Алексей Арбузов - Сказки старого Арбата
Обзор книги Алексей Арбузов - Сказки старого Арбата
Алексей Николаевич Арбузов
Сказки старого Арбата
комедия в двух частях
ПЕРСОНАЖИ
БАЛЯСНИКОВ Федор Кузьмич - мастер кукол. Превосходный человек шестидесяти лет.
КУЗЬМА - его сын, студент. Напоминает отца. Двадцати двух лет.
ХРИСТОФОР Блохин - подручный Балясникова, а также его тихий преданный друг. Очень за шестьдесят.
ВИКТОША - милая приезжая из Ленинграда. В будущем - знаменитость. Двадцати лет.
ЛЕВУШКА - жених Виктоши. Личность. Уже девятнадцати лет.
ТОЛСТЯЧОК - лет неопределенных.
Шестидесятые годы нашего века. Москва. Район переулков старого Арбата.
Комедия разыгрывается в причудливом кабинете Федора Балясникова. В течение всей пьесы на дворе стоит чудесная погода, и только в пятой картине идет дождь.
Пьесу рекомендуется играть стремительно, даже сентиментальности придавая оттенок азарта.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Итак - позднее утро, ранняя осень. За окном хорошая погода. Из соседней комнаты доносится довольно внятное рычание, а затем в кабинете появляется и сам автор пения, Федька Балясников, совсем не старый человек лет шестидесяти. Вид его не вызывает сомнений, что он только что проснулся. Добродушие и азарт, мощное телосложение и веселая ленца выгодно отличают его от подавляющего большинства его погодков. Пройдясь по комнате в незапахнутом халате, он подходит к письменному столу, где обнаруживается огрызок вчерашнего бутерброда. Эта находка радует Балясникова, и он ее съедает. Стоящая рядом с чернильницей пивная бутылка, к счастью, тоже оказывается непустой, и огрызок бутерброда, таким образом, запивается остатками пива. Эпизод этот удовлетворяет Балясникова, и он, хлопнув себя по животу, вновь на мгновение отдается пению. Сидящие и стоящие на многочисленных полках куклы и игрушечные звери с радостным волнением прислушиваются к его исполнению. Однако, взяв в руки игрушечный пистолет, Федя следует по комнате дальше. Остановившись у какого-то пестрого веселого жирафа, он неодобрительно восклицает: "Нахал!" - и дважды палит в него из пистолета. Наконец он добирается до телефона, плюхается в кресло и набирает нужный номер.
БАЛЯСНИКОВ (в трубку). Ирина Федоровна? Говорит Эразм Роттердамский.
Женский голос: "Это ты, папа?"
Повторяю - на проводе Роттердамский. Поговаривают, что Ровно через двадцать дней вам исполнится ровно двадцать лет. В связи с этим спуститесь к лифтерше - вас ожидает ящик шампанского.
Женский голос: "Ну, папа, не валяй дурака - я же узнала твой голос".
Повторяю, у аппарата Роттердамский, - бегите к лифтерше (вешает трубку и набирает другой номер.) Товарищ Бурков? (Басом.) Говорит Симона Синьоре. Немедленно верните взятую вами сотню у симпатяги Балясникова. Он уезжает на Волгу, так что извольте вернуть должок, не то мой Ив надерет вам уши.
Фройндшафт! (Вешает трубку.)
Из прихожей доносится шум, вслед за которым появляется Христофор Блохин, нагруженный двумя авоськами, из которых выглядывают симпатичные продукты. Блохин крайне непрезентабелен и совсем не так прекрасен, как Балясников.
ХРИСТОФОР. Приобрел много колбасы.
БАЛЯСНИКОВ. Почему?
ХРИСТОФОР. Она хорошая. (Вынимает покупки.)
БАЛЯСНИКОВ. Ирке шампанское отвез?
ХРИСТОФОР. Оставил у лифтерши. А почему ты не прибрал комнаты? Нынче твоя очередь.
БАЛЯСНИКОВ. Видишь ли… Сегодня первый день отпуска, и я решил отметить его абсолютным ничегонеделанием. Посмотрим-ка, что из этого выйдет.
ХРИСТОФОР (с любовью смотрит на него). Ну ладно уж.
БАЛЯСНИКОВ. Достаточно того, что я поставил чайник.
ХРИСТОФОР (радостно). Ты молодец. (Удаляется на кухню.)
А Балясников тем временем приближается к продуктам. Следует длительная пантомима - Балясников приступает к дегустации. Некоторые продтовары вызывают в нем живейшее одобрение, он причмокивает языком и что-то радостно бормочет. Другие же съестные припасы разочаровывают его, он удивленно пожимает плечами, сожалеет, не радуется и издает вздохи, полные огорчения. Дегустация заканчивается в связи с появлением Христофора, несущего очень горячий чайник.
(Укоризненно.) Лучше бы ты не ел руками, немножко погодил и дождался меня, Федя.
БАЛЯСНИКОВ (в размышлении). Блохин!…
ХРИСТОФОР (наливает чай). Ну?
БАЛЯСНИКОВ. Мне как-то тревожно. Я прислушиваюсь к себе и стараюсь понять-хорошо мне или плохо? Нет, что-то не так, Блохин.
Телефонный звонок.
