ты пьян, что ли? Ты кто?
МУЖИК. Ангел-хранитель.
БЕЛОВ. Чей?
МУЖИК. Твой.
БЕЛОВ. Так. Широко распространились психи по краям нашей родины. Помоги мне дойти до кого-нибудь нормального.
МУЖИК. Да придут сейчас люди, не беспокойся.
БЕЛОВ. Где я вообще?
МУЖИК. Деревня Шабашовка.
БЕЛОВ. Хорошее название. А ты тут кто? Охотник, рыбак? Шишки кедровые собираешь?
МУЖИК. Ангел я, сказано же.
БЕЛОВ. Слушай, хватит! Помоги! (Пытается встать, со стоном садится.)
МУЖИК. Попробуй, сохрани человека, если он сам не бережется. Тебе, что ли, доказательства нужны? Я знаю, ты на веру ничего не принимаешь. Ладно, будут тебе доказательства. Сейчас собака залает.
Лает собака.
А сейчас соседка на дочь закричит: «Олька, ты куда ведро красное девала?»
Голос. Олька, ты куда ведро красное девала?
МУЖИК. А сейчас трактор проедет.
Проехал трактор.
Белов некоторое время смотрит на Мужика, потом начинает смеяться.
Ну, и чего ржем?
БЕЛОВ. Да все ясно! Ты здесь сколько живешь, ты все наизусть знаешь! И когда собаки лают, и когда соседки кричат, и когда трактор ездит! Фокусник!
МУЖИК. Хорошо. А как насчет твоей родинки возле пупка и шрама от аппендикса? Плюс повышенное давление. И сахара в крови выше нормы на ноль целых семь десятых процента. Не считая других мелочей.
БЕЛОВ. Экстрасенс, что ли?
МУЖИК. О, ё, упертый какой. Прямо смешно даже.
БЕЛОВ. Имя моей жены! Имя сына! Номер счета в «Банк-Манифик»! И что было перед отлетом из Иркутска?
МУЖИК. Жена – Лира, сын – Константин, в честь себя назвал, гордец, любовница – Лана, кстати, врет, Таня она. Номер счета четыре-ноль-четыре шесть-шесть-шесть восемь нулей триста пятнадцать, банк находится в Лозанне. Пин-код доступа к электронной информации – двести десять ноль ноль семь.
БЕЛОВ. Кто ты? Папарацци? Шпион? ФСБ? ЦРУ?
МУЖИК. Только электрошокер не вытаскивай. У него кожух повредило, когда ты падал.
Белов растерянно достает трубочку элетрошокера, нажимает на кнопку: разряд; вскрикивает.
Я же говорил. И зачем он тебе, если охрана есть? Никому не доверяешь? За жизнь свою опасаешься?
БЕЛОВ. Кто ты?
МУЖИК. Опять двадцать пять! Ангел-хранитель я твой. Спас тебя, между прочим, потому что несло тебя на скалу, а я опустил на деревья.
БЕЛОВ. Ага. И я ногу чуть не сломал.
МУЖИК. Ну и зараза ты! Это вместо «спасибо»?
БЕЛОВ. Как ты можешь ругаться, если ангел? И куришь, и выпиваешь?
МУЖИК. Это все внешнее. В меня ничего не входит, все просачивается в субстанцию вечности.
БЕЛОВ. А разве ангел-хранитель бывает у неверующих?
МУЖИК. Конечно. Он у всех есть, Бог всех любит. Но является тем, кто уверовал.
БЕЛОВ. Когда это я уверовал?
МУЖИК. А когда летел кувырком с самолета, тогда и уверовал.
БЕЛОВ. А почему я не понял этого?
МУЖИК. Мало ли. Человек даже когда рождается, тоже не сразу понимает, что родился.
БЕЛОВ. Не знаю… Может, что-то мелькнуло… Но сейчас я опять неверующий.
МУЖИК. Поздно. Так не бывает: родился – и назад. Ты теперь верующий навсегда, хочешь ты этого или не хочешь.
БЕЛОВ. А как же свобода совести?
МУЖИК. Еще раз говорю – это как родиться. В мамку же обратно не залезешь. Со всей своей свободой. Или уж живи – или, конечно, есть придурки, можно с собой покончить.
БЕЛОВ. Я не самоубийца, я неверующий!
МУЖИК. А это одно и то же.
БЕЛОВ (после паузы). А почему ты в таком виде? Где крылья?
