Эдуардо Де Филиппо - Филумена Мартурано (др.)
ДОМЕНИКО. Ты должна понять это. Если сомневаешься, спроси адвоката, которому доверяешь.
ФИЛУМЕНА. Не надо, я верю. Но не потому, что ты это говоришь. Ты ведь больше всех заинтересован… Я верю адвокату, которого вижу в первый раз… Взгляни на себя. Думаешь, я плохо тебя знаю? Ты опять смотришь хозяином. Успокоился… Если бы все это было ложью, вряд ли бы ты смотрел мне в глаза — уткнулся бы в землю. Лгать ты никогда не умел. Это правда.
ДОМЕНИКО. Продолжайте, адвокат.
НОЧЕЛЛА. Если вы мне доверите это дело…
ФИЛУМЕНА (на мгновение задумывается; голос ее изменился, она волнуется, вскипает; к Доменико). Так знай! Ты мне тоже не нужен! (К Ночелла.) Продолжайте, адвокат. Да, неправда, что я была при смерти. Мне захотелось сыграть шутку! Я хотела украсть у него фамилию! Я не знаю ваших законов, но у меня есть свой. Этот закон велит смеяться, а не плакать! (Кричит по направлению к террасе). Идите все сюда!
ДОМЕНИКО (примирительно). Хочешь сразу со всем покончить?
ФИЛУМЕНА (разъяренно). Помолчи!
Снова появляются три молодых человека. Им немного не по себе. Делают несколько шагов вперед по комнате. Из глубины одновременно выходит Розалия с подносом, на котором стоят три чашки кофе. Она понимает деликатность минуты и, молча поставив поднос на столик, подходит к Филумене.
(Сыновьям, откровенно.) Дети, вы уже взрослые люди! Выслушайте меня! (Показывает на Доменико и Ночелла.) В этом мире законов и прав живут люди… В этом мире защищаются бумагой и чернилами. Здесь живут Доменико Сориано и адвокат. Здесь же живу и я (показывает на себя). Филумена Мартурано, которая не умеет плакать, женщина, у которой свои законы. Доменико Сориано всегда твердил мне: «Видел ли кто-нибудь хоть раз слезы в этих глазах?» Нет у меня слез… смотрите! (С иронией.) Разве нищая имеет право на слезы? (Устремив глаза на молодых людей.) Вы же — мои сыновья!
ДОМЕНИКО. Филуме!
ФИЛУМЕНА (решительно). Кто ты такой, чтобы запретить сказать моим детям, что они моя плоть, моя кровь? (К Ночелла.) Адвокат, ваш закон разрешает это или нет?.. (Более угрожающе, чем взволнованно.) Вы — мои дети! Филумена Мартурано все сказала. Вы молоды, сумейте же понять все, что здесь обо мне говорили.
Все трое стоят, словно каменные, Умберто бледен, Риккардо опустил глаза, словно от стыда, Микеле растроган и удивлен, на его лице волнение.
Не буду говорить, как я сейчас живу, но расскажу всем, как жила до семнадцати лет. (Пауза.) Адвокат, известны вам трущобы… (отчеканивая) эти подвалы… на Сан — Джованьелло, на Верджине, Фурчелле, виа Трибунале, Паллунетто? Мрачные, полные копоти, набитые битком людьми. Летом там нечем дышать от жары, а зимой зубы стучат от холода… Даже в полдень туда не проникает дневной свет… Сколько народу ютится там! Дышать нечем, но все же лучше духота, чем холод. Вот в одном из таких подвалов в переулке Сан — Либорио я и жила вместе с семьей. Сколько нас там было? Целая толпа! Что было с моей семьей, что с ней потом стало, я не знаю… И не хочу знать. Не помню!.. Друг на друга не смотрят. Эти просящие глаза, постоянные драки… Ложились спать, не говорили «доброй ночи!» А просыпаясь, никто не говорил друг другу «доброе утро!» Помню только одно ласковое слово, которое сказал мне отец… Вспоминаю об этом теперь, и меня охватывает дрожь… Мне было тринадцать лет. «Ты растешь, — сказал он, — и живешь здесь не только для того, чтобы есть». А духота какая!.. Ночью закрывали дверь, и нечем было дышать… Вечером садились за стол… Одна большая тарелка и куча вилок. Может быть, мне казалось, но каждый раз, когда я брала на вилку кусок, я чувствовала на себе взгляд. Будто я воровала!.. Мне исполнилось семнадцать… Я смотрела на проходивших девушек — на них были красивые платья, туфли… Они шли под руку с женихами. Однажды вечером я встретила подругу, она жила рядом с нами, но хорошо одевалась… Тогда я думала, что в этом — самое большое счастье… Я говорила себе: «Та-ка — я… та-ка — я… та-ка — я…». Я не спала всю ночь… А духота… духота… И я познакомилась с тобой!
Доменико вздрагивает.
