Эрик-Эмманюэль Шмитт - Гость
ФРЕЙД. Хорошо. Я вас больше не задерживаю.
ОФИЦЕР неловко кланяется и собирается уйти.
ОФИЦЕР. Ах да, еще я хотел вам сказать… об этом беглом сумасшедшем… он нашелся.
ФРЕЙД. Что?
ОФИЦЕР. Ну, этот шизанутый из психушки… он прятался в вашем дворе за мусорными баками. Его поймали и сдали санитарам.
ФРЕЙД. Зачем вы мне это рассказываете?
ОФИЦЕР. Простите, мне показалось, что вас это интересует. (Снова поворачивается к двери.)
ФРЕЙД. Вы совершенно уверены в том, что сказали?
ОФИЦЕР. О чем?
ФРЕЙД. Об этом сумасшедшем? Это точно он?
ОФИЦЕР. Без всякого сомнения.
ФРЕЙД. Вальтер Оберзайт?
ОФИЦЕР. Как-то так… Вы его знаете? Во всяком случае, врачи из лечебницы очень обрадовались, что его отыскали так быстро. Говорят, когда он в хорошей форме, то способен кого угодно заставить поверить во что угодно!.. Но не тут-то было, уж мы свою работу знаем — он снова под замком. Всего хорошего.
ФРЕЙД (растерянно). До свидания.
ОФИЦЕР уходит.
Сцена 10
ФРЕЙД, чтобы справиться с волнением, закуривает толстенную сигару.
НЕЗНАКОМЕЦ выходит из угла и смотрит на него с состраданием. Потом подходит и мягко отнимает сигару.
НЕЗНАКОМЕЦ. Смертельный огонь и так уже пожирает тебя. Не стоит прибавлять углей…
ФРЕЙД, присмирев, не противится. Пауза.
ФРЕЙД напряженно смотрит на НЕЗНАКОМЦА.
ФРЕЙД. Зачем ты пришел?
НЕЗНАКОМЕЦ (слегка смущенно). Вы говорите так, потому что поверили или опять хотите от меня избавиться?
ФРЕЙД. Так зачем же?
НЕЗНАКОМЕЦ (увиливая). Я не уверен в вашей искренности.
ФРЕЙД (мягко и властно, с твердостью опытного врача). Это вы неискренни. Зачем вы пришли? Скажите мне правду.
НЕЗНАКОМЕЦ. Ну хорошо. Скажу…
Вдруг ему становится очень не по себе.
(Тревожно.) Фрейд! У меня прилила кровь к голове…
ФРЕЙД (спокойно). Я вижу. Вы сильно покраснели…
НЕЗНАКОМЕЦ. И в висках стучит… Что со мной?
ФРЕЙД. Это робость.
НЕЗНАКОМЕЦ. Что, так всегда бывает, когда собираешься сказать правду? Теперь я понимаю, почему люди так много лгут. (Усмехаясь.) Вот что значит добросовестно воплотиться!
ФРЕЙД (не сводя с него глаз). Довольно отговорок. Зачем вы пришли? НЕЗНАКОМЕЦ (сухо). Во всяком случае, не затем, чтобы тебя обратить.
ФРЕЙД. Так зачем же?
НЕЗНАКОМЕЦ. От скуки…
ФРЕЙД. Неправда…
НЕЗНАКОМЕЦ. Остерегайтесь отбрасывать нелепые объяснения, они часто оказываются истинными. (Помолчав, с оттенком вызова.) Нет, причина не в скуке, а в зависти. Я вам завидую.
ФРЕЙД. Завидуете? Вы? Чему?
НЕЗНАКОМЕЦ (тоном уайльдовского денди). Тому, что вы люди. Тому, что вы тупые, грубые скоты! Вы думаете, так уж хорошо быть Богом? (Садится, изящно закинув ногу на ногу.) Я все ведаю, всем владею, я сам есмь всё. Самодостаточный, округлый, наполненный собою, как яйцо, — я сыт собою по горло, мне все успело опостылеть с начала мира! Чего я мог бы пожелать, раз все имею? Все, кроме конца. Ибо я бесконечен… мне не доступна ни смерть, ни загробная жизнь… я даже не могу поверить ни во что, кроме себя самого… Знаешь, что такое божественное бытие? Тюрьма, единственная, из которой никак не сбежать.
ФРЕЙД. А как же мы?
НЕЗНАКОМЕЦ. Кто «мы»?
ФРЕЙД. Мы, люди? (Нерешительно.) Разве мы не… не забава для вас?
НЕЗНАКОМЕЦ. Слушайте, вы когда-нибудь перечитываете свои труды?
ФРЕЙД отрицательно качает головой.
(Лекторским тоном.) Я — превыше всего, и нет ничего превыше меня. Я создал все. И куда ни подайся — везде или я сам, или мои твари. Люди слишком самонадеянны, чтобы предположить, что Богу не так уж приятно их общество, а где ему взять другое?! Быть всем чудовищно скучно… И страшно одиноко…
ФРЕЙД (мягко). Одиночество царя…
НЕЗНАКОМЕЦ (повторяет, как эхо, задумчиво). Одиночество царя…
С улицы доносится шум погони. Нацисты преследуют мужчину и женщину. Затравленные вопли беглецов. Резкие выкрики нацистов. ФРЕЙД и НЕЗНАКОМЕЦ болезненно вздрагивают.
