Генрих Клейст - Роберт Гискар

Отцы, с горячей жаждою спасенья
К Гискару мы сопровождаем вас.
Десницей божьей вы руководимы
И ангелами, если вам удастся
Поколебать упорную скалу,
Бесплодно омываемую пеной
Смятенных и волнующихся войск.
Стрелой громовой бейте, чтоб тропа
Открылась нам и вывела из стана
Ужасного. Когда из лап чумы,
Натравленной на лагерь жутким адом,
Он нас не вырвет тотчас, этот край
Всплывет средь моря гробовым курганом
Усопшего народа. Далеко
Распростирающимися шагами,
Отталкивая встречных по пути,
Бредет чума и чадно дышит в лица
Отравою зловонно-вспухших губ.
Куда ни ступит — пепел. Конь и всадник
Мгновенно рассылаются. Друзей
Пугает дружбой; жениха — невестой;
Родным ребенком любящую мать.
Ее слыхать — склонись к холму и слушай:
Она заводит плач по пустырям,
Где хищники над падалью ширяют
И тучами, затменьем дню грозя,
Бросаются, бушуя, на несчастных.
Чудовище настигнет и его,
Бесстрашно бросившего страху вызов,
И если не отступит, он возьмет
Тогда не кесарийскую столицу[7],
А только камень гробовой. На нем,
Взамен благословенья, взгромоздится
Когда-нибудь проклятье наших чад
И с громовой хулой из медной груди
На древнего губителя отцов,
Кощунственное, выроет когтями
Гискаровы останки из земли.

Поди сюда, Армин.

Толпа ревет
И пенится, бичуемая страхом,
Как океан.

Порядок наведи.
Того гляди, палатку опрокинут.

Долой все бесполезное! К чему
Здесь женщины и дети? Лишь двенадцать
Избранников, а остальные — вон.

Дай нам…

Дай нашим воплям…

Вон, сказал я. Вы, кажется, не прочь явить ему
Личину мятежа? Хотите вы,
Чтоб я с Гискаром говорил, — хотите?

Хотим, почтенный старец. Только ты
Один, ты заводи с ним речь. А если
Он будет глух, безжалостен — тогда
Приставь к его ушам железный рупор
Народного смятенья и греми
Ему о долге в уши. — Мы терпели
Все, что способен вытерпеть народ.

Глядите. Чу!

Палатка распахнулась.

Царица Византии.

Да, она.
Вот это случай кстати. Просьба тотчас
И выслушана будет.

Тише там!
Никто ни слова больше. Повторяю,
Моленью, не восстанью, отдаю
Свой голос. Подтверждаю это снова.

Ответствуй, чадо лучшего отца,
Народ, ручьями льющийся с пригорков,
Какие вихри бурные влекут
Тебя к шатру Гискара, к кипарисам,
Порой, когда чуть брезжит юный день?
Знать, правило забыли, ночью строго
Предписывающее тишину,
И лагерный уклад настолько чужд вам,
Что женщина должна вас поучать
Тому, как надо приближаться к месту,
Где боевая мысль кует свой план?
Святые силы, это ли любовь
К отцу, которою вы похвалялись,
Что криком вы и лязганьем мечей
Насильно подымаете отца мне
Из кратковременных объятий сна?
Его, который, обливаясь потом,
Три ночи сплошь без отдыха провел
В открытом поле, в противленье буйству
Отвсюду напирающей чумы!
Но что-то неотложное, нет спору,
Вас подняло; шаги таких людей,
Как вы, всегда предмет для размышленья.
Так к делу же. Я знать его должна.

Прости нас, царственная дочь Гискара.
А если этот избранный отряд
Приблизился к шатру с излишним шумом,
То я их порицал. Сама суди:
Гискара спящим мы не полагали;
Воззрись-ка, солнце уж давно палит
Тебе затылок, а с тех нор, как помнит
Себя норманн, вставал он до зари.
Мы крайнею нуждой, невыносимой,
К Гискарову шатру приведены.
Пришли молить, обняв его колени,
Об избавленье. Если же еще,
Как ты сказала, сон его покоит
И неусыпный труд его свалил,
То подождем в почтительном безмолвье,
Пока пробудится. А этот час
Молитвой о Гискаре скоротаем.

Не воротиться ль лучше вам назад?
Народ в таком количестве всегда
Подобен морю, даже и в покое,
Всегда рокочет волн его прибой.
А лучше б разошлися вы по стану
И стали бы в порядке у знамен:
Лишь только герцог бровью шевельнет,
Пришлю вам с вестью собственного сына.

Бесценная, не отсылай нас прочь,
Когда на то нет важных оснований.
Об отдыхе отцовском не пекись.
Гляди, твой светлый облик умилил нас.
Мы будем тише моря в час, когда
В безветрии повиснет вымпел с мачты
И на буксире тащится корабль.
Позволь нам тут мгновения дождаться,
Когда от сна пробудится отец.

Пусть так, друзья. Когда не ошибаюсь,
В палатке слышатся его шаги.

Чудно!

Уже шаги в палатке слышит,
А только что сказала, крепко спит.

Она от нас отделаться хотела.

Ей-богу, так. Хотела даром сбыть.
Вот и юлила, языком виляя;
Я вспомнил поговорку про лису.

А то, бывало, ближе подзывала.

Армин!

Здорово, Франц! Ну что?

Мария!

Ты с новостями?

Из дому привет. Приезжий из Калабрии явился.

Да что ты? Из Неаполя?

Зачем
Так странно смотришь ты кругом?