Эдвард Радзинский - О себе (сборник)
Лепорелло. Ну, еще вы соблазнили его сестру, а он меня бил палкой…
Д. Ж. Разве?.. Очаровательный был человек. И какие прелестные картины писал про любовь, каким успехом они пользовались у женщин! И вот однажды мне пришла в голову гениальная мысль: я пошел к этому Лебрэну и попросил открыть, как он достигает на лицах мужчин того выражения любви, которое столь пленяет милых дам. За десять луидоров он открыл мне. Оказалось, Лепорелло, прежде всего надо обратить внимание на глаза. Глаза влюбленного должны быть умеренно раскрыты, белок при этом яркий и блестящий, зрачок все время неотрывно смотрит в сторону предмета страсти. Все остальные черты сладкие от дыхания почтительной любви: рот приоткрыт немного, губы — влажные от нежных паров любви, поднимающихся от сердца… (Все это он изображает на лице.) Ну, как?
Лепорелло. Прелесть!
Д. Ж. Можно устоять?
Лепорелло. Ни за что.
Д. Ж. Но чтобы изобразить такое, мне надо привыкнуть к предмету страсти. Но ты же помнишь, в первое время я всегда изнемогаю от любви: я горю! И когда я вижу ее — страсть захлестывает, лицо сведено судорогой, глаза пылают, рот горит, зрачок блуждает… а она — что? Пугается! И поэтому в первое время я могу лишь прохаживаться в сторонке, постепенно привыкая. И оттого я вынужден из века в век посылать сначала тебя! И оттого я не могу без тебя!.. Но вскоре страсть гаснет — и я уже легко могу изобразить на лице то выражение нежной любви, которое так ценил живописец Шарль Лебрэн. (.Протягивает Лепорелло письмо.) Получив письмо, она никогда не скажет: «Ах, какое умное письмо он мне написал», но всегда отметит умиленно: «Он написал мне целых десять страниц».
Лепорелло. Нет! Нет! Я не могу идти! Все равно не могу! (Отскакивая.) Не бейте! Умоляю!.. Я объясню! Я все объясню! Я мог бы пойти! Отчего ж не пойти! Но я не могу… потому что… потому что… только стойте там… (Кричит.) Она занята! В ее сердце другой!
Д. Ж. Ну?
Молчание.
Как — это довод?! Безмозглый тупица! (Он гонится за Лепорелло.) Три тысячи лет он изучает женщин бок о бок со мною — и ничего не запомнил! Только одни побои! (Схватил его.) Женское сердце?..
Лепорелло (торопливо). Сейчас там один, а через час…
Д. Ж. (вопит). Нет!
Лепорелло. Через полчаса!..
Д. Ж. Нет!
Лепорелло. Через минуту там другой!
Д. Ж. Как пошло высказано. Сразу видно — лакей. Насколько благороднее сказал поэт: «Но для женщины прошлого нет: разлюбила — и стал ей чужой…» Ты еще не ушел?
Лепорелло. Уйду! Отчего ж не уйти!.. Но сначала я все-таки скажу… Она — замужем!..
Д. Ж. Ну…
Молчание.
Как… это довод?! Мерзавец! (Схватил за глотку.) А что такое муж для Дон Жуана?
Лепорелло. Вы задушите. (Хрипит.) Это попутный ветер!
Д. Ж. Он заставляет нестись безрассудно и только вперед! О паруса кораблей! Ну ладно, иди!
Лепорелло. Но… но… вы не надписали письмо!
Д. Ж. Действительно… А как зовут Прекрасную Елену в этом веке?
Лепорелло. Анна.
Д. Ж. Итак, «Анне от Д. Ж.». В пятнадцатом веке ее тоже звали Анной, и в тринадцатом — тоже. А в Риме ее звали Юлия-младшая… в девятом веке — Изабель! Как сладостны ее имена! «Дай ей имя, обильное гласными, прекрасное для уст мужчины».
Лепорелло. Нет, сударь, я не пойду, я не могу идти! (Убегает.) Я не могу идти! Ради вас! Не убивайте, выслушайте! (Скороговоркой.) Вы — легкомысленный! И вы забыли, что это роковая женщина! Вы всегда в нее влюблялись, а потом приходил Командор, и тю-тю — вы летели, в звезды врезываясь! А мне надоело! Я устал расставаться с вами! Я устал от ваших смертей!.. Нет, ради вас я не понесу письмо!
Д. Ж. А ты затронул тайну. (Задумался.) Устами дурака… (Медленно.) … А может быть, разгадка? (Бормочет.) Может быть, вся тайна здесь и скрыта? (Жест на портрет.) Каково предназначенье пчелы? Отвечай, сукин сын!
Лепорелло. Я так думаю — опылять цветы.
Д. Ж. Любить цветы, идиот! А дождь к чему?
