Паул Путниньш - Приглашение на порку
КОРМ. Вы соизволили приказать мне явится, ваше сиятельство?
ХАБИХТ. Да…с, мой дорогой Корм. Список, о котором я сегодня уже однажды говорил, у вас?
КОРМ. Пожалуйста. Это длинный список. (Подает список.)
ХАБИХТ (список не берет). Пусть он останется у нас, дорогой Корм. Только не используете его… в корыстных целях. В моем распоряжении есть и второй список — так же точен и может быть еще точнее, вроде как копия. Так скажем. И в него я тоже не заглядывал. Все списки сравним через две недели… и один день.
СУХОРУКОВ. Господин барон все еще изволил изъясняться загадками…
ХАБИХТ. Сейчас всё и всех выведем на чистую воду, господин подпоручик. Господин Таупер, завтра, после богослужения, соизвольте объявить пастве, что в течение двух последующих воскресений после проповеди на площади перед Храмом всем будет дана возможность покаяться и выразить свое глубочайшее сожаление… Обратите внимание, что никто не принуждается, а каждый только приглашен!
СУХОРУКОВ. Не понял. Какую — такую слезную исповедь вы ждете от этих лицемерных подонков, когда в стране чуть ли не осадное положение!
ХАБИХТ. Эта будет приглашение на порку! Легкую, но публичную порку о коей они сами молитвенно поросят!
СУХОРУКОВ. Порка?…
ХАБИХТ. Порка, да…с. Не смотря на недавний запрет телесных наказаний, в это для нашей державы трудное время, оная практикуется опять — таки, понемногу. Легкая милая порка для всех, на той демократической основе, по коей люд латышский так соскучился. Приглашение на порку. Так…с!
СУХОРУКОВ (в глубоком замешательстве). Приглашение на…
ХАБИХТ. …на порку. Да, да — порку! Милую, беззлобную… Всех, кто окажет нам честь, почтим одинаково — тремя розгами, по пять ударов каждой.
СУХОРУКОВ (все еще в замешательстве). Трижды пять?
ХАБИХТ. Трижды пять. Без злобы. Замачивать розги не будем.
СУХОРУКОВ. И замачивать не будем!
ХАБИХТ. Да…с! Не замоченными. Удары легкие. Эти последние мелочи, господин пастор, можете и специально не объявлять пастве. Главное — именем барона попросите их прийти. Добровольно. Только про списки сказать не забудьте. Что оные имеются и что через две недели будут сравнены со списками тех, кто прошли порку. И ежели кто, имя которого в списке провинившихся наличествует, не посчитает своим долгом честно прийти попросить даренного мной публичного прощения, то уж… Через две недели, вечерком воскресным дом его да будет спален… Так же, как сараи мои в прошлом году…
СУХОРУКОВ (после долгой паузы). Надо сказать, дьявольски… Хотя… Строгости в избытке никогда не бывает.
ХАБИХТ. Строгости будет ровным счетом столько, сколько надобно. И еще, господин пастырь, дайте им знать, что пороть будут лишь один час…
СУХОРУКОВ. О-хо-хо! Пусть в очереди потомятся!
ХАБИХТ. Пусть потомятся!
СУХОРУКОВ. Да, потолкаются с опущенными штанами — кто первый!
ХАБИХТ. Да не опоздают!
СУХОРУКОВ. Ну, красотища! Надо сказать пляски нагаек, ломка косточек, да вешание нам уже нынче приелись. Сколько можно! Будя перемены в наших серых буднях! Дух переведем, шуточки погоняем — это, ей Богу, к стати.
ХАБИХТ. Однако…с, господа мои — шуток не будет.
ТАУПЕР. А… женщин? И их тоже?
ХАБИХТ. Всех взрослых. Включая женщин. Без исключений и слюнтяйства. Этот святой принцип соблюсти долг наш. За сим и я в списки не смотрю, чтоб не разжалобить себя зазря. (Пауза.) И если кто не согласен на то, что я предложил, дом сжечь — и без всякого снисхождения.
ТАУПЕР. Воистину по дьявольски…
ХАБИХТ. Все уразумел, Корм?
КОРМ. Все, ваше сиятельство!
ХАБИХТ. Можете идти!
КОРМ. С Богом, господа! (Уходит.)
ХАБИХТ (резко звонит). А драгуны ваши после тяжких и утомительных трудов в Эстляндии и Лифляндии пусть передохнут маленько. Трудится придется только по воскресным вечерам, да ежели Господь не выслушает наши молитвы… и в последнюю ночь тоже.
