Теннесси Уильямс - Лето и дым
В доме Уайнмиллеров.
Из внутренней двери появляется миссис Уайнмиллер. В руках у нее зонтик от солнца, из складок которого она достает шляпку с белым волнистым плюмажем. Примеряет шляпку, глядясь в зеркало.
Миссис Уайнмиллер. Если б я надела шляпку с перьями и лентами, Кавалеры бы ко мне лезли с комплиментами! Если б в бархатной накидке вышла я на сквер, Был бы очарован мной красивый офицер! Если б на веранде белой вальс я танцевала, Всем мужчинам бы я там сердце разбивала! Ха-ха-ха-ха!
Звонит телефон. Миссис Уайнмиллер поспешно снимает шляпку прячет ее под стол, стоящий в центре комнаты. Торопливо присаживается у стола и начинает складывать картинки, решая какую-то головоломку. Телефон, не переставая, звонит.
Альма (входит. Взяв трубку). Слушаю… Да, мистер Гиллэм… Взяла с собой?.. Вы уверены?.. Какой стыл!..
Миссис Уайнмиллер достает шляпку из-под стола и надевает ее.
Спасибо, мистер Гиллам… Шляпка у нас.
Через внутреннюю дверь входит рассерженный мистер Уайнмиллер.
Мистер Уайнмиллер. Альма! Альма, твоя мать!..
Альма. Знаю, отец, мистер Гиллэм звонил только что. Сказал, что она унесла шляпку с белыми перьями, а он сделал вид, будто не заметил, чтобы не ставить тебя в неловкое положение. Так что пришлось… пришлось сказать, чтобы он записал ее стоимость на наш счет.
Мистер Уайнмиллер. Судя по виду, не из дешевых.
Альма. Четырнадцать долларов. Ты, отец, уплати шесть, а восемь — я.
Мистер Уайнмиллер. Какой непосильный крест возложен на нас. (В отчаянии выходит из комнаты через внутреннюю дверь.)
Альма. Вечером у нас очередное собеседование, а у меня еще тысяча дел, так что ты, мать, сиди спокойненько и решай свою головоломку, не то я отнесу обратно эту шляпку со всеми ее перьями.
Миссис Уайнмиллер (швыряя картинки на пол). Картинки не сходятся!
Альма подбирает картинки и кладет их на стол.
Не сходятся картинки!
Альма стоит, глядя на шляпу. Подходит, к телефону и снимает трубку, Кладет ее. Снова берет трубку и просит дать ей номер «ЭЛМ-362».
В соседнем доме, во врачебном кабинете, звонит телефон. Освещается противоположная часть сцены. Входит Джон.
Джон (в трубку). Да?
Альма. Джон? (Порывисто обмахивается зажатым в свободной руке пальмовым листом; на лице её делания, напряженно-сияющая улыбка, словно он и в самом деле Может видеть ее.)
Джон (присев на край стола, во время последующего разговора размешивает в стакане бром). Мисс Альма?
Альма. Узнали по голосу?
Джон. По смеху.
Альма. Ха-ха! Как поживаете, пропащая вы душа?
Джон. Вполне прилично, мисс Альма. А вы?
Альма. Влачу существование, и все. Страшновато, правда?
Джон. У-гу.
Альма. Вы сегодня отличаетесь необычным лаконизмом. Или, пожалуй, следовало сказать: большим, чем обычно, лаконизмом.
Джон. Я был ночью в казино на Лунном озере и только-только в себя прихожу.
Альма. А мне ведь придется, сэр, пожурить вас!
Джон. В чем дело, мисс Альма? (Осушает стакан.)
Альма. Во время нашей последней беседы в праздничный вечер четвертого июля вы обещали прокатить меня в своем автомобиле.
Джон. Вот как? Обещал?
Альма. Обещали, сэр, не отпирайтесь! И все эти знойные дни я томилась надеждой, что вы вспомните обещание. Но теперь-то уж я поняла, какой вы обманщик. Ха-ха!
Миссис Уайнмиллер. Ха-ха-ха!
Альма. Ваше четырехколесное чудище то и дело проносится мимо моих окон, но моя нога… моя дрожащая от нетерпения нога еще не ступала в него.
Миссис Уайнмиллер. Дрожащая нога. Ха, ха! Четырехколесное чудище.
Джон. Что-что, мисс Альма? Я не разобрал.
Альма. Я просто изъявила вам порицание, сэр! Высекла вас словесно! Ха-ха!
