Александр Мардань - Антракт (Неприличное название)
ПЕТР. Смотри… От одного уже скрываюсь. Умный… голова шире плеч. Начали его ставить — не получается… А теперь каждый день звонит, гонорар требует.
ПАВЕЛ. А по договору?
ПЕТР. При чем здесь договор? Я театр защищаю!
ПАВЕЛ. А драматург кого?
ПЕТР. Ладно, защитник слабых… Так о чем твоя пьеса?
ПАВЕЛ. Она не моя.
ПЕТР. Допустим. Так о чем?
ПАВЕЛ. О любви.
ПЕТР. Все пьесы — о любви.
ПАВЕЛ. Тогда о надежде… и отчаянии.
ПЕТР. Мужиков много?
ПАВЕЛ. Практически нет.
ПЕТР. Хорошо… А женщин?
ПАВЕЛ. Пятеро.
ПЕТР. И как называется? Надеюсь, не…
ПАВЕЛ (перебивает). «Пауза». Или «Антракт». А что? Приличное название. Антракт…
Опускается занавес.
Конец I действия
Действие II
Черный квадрат сцены.
На сцене сидят Маша, Ольга, Ирина, Наташа и Анфиса. У каждой — экземпляр пьесы. Кто-то листает пьесу, кто-то смотрит на Павла. Ирина записывает в тетрадку за Павлом.
ПАВЕЛ. Сюжет прост. Больничная палата. В ней — мужчина, в коме. Его навещают женщины — мать, жена, дочь, сестра, любовница. Врачи объясняют, что с больным надо говорить — это может вернуть его к жизни. Правда, никто не знает, слышит он или нет…
ИРИНА (отрываясь от записей). У Альмадовара есть фильм, там похожая история! Только в коме девушка…
ПАВЕЛ. Ну и что?! Пушкинский сюжет — о мертвой царевне. Или Перро — о спящей красавице.
ИРИНА. Да я ж ничего не говорю…
ПАВЕЛ. Всё написали греки. Они, кстати, всё и поставили… А мы только переставляем… Итак, женщины приходят к мужчине. Кто-то из них верит, что он слышит… Кто-то говорит сам с собой. Кто-то молится за него. Кто-то вспоминает о своих обидах… В пьесе — несколько картин. Несколько больничных дней — из многих недель. Это женские… подчеркиваю — женские, а не вагинальные монологи.
НАТАША. Павел Андреевич, проясните нулевую экспозицию. Мужчина — кто?
ПАВЕЛ. Какая разница? Он — мужчина. Чей-то муж, отец, брат… Ваше отношение к сыну или отцу поменяется в зависимости от его профессии или должности? Будет он министром или дворником — за его жизнь будете переживать по-разному?
ОЛЬГА. Судя по некрологам, дворники бессмертны…
ПАВЕЛ (не обращая внимания на реплику). А может, музыкант… Дирижер духового оркестра. Или врач. Анестезиолог. Всю жизнь боролся с чужой болью, а со своей не справился… Главное, он — мужчина. И как каждый мужчина, окружен женщинами. Еще жива мать, уже выросла дочь, есть сестра, жена и — как редко, но бывает, — любовница …
МАША. Одна?
ПАВЕЛ. Одна жена, одна любовница. Чтобы вы не запутались… Они говорят с ним. И вопрос, останется ли он жить, зависит от их любви, веры и надежды.
МАША (с усмешкой). «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» Они его любили, и от любви он вышел из комы!
ПАВЕЛ. А почему вы решили, что вышел?
НАТАША. Разве у нас трагедия? На трагедии ходить не любят…
ПАВЕЛ. Финал будет открытый. Женщины приходят, а палата пуста. Они ждут врача, который скажет им, что случилось: его перевели в другую палату, он пришел в себя или умер. Вот за эти минуты станет понятно, кто из героинь действительно любит его, кто надеялся, а кто заживо похоронил.
ИРИНА. И что скажет врач?
ПАВЕЛ. Спектакль закончится до его прихода.
АНФИСА. А зритель? Ему будет понятно, что с героем?
ПАВЕЛ. Это каждый для себя решит сам. (Пауза.) Репетировать с вами мы будем по отдельности. Вместе — только финал.
Гаснет свет.
* * *
Луч высвечивает стоящую на сцене кровать, на которой лежит манекен.
На сцене — Ольга и Павел.
ОЛЬГА. Павел Андреевич, я всю сцену стою у окна? Или…
ПАВЕЛ (перебивает). Оля, почему ты бросила трубку? Я вчера…
ОЛЬГА (перебивает). Может, я могу ходить по палате?
