Жан Ануй - Портки
Ада (поднимается). Свидетель сказал не всю правду! Я прошу свидетеля сообщить суду, что мой супруг попросил его сделать, буквально!
Новая горничная (после короткой паузы, раздражённо). Они попросили меня сделать им горбуна с улицы Канкампуа.
Смятение в зале.
Председательша обменивается шёпотом с заседательшами. Лебеллюк наклоняется к Леону.
Председательша (заинтересованно). Могли бы вы объяснить суду, вычёркивая насколько возможно все незначительные подробности, что в точности означает… «горбун с улицы Канкампуа»?
Новая горничная (посмеиваясь). Ах, ничего особенного! Не нужно себе даже представлять! Так как м'сье ведь требовалось положить блокнот, чтобы писать, а у него только одна рука отвязана. Мадам говорила, что «не дай Бог обе сразу!». Так что м'сье попросили подставить им спину, чтобы положить на неё блокнот, так, говорит, мне будет удобнее.
Председательша (немного разочарованная). Ах, вот оно что такое горбун с улицы Канкампуа?
Новая горничная. А что вы хотели, чтобы это такое было?
Председательша (высокомерно). Не знаю. (Опомнившись.) Вы не должны задавать вопросов Суду!
Ада (ядовито). Свидетель не говорит про омерзительную двусмысленность позы, которую мой муж попросил его принять, госпожа председательша, как тот самый известный горбун.
Председательша. Объяснитесь.
Ада. Горбун на улицы Канкампуа, действительно, подставлял свой горб биржевым спекулянтам. Но это происходило на улице, у всех на виду! И горб был настоящий, удобный, нагибаться надобности не было. К тому же он был мужчина и, судя по гравюрам, в возрасте и неблаговидный. Предлагая свои услуги, он никаким образом не мог возбуждать в спекулянтах никаких нечистых намерений, у тех, кстати, на уме было совсем другое. А я прошу уважаемый суд представить себе, как свидетель в целях удержать блокнот должен был округлить спину и подвинуть круп вплотную к моему мужу. Это близко. А руки — коротки!
Лебеллюк поднимает руку.
Председательша. Вам предоставляется слово, мэтр.
Лебеллюк (встаёт и изображает). Прошу трибунал оценить. Я кладу блокнот себе на спину, и округляю её. (Блокнот падает, он его поднимает.) Разумеется, нужно, чтобы блокнот оказался в равновесии. Я нагибаюсь и выставляюсь назад. Это необходимо, чтобы спина была плоской. Существуют вполне приличные позы. (Ему кое-как удаётся поддержать блокнот.) Вот! Вызываю ли я у Суда вожделенные чувства?
Смех в зале.
Председательша прерывает его с раздражением.
Председательша. Сядьте, мэтр. Ваша демонстрация не убедительна. И вашему поведению не достаёт уважения к Суду. Давайте приступим к реконструкции события. Подсудимый, встаньте. Пусть свидетель примет позу, которая у неё была, чтобы помочь вам писать.
Новая горничная становится перед судом.
Председательша. Подсудимый, делайте вид, что вы пишите.
Леон делает вид, что пишет.
Новая горничная. Только оттого, что он быстро пишет, было щекотно!
Председательша (переговорив с заседательшами). Хорошо. Инцидент исчерпан. Можете сесть. Суд не удерживает это обстоятельство как компрометирующий факт, усугубляющий вину подсудимого.
Лебеллюк (поднимается). Защита благодарит Суд за его проницательность.
Ада (тоже поднимается. Это слишком просто! Пусть суд представит себе, какие мысли кошели в голове моего мужа, пока свидетель выставлял себя таким образом?
Председательша (с раздражением). Суд оценивает только факты! Свидетель не заметил ничего подозрительно в поведении подсудимого, пока тот писал статью?
Новая горничная. Нет, господин председатель.
Председательша (громогласно). Госпожа председательша!
Новая горничная (сконфуженно, используя ситуацию). Прошу госпожу председательшу меня извинить, я так взволнована… (С неожиданным спокойствием.) Но я уже на трёх местах служила, и никогда меня ни в чём подобном не обвинили. Никогда! У меня тоже честь есть. Не только у мадам, я прошу прощения! Мы для того революцию делаем, чёрт побери!
