Леонид Мацих - Скачущий на льве
Помощники Эли вносят доску с торчащими из нее клинками.
Кто идет с нами на арену, пусть скажет: «Я беру кинжал! Я хочу их крови!»
Выхватывает из-за пояса свой кинжал.
Я беру кинжал! Я хочу их крови!
Дов. Я беру кинжал! Я хочу их крови!
Замешательство среди учеников. Даниил вытаскивает кинжал из доски.
Даниил. Я беру кинжал! Я хочу их крови!
Все ученики за ним.
Я беру кинжал! Я хочу их крови!
Помощники Эли с поклоном подносят доску Гамалиилу и Акиве. Гамалиил берет и говорит. Акива качает головой в знак отказа.
Меир. Рабби, прошу тебя! Ради всего святого! Если мы откажемся, они зарежут нас прямо здесь!
Акива. Нет, Меир, я не пойду с ними. Пусть делают, что хотят.
Меир. Рабби, ты вдов и дети твои выросли, но подумай о Хане! Что она будет делать без тебя? Если тебе не жалко меня, подумай о Брурии, которая любит тебя, как дочь. Подумай о Наоми! Куда они пойдут, лишившись нашей поддержки? Заклинаю тебя милосердием Божьим!
Акива. Меир, мне жаль всех, но я не могу преступить заповедь Господню! Ты волен поступать, как тебе вздумается. Если им нужно, пусть убивают меня!
Меир. О Господи, дай мне силы! Уважаемый Эли, человек из народа! Учитель наш Рабби Акива — человек пожилой и больной. Он изнурен многодневными постами, ночными бдениями и молитвами. Здоровье не позволяет ему присоединиться к людям, идущим на арену. Силы оставляют его, он с трудом сидит, ему надо лечь в постель и принять лекарство.
Эли. Прости, мудрый Акива, что мы невольно причиняем тебе страдания. Мы думали, что само твое присутствие вдохновит людей на подвиги. Но твое драгоценное здоровье — достояние всего Израиля. Живи до ста двадцати лет и да светит нам твоя мудрость. Благослови нас, и мы бестрепетно отправимся в бой!
Гамалиил. Акива, подпиши письма в общины и благослови кинжалы идущих на арену.
Гамалиил подносит Акиве свитки, а Эли — доску с ножами.
Акива. Меир, я не могу этого сделать!
Меир. Рабби, отец мой, умоляю тебя, не упрямься, не губи себя и нас, любящих тебя! Таково повеление Мессии, посланника Божьего! Покорись ему!
Акива. (Встает) Я подписываю письма! Я благословляю идущих на арену!
Эли. Слава Господу в вышних! Благословен Бог Израилев! С нами благословение мудрецов и самого Акивы, пророка царства Мессии!
Берет чашу с вином.
Братья мои! Пустим эту чашу по кругу! Да прозвучат ныне громом для язычников слова мои: «Господь Бог наш! Излей гнев Свой на народы, не признающие Тебя, на царства, не призывающие Имени Твоего! За то, что сожрали они дом Якова и опустошили жилище его. Излей на них ярость Твою! Преследуй их в гневе и истреби их из-под небес Господних!!» Да будет так! Омейн!
Потрясает кинжалом. Все, кроме Акивы, поднимают кинжалы и кричат:
Омейн!
Адриан, Руф, Пизон во дворце проконсула в Кейсарии. Отчет о беспорядках. Разгром 22-го легиона
Адриан. Должен сказать тебе, Тиней, что в этот мой приезд Кейсария выглядит куда печальнее, чем в прошлый раз.
Руф. Ничего удивительного, цезарь. Город до сих пор не залечил раны. Тут была настоящая война.
Адриан. Как это все происходило? Расскажи, Валерий, ты же все время был тут, пока мы с проконсулом ездили в Антиохию.
Пизон. Да, великий цезарь, я был свидетелем и участником событий. Все началось три месяца назад в день игр, которые ты назначил в честь своего приезда. Евреи устроили на арене резню, погибло несколько сот греков и армян. На следующий день начались погромы. Евреи стали бить греков, греки создали отряды обороны, купцы в панике бросились из города, начался хаос.
Адриан. А раньше в Кейсарии случались столкновения между разными народами?
Руф. Бывало иногда. Драки между рыбаками в порту, мордобой на рынке. Но все быстро улаживали. Все слушались городского совета, а римская власть была верховным арбитром.
Пизон. Позволю себе добавить кое-что. Раньше никто не хотел столкновений. Но теперь все изменилось. Евреи хотят войны и верят, что могут победить в ней. Это все из-за евреев.