Джон. За что, мисс Альма?
Альма. Да нет, я просто так. Мне ведь известно, как вы загружены.
Миссис Уайнмиллер. Она загружена.
Альма (шепотом). Замолчи, мать!
Джон. На линии, что ли, помехи?..
Альма. Ненавижу телефонные разговоры. Не знаю почему, но они у меня вызывают беспричинный смех, словно кто щекочет под ребрами! Честное слово!
Джон. А почему бы вам просто не подойти к окну? Я подойду к своему, и мы сможем перекрикиваться.
Альма. Боюсь, надорву голос — двор все-таки довольно широк! А мне завтра петь на свадьбе.
Джон. Будете петь на свадьбе?
Альма. Да. «В садах Эдема глас прошелестел». А я уж и так хриплю, как лягушка. (От очередного приступа смеха ста с трудом удерживается на ногах.)
Джон. Зашли бы я дам полоскание.
Альма. Ой, эти противные полоскания — терпеть не могу!
Миссис Уайнмиллер (передразнивая). Противные полоскания — терпеть не могу!
Альма. Тихо, мать!.. Пожалуйста, тихо!.. Как вы уж, несомненно, догадались, здесь у меня, близ аппарата, посторонние помехи! Я что хотела сказать, помните, я упоминала о кружке, в котором состою?..
Джон. A-а! Как же, помню! Культурные собеседования!
Альма. Нет-нет, никакого официального характера они не носят — просто дружеские встречи каждую среду. Беседуем о новых книгах, читаем друг другу вслух любимые произведения!
Джон. Закуски подаете?
Альма. Да, подаем!
Джон. А к ним?
Альма. К закускам? Напитки.
Джон. Это приглашение?
Альма. Я ведь обещала позвать вас! Мы собираемся сегодня — в восемь, у меня. Так что вам придется всего лишь перейти двор!
Джон. Постараюсь, мисс Альма.
Альма. «Постараюсь»? Разве это требует таких уж… таких уж геркулесовых усилий? Вам придется всего лишь…
Джон. Перейти двор! — понимаю. Займите мне местечко поближе к чаше с пуншем.
Альма. Идея! Мы в самом деле сварим пунш! Фруктовый, с кагором. Вы любите кагор?
Джон. Помешан на кагоре!
Альма. Боже, сколько сарказма! Ха-ха-ха!
Джон. Прошу извинить, мисс Альма, отцу нужен телефон.
Альма. Подтвердите, что будете наверняка, а то не повешу трубку!
Джон. Приду, мисс Альма, приду. Можете рассчитывать.
Альма. Тогда, оревуар! До восьми.
Джон. Всего, мисс Альма!
Скептически усмехнувшись, Джон вешает трубку. Альма все продолжает держать трубку с ошеломленной улыбкой на лице, до тех пор пока врачебный кабинет на противоположной стороне сцены не погружается постепенно в темноту.
Миссис Уайнмиллер. Альма влюбилась, Альма влюби-илась!
Альма (резко). У меня лопается терпение, мать!
У наружной двери звонит Нелли.
(Впускает ее.) А, это вы, Нелли! Садитесь прямо за пианино и отрабатывайте гаммы, а я пока разыщу чашу для пунша — вечером у нас собеседование. (Проводив Нелли к пианино, выходит во внутреннюю дверь.)
Нелли поет гаммы. Миссис Уайнмиллер начинает передразнивать ее.
(Возвращается с чашей для пунша, идет к стоящему среди комнаты большому, очень широкому креслу.) Ты мешаешь занятиям, мать!
Нелли. Ах, мисс Альма, мне сегодня не до занятий.
Альма. По правде говоря, Нелли, я вообще не понимаю, зачем вам уроки вокала?
Нелли (благодушно). У меня нет голоса, мисс Альма?
Альма. Голос у вас есть, но он более приспособлен для… обыденной речи.
Нелли. А вы так и не догадываетесь, почему я брала уроки?
Альма. Боюсь, нет.
Нелли. Я была неравнодушна к вам!
Альма. Ко мне?!
Нелли. Вы знаете, что это такое — быть неравнодушной?
Альма. Знаю, конечно, но почему ко мне?
Нелли. Потому что вы были со мной так приветливы, несмотря на мамину репутацию…
Альма. У меня тоже… мама…
Нелли. Да, но ваша не ходит по ночам на станцию встречать коммивояжеров!
Альма Да!.. Чем-чем, а этим она не занимается!..