Председательша (слово «революция» на неё очевидно действует). Успокойтесь, дитя моё! Никто вас не обвиняет! Новое социалистическое общество зиждется на принципе равенства всех женщин. Инцидент исчерпан. Можете сесть на место. Прежде чем перейти к более детальным слушаньям, у нас, кажется, имеется ещё один свидетель из домашней прислуги.
Вторая заседательша (опять чуть не потеряла список). Гражданин Ля Фисель, Люсьен, комнатный лакей.
Ля Фисель (поднимается по стойке смирно, как служака, поправляет). Драер, командир!
Председательша. Простите?
Ля Фисель. Я — драер. Полы надраиваю.
Председательша. Это совсем не то, что у вас спрашивают. Подойдите к суду и клянитесь, что будете говорить правду, всю правду и ничего кроме правды. Поднимите правую руку, скажите: «Я клянусь».
Ля Фисель (плюёт в грязную ладонь, трёт её об штаны, потом поднимает руку, довольный своей ролью). Клянусь головой моей жены!
Председательша. Вас не спрашивают, чьей головой вы клянётесь! С каких пор вы на службе у подсудимого?
Ля Фисель. Одиннадцать лет, командир!
Председательша. И у вас хорошие отношения?
Ля Фисель. Как жопа с рубашкой, командир!
Председательша. Суд просит вас выбирать выражения. Вы сказали, что полы натираете…
Ля Фисель. Драю, командир!
Председательша. Ставила ли вас служба в непосредственные сношения с подсудимым?
Ля Фисель (начинает чувствовать себя комфортно). Не подумайте! Я говорю драер, так называю, потому что таков пост, но, если честно, я всё делаю. Тут дом, мы не специализированы. Приведу пример, утром приношу я м'сье лаковые туфли или брюки горячие ещё, в стрелку, мы, конечно, поговорим о том-сём. М'сье любит беседовать с народом. А я, если честно, обожаю интеллектуалов. Это меня культивирует. И потом, нельзя забывать… с тех пор, как м'сье привязан к столбу, я его кормлю. И он не всегда, игемон, удобный! За папу, за маму… всякую карусель! Особенно, когда шпинат. М'сье шпинат не любит, но, в целом, он неплохой господин.
Председательша. Во время личного контакта, скажите, случалось ли, чтобы обвиняемый откровенничал? Рассказывал ли он вам, например, про свою половую жизнь?
Ля Фисель. Половую?
Председательша. Интимные связи…
Ля Фисель. Не говорю, что м'сье не пытался. Но я никогда не слушал. Запрещено! А Ля Фисель строго по инструкциям. Ещё командиры в войну говорили: «С Ля Фиселем — замётано! Приказ есть приказ!» Так что я не, я не слушал. Запрещено! Но, конечно, уши-то есть, дело человеческое, кое-что, понятное дело, услышал!
Председательша. Например, что вы услышали?
Ля Фисель. Ничего существенного, командир. Иначе я подал бы рапорт! Всё по инструкции! Естественным образом, какие там суждения о девочках или об их драгоценностях, которые он обнаружил. Сожаления… Я скажу, так как с начальством следует быть откровенным. Власть фаллократов, командир, ему было её искренне жаль… он, как и многие, кто не принял революцию с чистым сердцем. Но я… в такие моменты… я — камень! Потому что я, спросите жену — никогда, не малейшего лишнего слова, даже, бывало, завинтишь за воротник, никогда — ничего. Запрещено! Ля Фисель подчиняется струкциям. Красоток, я лично, даже не нюхал! На этот счёт однозначно. Всё по уставу. Отношения только в специально отведённые дни. И не по собственной воле! Я не брюзжу, как некоторые. Только, когда супруга попросит. Без этого даже никак… ни словечка, ни жеста, который бы он эта самая… даже в разрешённые дни! И командиры всегда… «С Ля Фиселем — замётано!»
Председательша (прерывает его с раздражением). Вы отклонились от темы. И не ответили на вопрос вразумительно. Во время связи с вышеупомянутой горничной, откровенничал ли с вами подсудимый?
Ля Фисель. Нет, этого не было. На него не похоже. Мне лично приводилось сказать что-нибудь, типа, чтобы только проверить и, в случае рапорт… «Славно, мол, слеплена, мякушка!» Но м'сье никогда. Он работал в тени. Секретный был человек.