Входит камердинер с роскошным, перегруженным подносом с напитками.
СУХОРУКОВ (явно оживляется при виде напитков, тем не мене отзывается на последние слова Барона). Гуманно… Гуманно…
ХАБИХТ (поднимает стакан, то же делают и другие). Гуманно, — это означает со зверьём по человечески…
Вторая сцена
Общая комната семьи в доме Эзертевов. Воскресный вечер.
Маргарита Эзертева сидит, смотрит как бы в даль. К ней прильнула дочь, Лиина.
МАРГАРИТА (медленно, как бы себе, говорит стихотворные строки).
Говорят и мечтают люди много
О будущих лучших днях…
Пауза, следующие две строчки она проговаривает неслышно.
……………………………………….
……………………………………….
Мир становится старым и вновь возрождается
Лишь надежда людская не гаснет.
Надежда ворота нам в жизнь отворяет,
Лоб мальчика это она озаряет,
И юношу чары ее завлекают,
И душе старца она не дает угаснуть…
Долгая пауза. Следующие шесть строк она опять говорит неслышно.
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
……………………………………….
И что в душе этой камнем драгоценным сверкает
Не отдаст никому сердце полно надежды.
Входит Карлис Эзертевс.
МАРГАРИТА. Заснули малыши?
КАРЛИС. Заснули.
МАРГАРИТА. Под мои сказки не засыпают. Даже Артур малый, уставший вконец, все еще мурлычет «Бабуль, а бабуль, теперь еще ту, про те три брата…» Да оба большие в такт ему: «Про умных два и дурачка одного…» Да «дурачок» малый, пока торг идет, уже в царство сна, да и ускакал… Да вот Янис с Рейнисом тоже умными братьями быть не хотят, да начинают шустро делить свободное место дурачка…
КАРЛИС. Задуматься твои сказки заставляют. Тогда уж не до сна, хоть тебе за плечами пять, четыре, а то и только два годика… МАРГАРИТА. А Эдуарда, того и вовсе к кроваткам малышей подпускать нельзя. С дядей из Тербаты пересуды на всю ночь гарантированны. (Неспокойно.) Малыши все про отца спрашивали. И что это Эрнест так долго домой не воротится… Эмма и вовсе не в своем лице пошла на скотный двор к вечерним работам.
КАРЛИС. Вчера драгуны в поместье прибыли. Эрнесту — то ничего не грозит, да за Эдуарда душа не спокойна. Вдруг эти царские псы про него что пронюхали…
МАРГАРИТА. Барон Хабихт тут им, как самим вздумается, разгуляться не даст,
КАРЛИС. Не верь, Маргарита им. Не верь им ни одному.
МАРГАРИТА. А если хочется? Хочется верить кому-то в этом мире столь жестоком… За что тогда цепляться иначе…
КАРЛИС. Так верь! Да только не им! Они уже свою звериную морду показали. (Лиина начинает потихоньку всхлипывать и прячет лицо у Маргариты. Та ее ласкает, успокаивает.)
Опираясь на самодельный костыль, входит Эдуард.
КАРЛИС (Эдуарду). Посмотрел сынок? Сможешь там пожить?
МАРГАРИТА. Холодно там!
КАРЛИС. Старые шубы постелем!
МАРГАРИТА. Темно там!
КАРЛИС. Малую керосинку возьмешь!
ЭДУАРД. Спасибо, отец там мне будет шикарней, чем в Вифлеемском корыте…
КАРЛИС. Да не хотел я уж нарочно с Вифлеемом тягаться, да коли так вышло…
МАРГАРИТА. Эдуард, сынок, теперь ты должен быть особо осторожен! Бог даст, за эти пару дней ни один чужой глаз тебя не видел…
КАРЛИС. За малышами надо присмотреть, чтоб не проболтались.
МАРГАРИТА. Если что, им сказано, что дядя Эдуард погостить из Тербатского университета приехал на пару дней. (Пристально смотрит на сына.) Эдуард, я очень верю, тогда на церковном митинге тебя никто не опознал… Если по голосу только…
КАРЛИС. Тогда уж давно бы нас допросили да дом перерыли!
МАРГАРИТА. Хотя… Однажды летом у волостной управы после митинга… барон Хабихт, в упор, глядя на меня, переспросил — как успехи моего студента…
КАРЛИС. Страх тогда заставлял его подозревать любого, как теперь нас страх велит подозревать его…