Адриан. Понятно. Слухи о подстрекательстве христиан подтвердились?
Пизон. Нет, цезарь. Эти сразу же убежали и никакого участия в событиях не принимали. С тех пор они едва ли не каждую неделю шлют письма с заверениями в своей полной лояльности и просят их не трогать.
Адриан. Что же было дальше?
Пизон. Хаос нарастал, городской совет утратил власть и влияние. Градоначальник Деметрий, испугавшись еврейских угроз, согласился на все их условия, даже на запрет службы в храме Венеры Морской, самом почитаемом храме на всем побережье. Греки расценили такую позицию как преступную слабость и предательство. Ему кричали вслед, что он — еврейский прислужник, что он продался жидам и все такое прочее. Как-то у храма Венеры собралась толпа, требуя, чтобы их пустили вовнутрь. Деметрий со стражей прибыл туда и попытался повлиять на толпу красноречием. Его освистали, а один торговец потребовал, чтобы Деметрий снял штаны и показал, что он не обрезан.
Адриан. Неплохая идея для определения лояльности, правда, Тиней? Грекам не откажешь в изяществе. Продолжай, Валерий.
Пизон. Деметрий потребовал арестовать этого крикуна, но толпа отказалась его выдать. Страсти разгорались. Деметрий заявил, что те, кто против него — преступники и будут наказаны. Толпа в ответ начала бросать камни. Деметрий приказал охране метать в толпу дротики. Нескольких человек убили. Толпа кинулась на солдат и растерзала их, а заодно, и Деметрия.
Адриан. Убедился ли народ в том, что он не был обрезан?
Руф. Возможно, был. А вдруг он был тайным иудеем, гордился своим обрезанием и предлагал желающим полюбоваться как это красиво?
Адриан. Какая казарменная острота, Руф!
Пизон. Ваши шутки превосходны, господа. Но тогда всем было не до шуток. Евреи объявили, что убив Деметрия, греки нарушили закон, что порядка больше нет и они берут власть в свои руки. Это была продуманная операция, показывающая всю гнусность этого подлого племени. Евреи ограбили и разгромили греческие лавки и торговые ряды. Горожане воззвали к римской власти. Пришлось вводить в дело легион Фретензис.
Адриан. Кто командовал карательной экспедицией?
Пизон. Я, великий цезарь. Легат Марцелл поручил мне пресечь беспорядки. Я с двумя когортами вошел в Кейсарию. Греки встретили меня с ликованием. Евреи поначалу хотели вступить в переговоры, но я заявил, что ни о чем говорить с ними не буду, пока они не выдадут главарей бунта, а также всех тех, у кого на руках кровь. Они этого условия не приняли, и я приказал убивать всех, кто окажется на улицах.
Адриан. Как это всех? Без всякого исключения?
Пизон. А для кого следовало бы делать исключение? Посуди сам, великий цезарь. Они все единодушно поддержали бунт, все участвовали в грабежах и погромах греческих торговцев, все воспользовались награбленным имуществом.
Руф. Все участвовать никак не могли.
Пизон. Да все, все, проконсул!
Адриан. Погоди, Пизон! Ясно, что не все. Но меня интересует другое. Они оказывали сопротивление?
Пизон. Яростное! На улицах собирались толпы, они орали про своего Мессию, пытались нас атаковать, но мы их смяли. Раздавили, как яйцо сапогом!
Руф. Что ты сделал для восстановления порядка?
Пизон. Я разогнал городской совет. Я конфисковал весь товар из еврейских лавок и торговых контор, как краденое имущество. Все это я передал грекам в качестве компенсации за понесенные убытки.
Руф. Значит, евреев ты разорил!
Пизон. Не знаю, меня это не интересовало. Кроме того, я отменил все привилегии, когда-либо данные евреям Кейсарии в ремеслах и торговле.
Адриан. Среди них были привилегии, дарованные Сенатом и императорами. Кто дал тебе право их отменять?
Пизон. Прости, великий цезарь, я неверно выразился. Я приостановил действие этих привилегий.
Адриан. Посмотри мне в глаза, Пизон. Нет, ты их отменил!
Пизон. Да, великий цезарь, сознаюсь, отменил. Прости мне ложь и малодушие.
Адриан. Почему ты отменил их? Тебе так хотелось навредить евреям?
Пизон. Я хотел торжества справедливости.
Адриан. Торжество справедливости подразумевало восстановление status quo. Ты его грубо нарушил, поступив не лучше, чем еврейские бунтовщики. Для представителя римской власти это недопустимо. Насилие государства должно опираться на закон и право, а не на произвол.
