Джон Годбер - Счастливчики
Джин. Нет, будем!
Моррис. Давай не будем еще раз сыпать соль на раны, Джин!
Джин. Господи боже, мы в двух тысячах километров от дома! Ну, в чем еще дело?
Пауза.
Моррис. До сих пор мое самое дальнее путешествие было в Торремолинос.
Джин. Ох, Моррис, Моррис, ну почему ты обязательно должен испортить момент?
Моррис. Ты помнишь?
Джин. Мы жили в гостинице Анжела.
Моррис. Для чего, спрашивается, я сюда притащился?!
Джин. Хороший был отельчик.
Моррис. У нас была комната с видом на море.
Джин. Да, точно.
Моррис. За это нам пришлось доплатить лишних пятьдесят фунтов. Но мы очень хотели, чтоб с видом на море.
Джин. Да.
Моррис. И мы втроем спали в одной кровати.
Пауза.
Джин. Не смей!
Моррис. Я скучаю о ней.
Джин. Шесть лет прошло.
Моррис. Я помню.
Джин. Ну и что ты хочешь делать?
Моррис. Что угодно, только не Диснейленд.
Джин. Да, прости.
Моррис. Ты не виновата.
Джин. Мне даже в голову не пришло…
Моррис. Просто на меня иногда накатывает.
Джин старается разрядить атмосферу.
Джин. Ты только посмотри на нас! Мы же в Беверли Хиллс! Одна шэнди пьет, другой — Колу. Курам на смех!
Оба смеются.
Моррис. Да, позор…
Джин. Давно надо было приехать. Но ты никогда не хотел.
Моррис. Просто у нас на это не было денег.
Джин. Тебе хватало рыбалки в Бридлингтоне. Чертов Бридлингтон! Пятнадцать лет подряд!
Моррис. Там хорошо.
Джин. У меня ушло шесть месяцев на то, чтобы тебя уговорить сесть на самолет и слетать в Испанию.
Моррис. Чем тебе Бридлингтон-то плох?
Джин. Да ничем.
Моррис. Мы провели там много счастливых дней.
Джин. Но все-таки это не то.
Моррис. Спорим, что Джек Николсон никогда не бывал в Бридлингтоне? Или Деми Мур. Или твой Клинт. Уверен, что они даже никогда в жизни не ели жареной рыбы с картошкой прямо из газеты!
Джин. Они жизни не знают!
Моррис. Да откуда?!
Джин. И уж точно никогда не останавливались у Грязнухи Морин в Скипси!
Моррис. Это точно!
Джин. Такого они бы в жизни не забыли!
Моррис. И еще наверняка они никогда не отдыхали в трейлере!
Джин. Спорю на что угодно!
Моррис. Да что они вообще знают о жизни?!
Джин. Даже как-то грустно за них.
Моррис. Наверное, вели такую затворническую жизнь.
Джин. Да, подумать только: весь этот необузданный секс, оргии и кокаин — а настоящей жизнью так и не жили.
Моррис. Помнишь, про это еще песня есть?
Джин. Какая?
Моррис. Та, где про Лас Вегас, и про все незнакомые места, и про то, чего женщина не должна видеть…
Джин. (Помогает ему, на ходу переделывая слова) «Я побывала даже в раю, но никогда не бывала в Бридлингтоне»! Конечно, помню.
Оба смеются. Пауза.
Куда ты хочешь дальше ехать?
Моррис. Но мы не можем просто так брать и тратить деньги.
Джин. Почему же? Можем.
Моррис. Можно здесь до субботы остаться.
Джин. Ни за что! Куда ты хочешь? Хочешь в Венецию?
Моррис. В Венецию?
Джин. Рим?
Моррис. Что?
Джин. Ну, Нью-Йорк, Майами?
Моррис. Нет, я…
Джин. Там можно ловить рыбу: акул и все такое прочее. Да, мне бы это понравилось!
Моррис. Черт побери, Джин, ты даже с кредиткой от «Маркс и Спенсер»[5] не умела управляться! Не смеши меня.
Джин. Значит, в Венецию.
Моррис. Погоди!
Джин. В Венецию! Я всегда туда хотела.
Моррис. В какую еще Венецию?
Джин. Все. Решено.