(Внезапно.) Вы мне верите?
ФРЕЙД. Не совсем.
НЕЗНАКОМЕЦ. И правильно.
Мужчину и женщину на улице догоняют и начинают избивать. Они страш-но кричат. Это невыносимо.
ФРЕЙД вскакивает и устремляется к окну. НЕЗНАКОМЕЦ встает у него на пути.
Пожалуйста, не надо.
ФРЕЙД. И вы все это допускаете!
НЕЗНАКОМЕЦ. Я создал человека свободным.
ФРЕЙД. Свободным творить зло!
НЕЗНАКОМЕЦ (не подпускает его к окну, между тем крики усиливаются). Одинаково свободным творить добро и зло, иначе это не было бы свободой.
ФРЕЙД. А сами ни за что не отвечаете?
Вместо ответа НЕЗНАКОМЕЦ отступает и позволяет ему пройти. ФРЕЙД подскакивает к окну. Крики стихают.
Слышен только удаляющийся топот сапог.
НЕЗНАКОМЕЦ устало опускается на стул.
Их схватили и увели… (Поворачивается к НЕЗНАКОМЦУ.) Куда?
НЕЗНАКОМЕЦ (обессилено). В лагеря…
ФРЕЙД. В лагеря?
ФРЕЙД ошеломлен этим известием. Он подходит к НЕЗНАКОМЦУ, который расстроен еще больше, чем он сам…
Остановите их! Прекратите все это! Как же можно верить в вас после всего этого? Остановите! (Трясет его за ворот.)
НЕЗНАКОМЕЦ. Не могу.
ФРЕЙД (бешено). Вмешайтесь! Остановите этот ужас! Ну! Быстро!
НЕЗНАКОМЕЦ. Не могу. Я больше не могу!
Собрав все силы, НЕЗНАКОМЕЦ встает, подходит к окну, закрывает его. Теперь хотя бы не слышно грохота сапог… В изнеможении он прислоняется к стеклу.
ФРЕЙД. Ты всемогущ!
НЕЗНАКОМЕЦ. Нет. В тот миг, когда я сделал людей свободными, я утратил свое всемогущество и всеведение. Если бы я создал механических роботов, то мог бы все знать заранее и все держать под контролем.
ФРЕЙД. Тогда зачем ты вообще сотворил этот мир?
НЕЗНАКОМЕЦ. Из того побуждения, которое заставляет делать все глупости, через которое все возникло и без которого ничто бы не возникло… из любви.
Смотрит на ФРЕЙДА, тот в замешательстве.
Ты отводишь глаза, мой Фрейд, любящий Бог тебе не по вкусу? Ты предпочел бы Бога карающего, с насупленными бровями, гневным челом, и мечущего молнии? Все вы, люди, хотите не любящего, а грозного Отца…
Подходит к сидящему ФРЕЙДУ и опускается перед ним на колени.
Чего ради стал бы Я создавать вас, если не потому, что возлюбил? Но вам не нужна Моя любовь, не нужен Бог, который проливает слезы… страдает… (Ласково.) Ну да, тебе милее Бог, пред которым ты бы простирался ниц, а не такой, коленопреклоненный…
Стоит перед ФРЕЙДОМ на коленях. Держит его руку. ФРЕЙД смущенно смотрит в сторону.
НЕЗНАКОМЕЦ поднимается с колен и подходит к окну, откуда доносится мелодия. Открывает окно. Нацисты поют свои марши.
Правда, красиво поют?
ФРЕЙД. К сожалению, да. Если бы глупость всегда была безобразна…
НЕЗНАКОМЕЦ. Вы, люди, любите красоту…
ФРЕЙД (удивленно). А вы нет?
НЕЗНАКОМЕЦ. Я?.. (Припоминая.) Пожалуй, как-то раз… было что-то такое необычайное…
Он поднимает голову и жадно расширяет ноздри. Все явственнее звучит поющий женский голос. ФРЕЙД прислушивается.
Мне ведом шепот облаков, крик диких гусей, когда они, взяв курс на Африку, острым клином вспарывают небесную гладь, мне ведомы сны кротов, любовные стоны земляных червей, мятежный бег комет, но такого…
Музыка становится все громче… Такого я не знал.
Музыка нарастает. Это ария Графини «Dove sono i bei momenti» из «Свадь-бы Фигаро».
Сначала я подумал, что это какой-то из земных ветров заплутал на Млечном Пути… я подумал… что это любящая мать открывает мне объятия где-то в глубинах бесконечного Космоса… я подумал…
ФРЕЙД. Что это было?
НЕЗНАКОМЕЦ. Моцарт. Это может заставить уверовать в человека…
Громко звучит ария. ФРЕЙД сидит за столом, опустив голову на руки, слушает с закрытыми глазами.
НЕЗНАКОМЕЦ незаметно для него прячется за штору.
Сцена 11
АННА быстро входит в кабинет. Увидев отца за письменным столом, останавливается. ФРЕЙД ее пока не видит и не слышит. Стоя прямо перед ним, она взволнованно его окликает.
АННА. Папа!
Музыка обрывается. ФРЕЙД выходит из забытья и, задыхаясь от боли и радости, шепчет имя дочери.
ФРЕЙД. Анна…
Они обнимаются.