ПАВЕЛ. Я весь вечер тебя набирал…
ОЛЬГА. Павел Андреевич, давайте репетировать. Я почитаю. С начала? (Пауза.) «Часов нет… В других палатах есть, а здесь нет. (Пауза.) Скоро твоя жена придет. (Пауза.) Интересно, что она тебе говорит? Наверное, вспоминает о прошлом. А я… Что вспоминать? Сначала — роман, потом — повесть… женатого мужчины и одинокой женщины…»
ПАВЕЛ (перебивает). Лёля!
Ольга замолкает.
ПАВЕЛ. Я специально репетиции назначил отдельно, чтобы с тобой поговорить.
ОЛЬГА. Нам не о чем говорить.
ПАВЕЛ. Нет, есть. Только не хочется здесь… Может, пообедаем вместе?
ОЛЬГА. Не хочу.
ПАВЕЛ. Почему?
ОЛЬГА. Аппетит пропал.
ПАВЕЛ. Давно?
ОЛЬГА. Лет двадцать как…
ПАВЕЛ. Оля, я ехал сюда… думал — все ушло. А когда случился потоп и я увидел тебя… в мокрой шляпе…
ОЛЬГА. Шляпа была сухая.
ПАВЕЛ. Да? Может, показалось… Помнишь, ты купила похожую… у спекулянтки… Мы пошли гулять — и вдруг дождь…
Долгая пауза.
ПАВЕЛ. Лёль, я все понял… Ничего не прошло…
ОЛЬГА. Не называй меня «Лёля»!
ПАВЕЛ. Прости.
Долгая пауза.
ПАВЕЛ. Оля, но ведь я звал тебя…
ОЛЬГА. Куда? На сто первый километр? А здесь все бросить? Больную маму… Театр, роли… Чтобы Снегурочку играть на утренниках, которые ты ставил?
ПАВЕЛ. Значит, для тебя театр был важнее, чем я.
ОЛЬГА. А для тебя? Если бы я для тебя что-то значила, ты бы меня послушал. Тебе же все говорили — не пропустят… Здесь не Москва: когда там стригут ногти — у нас рубят руки. А ты никого не слушал. Специально секретаря обкома копировал. Голым королем представлял. Я же просила тебя — не дразни гусей…
ПАВЕЛ. Какие гуси… Волки. Если бы не уехал — могли и посадить. За антисоветскую агитацию… Пять лет в театры не впускали.
ОЛЬГА. Ну, приехала бы я… Сидели бы вдвоем… без работы, без дома…
ПАВЕЛ. Зато вдвоем… Когда я понял, что не приедешь — напился. Прямо в Доме пионеров… В те времена еще пионеры были… Остался на ночь после драмкружка, выпил бутылку водки и стал в горн дудеть…
ОЛЬГА. И что? Прибежали твои пионеры?
ПАВЕЛ. Нет. Даже сторож не пришел. Так и уснул… под портретом Горбачева.
Пауза.
ОЛЬГА. А что же меня потом не звал? Когда в каждом журнале твоя фотография…
ПАВЕЛ. Так к тебе тогда Петр сватался… Не хотел мешать вашему счастью. Тем более, за ним и ехать никуда не надо было…
ОЛЬГА. Нашел причину. Петр… Шампанское водой не запивают… Просто тебе я уже была не нужна… Хорошо было и без меня… А теперь зачем вернулся? Плохо стало?
ПАВЕЛ. Нет, все в порядке.
ОЛЬГА. Не ври. Я же тебя знаю…
Пауза.
ПАВЕЛ. Знаешь… Оля, я кажется понял, кто загнал леопарда на ледяную высоту…
ОЛЬГА. Кто?
ПАВЕЛ. Страх.
Пауза.
ПАВЕЛ. Тогда не боялся… А сейчас — страшно. Меня всегда ругали, но слово «беспомощность» не употребляли… И чем больше боюсь, тем хуже получается. Чем глубже я его прячу, тем сильнее душит. Прости, но кроме тебя мне об этом сказать некому…
ОЛЬГА. Первый раз вижу тебя таким…
ПАВЕЛ. «Я разный.
Я натруженный и праздный.
Я — целе- и нецелесообразный».
ОЛЬГА (перебивает). Это не ты. Это Евтушенко. (Пауза.) А «Паузу»… скажи честно — сам написал?
ПАВЕЛ. Ну ты же сама все знаешь…
ОЛЬГА. Не все… Почему не женился? Я читала о твоих звездных романах…
ПАВЕЛ. Читай больше… Они напишут.
ОЛЬГА. А зачем ты предложил Петру эти… интимные монологи?
ПАВЕЛ. Режиссерская провокация.
ОЛЬГА. О провокации придумал после того, как мы с репетиции ушли?
ПАВЕЛ. Да нет… Хотелось Петьку чем-то шокировать. А по большому счету и «Монологи», и «Пауза» — про одно и то же. Только форма разная.
Пауза.
ПАВЕЛ. Может, все-таки пообедаем где-нибудь?
ОЛЬГА. Нет. Будем репетировать.