Моррис. Нет, подожди…
Джин. Да в чем дело-то? Ты что, виноватым себя чувствуешь?
Моррис. А что?
Джин. Да или нет?
Моррис. Ну, допустим.
Джин. А я нет.
Моррис. Правда?
Джин. Вот что, например, Энни и Норман стали бы делать, если бы они выиграли? Думаешь, сидели бы дома из страха почувствовать себя виноватыми?
Моррис. Нет, наверное…
Джин. Так в чем же дело?
Моррис. Я просто думаю: почему мы?
Джин. Что ж нам теперь делать? Вообще перестать жить?
Моррис. Ты права…
Джин. Вот моя мать ничего в жизни не видела, верно? Помнишь, как Энни свозила ее в Лидс? Помнишь?
Моррис. Конечно.
Джин. Они из Барнсли поехали на автобусе. На мамин день рождения.
Моррис. Да.
Джин. Потом она не переставала об этом рассказывать. Как она съездила в большой город. Помнишь, она все говорила: «Что будет, когда я своим в клубе расскажу!» Ей исполнилось семьдесят один, когда она, наконец,
набралась храбрости съездить в Лидс. Я не преувеличиваю!
Моррис. Да-да, я помню.
Джин. Боже, я как подумаю об этом …
Моррис. И что?
Джин. Как я об этом вспомню, мне в голос кричать хочется! В какой-то паршивый Лидс!
Моррис. Мгм.
Джин. Она себя возомнила невесть кем после того, как попала в большой супермаркет! И когда она умерла, помню, кто-то рассказывал, каким огромным событием стала для нее та поездка в Лидс, и как она потом хвасталась. И всего-то один раз съездила. Однажды я пыталась отправить ее на экскурсию в Истбурн, но она сказала, что это слишком далеко… Так почему ты должен чувствовать себя виноватым? Нам не повезло — мы заслужили это! Хотя, конечно, на нашем месте мог оказаться и кто-то другой. Ты помнишь, сколько раз вы играли ту последнюю программу?
Моррис. Сотни!
Джин. Вот именно!
Моррис. И что с того?
Джин. И сколько раз ты мне говорил: «Все, больше не могу»?
Моррис. Тоже сотни.
Джин. А сколько ночей ты просидел, глядя на свой металлолом?
Моррис. Ох, слишком много.
Джин. Сколько раз ты сидел и думал: где она, настоящая жизнь?
Моррис. Ты права, черт побери!
Джин. А помнишь ту однорукую пианистку в Скарборо?
Моррис. Барбару Лукас?
Джин. Да-да, правильно.
Моррис. И что?
Джин. Да ты заслужил сотню тысяч уже только за то, что согласился с ней работать.
Моррис. Как и со всеми остальными.
Джин. А тот ди-джей в Тисайд?
Моррис. «Сегодня и только сегодня для вас играют Сладкие Сенсации!» Кошмарная ночь!
Джин. Ты и за нее заслужил сотню тысяч.
Моррис. А может и того больше!
Джин. Так в чем тогда дело?
Моррис. Просто мне до сих пор кажется, что это сон!
Джин. Ладно, допивай свою Колу, Клинт!
Моррис. И куда мы едем?
Джин. Мы едем в Венецию.
Моррис. Когда?
Джин. Сейчас!
Моррис и Джин выходят.
Музыка.
Затемнение.
Сцена 5
Дома. Вечер. Рождество.
Входит Норман. На нем рождественская бумажная корона[6]. Останавливается и смотрит в сторону недавно пристроенной веранды.
Входит Энни. Она в приподнятом праздничном настроении. Видно, что она много выпила. Держит в руках пачку писем. Тоже смотрит в сторону веранды, затем садится.
Энни. Ты видел веранду?
Норман. Ее трудно не заметить. Теперь и сада почти не осталось.
Энни. Все-таки им надо было отсюда переехать.
Норман. Одно утешение: теперь стрижка газона не будет отнимать у него много времени.
Энни. Это почему?
Норман. Так там остался всего какой-то квадратный метр. Если вдруг туда прилетят сразу два воробья, начнется толкотня.
Энни. Что ты думаешь о Моррисе?
Норман. Я бы начал с того, что он сильно урезал свои обязанности по уходу за садом.
Энни. Он изменился, ты не находишь?
Норман. Нет.
