Евгений Сокольских - Фабула
М. Л: А почему там не завёл?
Д: Ну, какое бы большое село не было, а там либо распущенные девицы, либо лапотницы, а мне хочется найти возвышенную супругу.
М. Л: Вот это замашки. А интернет? Я слышала, что современная молодёжь сейчас в основном там знакомится. (Уходит в прострацию и почти не слушает Дмитрия)
Д: Я пытался… но когда девушки узнают, что я сельский, сразу же прекращают общение. Да и куда бы я её повёз, в дом своих родителей что ли? И кому докажешь, что ты рукастый, да из кожи вон вылезешь, чтобы только счастливы были твои близкие.
М.Л: (отрешённо, как бы сама с собой) Он умер…
Д: Что?..
М.Л: Ты хотел спросить про моего мужа примерно минуту назад. Так вот, он умер…
Д: Вот оно что… я вам соболезную.
М.Л: Да что ты. Уже семь лет как, бессмысленно сейчас горевать.
Д: Вам, наверное, было очень тяжело?
М.Л: Знаешь, оказывается не так тяжело, как думала. Иногда, конечно, я злюсь, что он меня бросил. Только потом понимаю, что глупости всё это… смерть редко даёт отсрочку. С ней не поторгуешься…
Д: А у Вас есть дети?
М.Л: Нет…
Д: Получается, Вы совсем одиноки?
М.Л: (приходя в себя и слегка посмеиваясь, чтобы разрядить обстановку) У меня есть шкаф, (встаёт и показывает на шкаф) кресло, (показывает на кресло) проигрыватель (показывает на проигрыватель) и цветы, (подходит к ним и нюхает один распустившийся цветочек) потому я очень даже не одинока. Мне есть с кем разговаривать.
Маргарита Львовна идёт к проигрывателю и достаёт из обложки «Эдит Пиаф» вторую пластинку, заряжает в проигрыватель, использованную кладёт на место. Звучит композиция: «Autumn Leaves».
Д: Но это же сосем не то…
М.Л: Я понимаю, про какое одиночество ты мне говоришь. Я просто привыкла к нему.
Д: Разве к нему можно привыкнуть?
М.Л: Ещё как можно… поживи с моё, потеряй столько, сколько теряла я, и ты поймёшь, что к нему не просто «можно» к нему «нужно» привыкнуть. Но я, конечно же, тебе такого не желаю…
Д: Вы расскажите о своём муже?
М.Л: А что о нём рассказывать?
Д: Ну, кто он был, чем занимался и как вы друг друга встретили, полюбили…
М.Л: Эх, Дима, всё намного прозаичнее того, что ты мог себе нарисовать в голове. Мне даже страшно тебя разочаровывать…
Д: Признаться, я сильно и не очаровывался. Мне просто действительно это интересно.
М.Л: Ты случаем не писатель?
Д: Почему вы спрашиваете?
М.Л: Не знаю… странный ты какой-то… прям не от мира сего. Зачем-то спрашиваешь о моей жизни, и всё тебе так интересно…
Д: Нет, я не писатель… я, конечно, пытался, но в техникуме умеют правильно промывать мозги… да так, что любое отношение к гуманитариям ты начинаешь сам из себя клешнями вытягивать, да прятать в нижний ящик своего письменно стола. Но кто знает, может, выходя из вашего дома, я пойму, что о вашей жизни стоит написать многотомное произведение, и собственноручно этим займусь.
М.Л: Как Ромен Роллан!
Д: Не понимаю…
М.Л: Он написал десять томов о жизни одного человека. Ты же что-то подобное грозишься сделать, выйдя из моей квартиры?
Д: Возможно… так Вы расскажите о своём муже?
М.Л: В моей истории, действительно, нет ничего романтичного, но если ты настаиваешь… в общем, я познакомилась с ним, когда вернулась из Парижа. Я не была такой уж знаменитой и востребованной певицей. Пела, в основном, в кабаках русские романсы, которые в советском союзе не очень-то любили. Мечтала петь французские песни на большой сцене, но такого случая мне не представилось, а потому и решила вернуться обратно в Россию. Я хотела отдаться целиком музыке, но ты же, наверняка, слышал, какое было время и подобное считалось тунеядством. Мне не хотелось повторить судьбу Иосифа Бродского, а умение петь у меня тоже было именно от бога! Образования определённого я не имела, но всё-таки устроилась в музкомедию и там проработала несколько лет. За мной с самого приезда ухаживал молодой человек. Он был из рабочей интеллигенции: умён, воспитан, красив. Такой человек вполне был достойной кандидатурой в мужья, и, потому, через несколько лет мы поженились. У нас не было каких-то вспышек страсти, головокружительной романтики, юношеского безумия. Мы просто решили пожениться и всё. Он даже не стал делать мне предложения. Мы просто решили… Пару лет мы еще пожили в Москве, а потом он сказал, что его родители живут здесь, и мы решили уехать в этот город, о чём я немного жалею. Но знаешь, как бы то ни было, он — замечательный человек, мы с ним даже ни разу не ссорились… эмм, прости, был замечательным человеком…
Повисла тишина.