(Взяв трубку.) Говорит Сирано де Бержерак.
Мужской голос: "Будьте добренькие, товарищ Бержерак, позовите приемщицу Катю".
(Несколько опешил.) А куда вы звоните?
Мужской голос: "Это прачечная номер семь?"
Это не прачечная. (Вешает трубку.)
ХРИСТОФОР (назидательно). Видишь, как глупо и не смешно все получилось.
БАЛЯСНИКОВ (с подозрением глядит на телефонный аппарат). Молчал все утро, а когда позвонил наконец… прачечная номер семь. Все это странно, Блохин. Я вдруг почему-то никому не нужен.
ХРИСТОФОР. Успокойся, Федя, и выпей чаю. Съешь колбаски, в конце концов.
Начинается утренняя трапеза. Они едят съестное, не выкладывая его на тарелки, прямо из раскрытых пакетов.
БАЛЯСНИКОВ. Отчего мне никто не звонит по телефону? Это подозрительно, Блохин.
ХРИСТОФОР. На фабрике известно, что ты ушел в отпуск. Пойми, милый, никто не хочет беспокоить тебя. А твой кукольный театр уехал на гастроли.
БАЛЯСНИКОВ. Блохин!… Мне не надо было уходить в отпуск. (С большим волнением начинает есть колбасу.) Я прислушиваюсь к себе и… Этот отпуск меня страшит. Ну что я буду делать?
ХРИСТОФОР. Завтра мы отправимся в Астрахань, а оттуда снова в Москву. У нас чудная каюта.
БАЛЯСНИКОВ. А тебе не кажется, что несколько странно - ехать в Москву из Москвы?
ХРИСТОФОР (терпеливо). Нет, потому что по дороге мы увидим очень красивые пейзажи. Поездка по Волге оставляет неизгладимые впечатления, спроси у кого хочешь.
БАЛЯСНИКОВ. Какие еще впечатления? Мне шестьдесят лет. Я был везде и все видел.
ХРИСТОФОР. Ты не был везде.
БАЛЯСНИКОВ. Ну хорошо, почти везде. Клянусь тебе, Христофор, иногда мне кажется, что перед моим взором прошли столетия. Я видел, как по Невскому в карете ехал Николай Второй. Влезши на дерево Александровского сада, я с восторгом наблюдал взятие Зимнего дворца. Я был актером у Мейерхольда, дружил с молодыми Кукрыниксами, меня чуть не избил Всеволод Вишневский, а Володя Маяковский сломал кий, играя со мной на бильярде… Я побывал на Турксибе, Магнитке, Днепрострое! Я кончил Вхутемас, писал плакаты, лозунги, а мои первые куклы вызвали восторг самого Луначарского!… "Сатирические куклы Балясникова - это фантастично",- писали перед войной парижские газеты… В конце концов, в мае сорок пятого, контуженый и оглохший, я вошел в Берлин и, будучи к тому же больным ангиной, совершенно обессиленный, упал в обморок при виде Бранденбургских ворот!… Далее, я несколько раз был неудачно женат, беседовал в Ватикане с римским папой, неоднократно приходил в отчаяние, и долгие годы не мог забыть рекордсменку по прыжкам в высоту. Так почему же, Христофор, ты решил на три недели упрятать меня в каюту и какие еще впечатления ты можешь мне предложить после всего, что я только что перечислил?
ХРИСТОФОР (наливает ему второй стакан чая, кладет сахар, размешивает). Видишь ли, Федя, тебе необходимо сосредоточиться. Мне сообщили, что волжские берега удивительно этому способствуют.
БАЛЯСНИКОВ (проглатывая наиболее большой кусок ветчины). Я должен работать, Блохин! Художник сосредоточивается работая.
ХРИСТОФОР. Правильно! Но тебе уже шестьдесят, уходи на пенсию…
БАЛЯСНИКОВ (с ожесточением жует сыр). Никогда!
ХРИСТОФОР. Мы будем создавать куклы для нашего любимого театра… Ты по-прежнему станешь выдумывать свои замечательные игрушки… Но отправляться каждое утро на игрушечную фабрику, сидеть в кабинете, изображая какого-то там самого главного… Поверь, это безумное расточительство.
БАЛЯСНИКОВ. Немедленно замолчи, не то я сейчас же перестану завтракать! Гёте говорил, что под старость человек должен делать больше, нежели тогда, когда он был молод. Ты великолепно знаешь, что я не мыслю себя вне коллектива, я должен быть окружен людьми! Мне дороги все эти чудаки и фантасты, кукольники, виртуозы - люди с поистине детской фантазией, но такие беспомощные и наивные, когда им приходится сталкиваться с бюрократами и перестраховщиками… Я должен быть в гуще драки, должен проталкивать, советовать, помогать, я не мыслю своей жизни без этой дьявольской кутерьмы!…
ХРИСТОФОР. Федор Кузьмич, умерь свою прыть и лучше оглянись на прожитые годы.
БАЛЯСНИКОВ (засовывая в рот кусок калача). Никогда! Только будущее подвластно человеку - прошлое уже не в его власти. И хватит спорить, одно черное дело ты уже совершил - заставил меня взять отпуск… А ведь я вот уже пять лет не опускался до такой степени.