Там, ты помнишь?.. Тот «дом» казался мне королевским дворцом… Ночью возвращалась в переулок Сан — Либорио, и сердце бешено стучало. Я думала: «Теперь никто не посмотрит на меня, выгонят из дому!» Но никто ничего не сказал; наоборот, кто-то подвинул стул, кто-то произнес ласковое слово… На меня смотрели, как на человека выше их, с уважением… Только у мамы, когда она поздоровалась, я заметила в глазах слезы… Больше я домой не возвращалась! (Почти кричит.) Я не убила моих детей! Семья… моя семья! Двадцать пять лет я думаю только о семье! (Сыновьям.) Я вырастила вас, сделала вас людьми, обкрадывала его… (показывает на Доменико) чтобы воспитать вас.
МИКЕЛЕ (взволнованный, подходит к матери). Все хорошо, хватит уже! (Все сильнее волнуется.) Ты сделала больше, чем могла.
УМБЕРТО (подходит к матери, серьезно). Хотелось бы сказать многое, но сейчас мне трудно говорить. Я напишу вам письмо.
ФИЛУМЕНА. Я не умею читать.
УМБЕРТО. Я сам прочту его вам.
Пауза.
ФИЛУМЕНА (смотрит на Риккардо, ожидая, что тот подойдет к ней, но он, не сказав ни слова, уходит). А, ушел…
УМБЕРТО (понимающе). Характер! Не понял. Завтра я зайду к нему в магазин и поговорю.
МИКЕЛЕ (Филумене). Вы можете жить у меня. Правда, дом маленький, но места хватит всем. Ведь еще есть терраска. (С искренней радостью.) А ребята-то все время спрашивают: «Где бабушка, бабушка где?…» И я молол всякую чепуху… Вот будет новость! Войду и скажу: «Бабушка приехала!» (Словно говоря: «Вот она».) Ну и праздник будет! (Приглашая Филумену.) Идемте.
ФИЛУМЕНА (решительно). Хорошо, пойду к тебе.
МИКЕЛЕ. Идемте.
ФИЛУМЕНА. Одну минуту. Подожди меня внизу у подъезда. (К Умберто.) Ступайте вместе. Я спущусь через десять минут. Мне надо еще сказать кое-что дону Доменико.
МИКЕЛЕ (счастливый). Только побыстрей. (К Умберто.) Вы идете?
УМБЕРТО. Да, иду. Я провожу тебя.
МИКЕЛЕ (попрежнему весело). До свидания, синьоры. (Идет в глубь сцены.) Я чувствовал что-то… поэтому и хотел говорить… (Уходит с Умберто.)
ФИЛУМЕНА. Адвокат, извините, несколько минут… (Показывает на «кабинет».)
НОЧЕЛЛА. Мне надо уйти.
ФИЛУМЕНА. Нет — нет. Только на две минуты. Я очень довольна, что вы присутствовали при моем разговоре с доном Доменико. Проходите, пожалуйста.
Ночелла нехотя идет в «кабинет». Розалия, не сказав ни слова, выходит в первую дверь налево.
ФИЛУМЕНА (положив ключи на стол). Я ухожу, Думми. Скажи адвокату, чтобы он оформил развод законным путем. Я во всем призналась, ты свободен.
ДОМЕНИКО. Я думаю! Выкачала кругленькую сумму! Не тебе подымать историю…
ФИЛУМЕНА (спокойно). Завтра пришлю за вещами.
ДОМЕНИКО (несколько смущен). Ты, наверное, с ума сошла. Смутила покой трех бедных юношей. Кто тебя просил рассказывать? Зачем ты это сделала?
ФИЛУМЕНА (холодно). Потому что один из них — твой сын!
ДОМЕНИКО (застывает, пристально вглядываясь в Филумену, ошеломленный этим известием; после паузы, стремится протестовать всем своим существом). Кто тебе поверит?
ФИЛУМЕНА. Один из трех — твой!
ДОМЕНИКО (не осмеливаясь кричать, тяжело). Замолчи!
ФИЛУМЕНА. Я могла сказать — все трое твои, и ты бы поверил. Я заставила бы тебя поверить! Но это не так. Могла ли я сказать тебе об этом раньше? Нет, ты возненавидел бы двух остальных… Но я их всех любила одинаково, не делая различий.
ДОМЕНИКО. Это ложь!
ФИЛУМЕНА. Нет, Думми, это правда! Ты просто забыл. Твои поездки… Лондон… Париж… скачки, женщины… В один из многих вечеров ты был со мной… Ты сказал: «Филуме, докажи, что ты по — настоящему любишь меня» — и погасил свет. В тот вечер я действительно тебя любила. А ты нет. Ты только делал вид, что любишь… Когда я снова зажгла свет, ты как обычно протянул мне сто лир. Я записала на них этот день, месяц и год. Мне всегда везло в лотерее, я умею хорошо угадывать числа. Потом ты уехал, и я ждала тебя, как святая!.. Но ты забыл о том вечере… И я тебе ничего не сказала… Говорила, что живу попрежнему, ничего нового… И правда, когда я увидела, что ты ничего не понял, решила жить попрежнему.
![Нил Саймон - Странная пара (женская версия) [др. перевод]](/uploads/posts/books/228773/228773.jpg)