МУЖИК. Крылья ему давай. Зачем они мне, я голубь, что ли? У курицы вон крылья – а толку? Ангел и без крыльев может летать – божественная левитация. Это люди изображают ангелов с крылышками, им так понятнее.
БЕЛОВ. Хорошо. Но я мало, что неверующий, я еврей наполовину! А ты явно русский! Да еще мужик какой-то!
МУЖИК. У ангелов национальности не бывает. Это просто мой телесный вид. Почему русский мужик? Потому что бог любит бедных и несчастных. А кто беднее и несчастнее русского мужика?
БЕЛОВ. В Африке тоже много голодающих.
МУЖИК. Ну давай стану черным. Хочешь?
БЕЛОВ. То есть на каждого абсолютно человека – по ангелу?
МУЖИК. Именно.
БЕЛОВ. Многовато вас. Не тесно на небе?
МУЖИК. Для Бога это пустяки. Я – атом Его дыхания, одного только выдоха. В одном выдохе – миллиарды.
БЕЛОВ. Атом, говоришь?
МУЖИК. Атом.
БЕЛОВ. А спас меня зачем?
МУЖИК. Как зачем? Я ангел-хранитель. Для добрых дел, конечно.
БЕЛОВ. То есть я теперь обязан совершить несколько добрых дел?
МУЖИК. Сразу считать! Калькулятор какой-то, а не человек. Ничего ты не обязан. Захочешь – совершишь, не захочешь – не совершишь. Вернее – совершишь обязательно. Иначе я бы с тобой не растабарывал. Говорю исключительно из уважения к твоему будущему поступку.
БЕЛОВ. Это какому?
МУЖИК. У тебя сколько миллионов долларов? То есть миллиардов?
БЕЛОВ. Журнала «Форбс» начитался? Там написано: восемнадцать, а на самом деле…
МУЖИК. А на самом деле – тридцать два миллиарда семьсот сорок два миллиона триста пятьдесят тысяч. Триста пятьдесят восемь. Триста девяносто. Ого! Сразу пару миллионов прибавилось – транш прошел. Я даже считать не успеваю. Почти уже тридцать три, милок. А военный бюджет России – двадцать девять миллиардов. России, а не Туркмении – при всем уважении к этой стране.
БЕЛОВ (растерянно). Там же мусульмане.
МУЖИК. И что? Я должен за это их не уважать?
БЕЛОВ. Нет, но ты ангел-то какой? Православный? Католический? Иудейский?
МУЖИК. Божий я ангел. И твой. А чего это ты сворачиваешь с разговора? (Лукаво грозя пальцем.) Я знаю! Ты сам уже догадываешься, что сделаешь! А говорят – Бог! Да, Бог все видит и знает, но человек видит и знает не хуже.
БЕЛОВ. Ну, и что я сделаю?
МУЖИК. Раздашь все свои деньги и все свое имущество.
БЕЛОВ. Ага, жди! Да у меня ни одной свободной копейки нет! Все в деле! И эти деньги, между прочим, работают на людей!
МУЖИК. Дом в сорок четыре комнаты – тоже на людей?
БЕЛОВ. В каком-то смысле! Он дает работу прислуге, сантехникам, электрикам, мебельщикам…
МУЖИК. А чего бы мебельщикам вот сюда хоть один приличный стул не сделать? Видишь, на чем люди сидят? Тридцать квадратных метров жилого пространства, а у тебя три тысячи.
БЕЛОВ. Я все эти метры заработал! Я каждую копейку абсолютно честно… (Глядя на Мужика, умолк.)
МУЖИК. Вот. Наконец до тебя дошло, что мне врать бессмысленно.
БЕЛОВ. То есть ты знаешь столько же, сколько и я?
МУЖИК. Естественно. Потому что я, в какой-то степени, твоя часть.
А на стене, между прочим, висит ружье. Белов в ходе разговора поглядывает на него.
Ты на ружье не смотри. Знаю, что ты из ста тарелок девяносто восемь разбиваешь, но оно не заряжено.
Входят Анатолий и Татьяна, хозяева дома.
БЕЛОВ (вскакивает, кричит). Хватайте его, он сумасшедший! Он меня убить хотел! (И со стоном, схватившись за ногу, падает на пол.)
Анатолий и Татьяна с удивлением переглядываются. Мужик, сидевший в темном углу, уже совсем не виден. Он исчез.
Белов на кровати – то ли спит, то ли без сознания. Анатолий и Татьяна выпивают. Как-то механически и по очереди, будто две половинки деревянной игрушки с движущимися планками, на которые они посажены.