Лепорелло. Я так считаю: поливать — поля, деревья, асфальт…
Д. Ж. Ласкать поля и деревья. Ты уже понял? Всему свое предназначенье. Дон Жуан должен порождать любовь, иначе эти прелестные создания просто завянут. Дай ей все, Лепорелло, но если у нее не было в жизни страсти — пусть самой гадкой, пусть самой несчастной, но страсти, — она не жила! И я шел по свету тысячи лет, раздаривая эту страсть, пока не встречал на пути ее (жест на портрет) — Елену… Изабель… Анну… и тогда все рушилось… и я влюблялся! И мое сердце уже не могло вместить то огромное шоссе, где по строгой разметке бредут толпы. Оно становилось костром. Но может ли пчела принадлежать одному цветку, а дождь одному полю? Нонсенс! Чепуха! Влюбленный Дон Жуан не нужен природе, и потому приходит Командор! Какая простая мысль!
Лепорелло. Замечательная мысль, сударь!
Д. Ж. А что, если избежать пламени?
Лепорелло. Вот я о том-то и твержу!
Д. Ж. А что, если не влюбляться в Анну?.. А попросту соблазнить ее, как маркизу де Тариф, а затем бросить этак холодно, по-донжуански? Что будет в результате? Я останусь Дон Жуаном? И у природы нет ко мне претензий? Итак, «соблазнить и не влюбиться» — вот весь эксперимент! Неси письмо!
Лепорелло. Но, сударь, три тысячи лет вы в нее влюблялись.
Д. Ж. Болван — мне сорок пять, в конце концов. (Горько.) В сорок пять не влюбиться — это просто.
Лепорелло. Сударь, вы все время твердите слово «природа».
Д. Ж. Это естественно, я атеист.
Лепорелло. Как?.. После вашего прибытия оттуда? (Жест наверх.)
Д. Ж. Ну, это так понятно с точки зрения геометрии! А я люблю геометрию!.. Ты кончишь мне заговаривать зубы? (Орет.) Ты отнесешь письмо?
Лепорелло. Нет! (Падает на колени.) Нет! Я не могу! Убейте меня, но… не могу! Потому что… тоже… предназначенье…
Д. Ж. Что?!
Лепорелло (ползая в ногах). Да! И у меня предназначенье! Не вы один… Не убивайте… Я объясню! Когда-то… еще в Трое… я был вашим рабом. И мне казалось, что счастье — в свободе! Ах, как я ее жаждал. Но как-то вы соизволили умереть в очередной раз, и мне дали свободу. И что же оказалось? Став свободным, я должен был сам заботиться о себе. А что я умел? Только служить! И я стал служить одному, чтобы быть сытым… другому — чтобы быть одетым… И вместо одного хозяина у меня оказалось их тьма! И тогда я познал себя! Свое предназначенье! Быть слугою! И с тех пор я уже заботился только об одном: чтобы во все времена у меня был хозяин. Что я без хозяина? «Если Бога нет, то какой же я штабс-капитан», как сказал Достоевский. Вас не было двести лет, и естественно… (Замолчал.)
Д. Ж. (трагически). Так!.. И кто же твой хозяин?
Лепорелло (застенчиво). Иван Иваныч.
Д. Ж. Кто?
Лепорелло (совсем смутившись). Он заведует кустом наших фотографий. Но и это еще не все, сударь. Я лично сосватал ему… ну… ну, вашу… Елену, то бишь Анну… Она у нас приемщицей была до Деборы Савватеевны. Ну откуда я знал, что вы воскреситесь?
Д. Ж. Значит, Командора в этом веке звать Иваном Ивановичем?
Лепорелло (с достоинством). Я отказываюсь понимать вашу иронию! Он заведует кустом! Я хотел вам это все сразу открыть! Но вы предавались воспоминаниям! Вы слушали, как всегда, только себя!.. Надеюсь, не надо пояснять, почему я не могу нести любовное письмо к жене своего хозяина?
Д. Ж. Как интересно, значит, ты тоже экспериментатор: ты решил в этом веке служить сразу обоим: и Дон Жуану, и Командору.
Лепорелло (строго). Ивану Иванычу.
Д. Ж. Какой ты умный, Лепорелло, однако.
Дон Жуан подходит к нему и протягивает ему руку. Лепорелло с чувством ее пожимает. И тогда Дон Жуан молча притягивает его к себе и начинает бить сосредоточенно и страшно. Стоны Лепорелло ужасны.
Лепорелло. Ой, больно… ой, не надо!
Д. Ж. Нет, это еще только твой жир почувствовал, а вот косточки в самой глубине… (Продолжает бить.)
Лепорелло (избитый, поднимаясь с пола, стирает кровь со счастливой улыбкой). Сударь, вот теперь я узнал вас. Хозяин! Вернулся!
Д. Ж. А насчет…
Лепорелло. Что вы! Есть одно солнце на небе! И только настоящий хозяин может так тебе врезать!