Д: Это история всё же достойна того, чтобы о ней написали книгу…
М.Л: Пусть так…
Снова повисла тишина.
М.Л: Меня немного позабавила фраза, которую ты сказал немногим раньше…
Д: Какая?
М.Л: О том, что тебе нужна возвышенная девушка, и, что обычная, как ты выразился «лапотница», тебе не подходит.
Д: Ну, да…
М.Л: Мне вот немного непонятно. Ты же обычный сельский мальчик, пошедший учиться на механика, потому что все пошли, жил с родителями, хотя уже работал, как ты говоришь… приехал в город, но так ещё ничего хорошего для себя не нашёл и даже согласен быть грузчиком, если предложат. Если разобраться, то тебе ли искать возвышенную особу? Ты сам-то, каким боком связан с этими «не-ла-пот-ни-ка-ми»? Ехал бы обратно, завёл бы себе семью, нарожали бы детишек, построил бы себе дом и копался счастливо в огороде. Зачем же тебе эта возвышенность? У тебя же совсем другие идеалы, которые я больше поддерживаю, чем вон, жить, как я… слушал бы, что я тебе говорю… всё-таки знаю, о чём…
Д: Вы же совсем меня не знаете… я пошёл учиться на автослесаря, потому что я никак не мог определиться в жизни. Мне было абсолютно всё равно, что со мной будет. Я всегда отличался от своих родителей, от своих сверстников. Они говорили о таких бытовых вещах… они все зациклены на мелочах жизни, которые мне даже не интересны. Я всегда стремился к высокому… слушал классическую музыку на своём проигрывателе, потому что больше негде было слушать: Баха, Бетховена, Моцарта, Вивальди и многих других, которых я откопал дома на чердаке, выброшенных туда из-за ненадобности… я пытался писать стихи, но надо мной смеялись и говорили, что я, как девчонка… это говорил мне сам отец. Я пел, научился играть на гитаре пару аккордов и что-то даже сочинял. И сколько книг я прочёл, вы даже представить себе не можете… хотя, глядя на Вас, сомневаюсь, что не можете. Всегда мечтал о такой богатой библиотеке (показывает на сервант с книгами) но никто не давал мне денег её собрать. И потому приходилось читать только то, что попадалось под руку. Потом мне просто осточертело всё… я устал быть, не как они… я знал, что моя судьба — этот грёбанный колхоз, что никто меня уже ничему новому, тому, что я хочу, не научит. Никто не научит жить так, как живут нормальные, образованные и светские люди, уже слишком поздно, а потому решил делать то, что делают все. И мечта о возвышенной супруге — это единственное что у меня осталось — это вера, что моя семья будет нормальная… что я смогу достойно воспитать своих детей, и, что, может на протяжении жизни, меня самого научат жить правильно… именно так, как написано в хороших книгах.
М.Л: Значит, ты много читал?
Д: Да!
М.Л: И Достоевского?
Д: Конечно!
М.Л: А «Идиота»?
Д: Само собой…
М.Л: Тогда я думаю, ты понимаешь, с кем я тебя непроизвольно сравниваю?
Д: С князем Мышкиным, наверняка…
М.Л: Да, именно с ним. Мне почему-то сразу пришло это в голову, как ты только начал лепетать у меня перед дверью…
Д: У меня нередко возникали с собой такие же ассоциации, особенно последнее время, когда я стал чаще придаваться самоанализу. Только бывает немного страшно…
М.Л: Почему же, боишься, что с тобой будут поступать так же и называть идиотом?
Д: Не в этом дело. Просто Достоевский пытался изобразить, как он говорил: «Вполне прекрасного человека». То есть даже не прекрасного, а вполне прекрасного человека. Он у него совсем не прописывался. Достоевский сжёг несколько тетрадей, прежде чем хоть что-то у него начало вырисовываться. Таких людей не бывает, если и есть, то уж точно не среди нас. Я ведь совсем нехороший человек и никак не могу похвастаться тем же, чем герой этого замечательного романа, и, потому страшно опять не дотянуть, опять быть лишь видимой оболочкой, что и происходит, но сделать с этим ничего нельзя. Легче всего быть волком в овечьей шкуре, чем действительно быть таким… если помните, того самого Идиота до конца считали шарлатаном… так что же мешает быть злодеем в шкуре Мышкина? Не хотелось бы прослыть очередной формальностью этого мира, но так, к сожалению, происходит, и я гоню от себя любые сравнения…
