Владимир Черкасов-Георгиевский - Генерал Деникин
В Лондоне Деникин носил единственный свой военный мундир, и то не в комплекте – фуражки не было. Когда начинался дождь, надевал офицерский дождевик без погон, а на голову нахлобучивал клетчатую кепку, на какую пришлось разориться. Денег тоже не было. Когда выгреб здесь из карманов царские рубли, керенки, австрийские кроны и турецкие лиры, обменяли их всего лишь на сумму около тринадцати фунтов стерлингов… Зря притащил сюда Антон Иванович и коробочку с десятикопеечными монетами чеканки 1916 года в 49 рублей, тут они стали английскими грошами.
Ксения Васильевна придерживала привезенное столовое серебро: это НЗ на три-четыре месяца ближайшей жизни в английской глуши. Милюков предложил Деникину переговорить с заведующим выдачей ассигнований из прежних российских государственных сумм, находившихся в заграничных банках, чтобы выручить его семью на пропитание. Антон Иванович нахмурился.
– Не может быть и речи. То деньги казенные, а я – частное лицо.
Милюков также приставал к нему, чтобы генерал официально принял на себя преемство Верховной российской власти от погибшего Колчака, что Указом адмирала на такой случай и утверждено. Деникин отнекивался. Милюков восклицал:
– Что ж будет? Ведь к этой власти придет Керенский! Антон Иванович, по крайней мере, не делайте заявлений о своем отказе от преемства.
Деникин объяснял:
– Никаких заявлений вообще я не намерен делать. Верховной власти от Колчака я не принимал, следовательно, и отказываться не от чего.
Много-«думный» кадет снова наседал, интересуясь: а не отдал ли Антон Иваныч Врангелю эту Верховную власть вместе с военной? А вдруг тогда барон сможет заключить с большевиками мир? Обессиленный Деникин едва отмахивался:
– Не мешайте Врангелю; может быть, он что-то сделает. А я хочу уйти от политики, не вмешивайте меня…
Генерал Хольман подыскал Деникиным недорогое помещение за их счет сначала в Певенси-Бей, потом в Истборне. Предлагали англичане Антону Ивановичу пенсию, а также поселиться в правительственных поместьях бесплатно. Он отказался. Его и так удручило, что принял «милостыню», живя в «Кадогане». Ко всему, Деникин брезгливо наблюдал за британским правительством, явно нацелившимся на укрепление отношений с красной Москвой.
В это лето 1920 года погостили Деникины в имении морганатической супруги великого князя Михаила, расстрелянного большевиками вместе с его секретарем англичанином Джонсоном летом 1918 года под Пермью, – княгини Н. С. Шереметьевской (Брасовой). Великий князь Михаил, пробывший день императором после отречения в его пользу Николая II, по мнению княгини, был все же жив и где-то скрывался, чтобы в «нужную минуту» предъявить свои права на то самое «преемство», которым мучил Антона Ивановича Милюков. Рой гадалок кружил вокруг мистичной хозяйки английского имения, и Деникину казалось, что у него окончательно ум за разум зайдет.
Пребывание принципиального Деникина в приветливой только на вид Англии оборвалось в августе, когда «Таймс» опубликовала ноту лорда Керзона, направленную в Москву наркому иностранных дел Чичерину. Это британское заявление предлагало советскому правительству прекратить Гражданскую войну и декларировало слова Керзона:
«Я употребил все свое влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что, если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и вашими, обеспечив неприкосновенность всем его соратникам, а также населению Крыма. Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю».
Было дело в Новороссийске перед самой эвакуацией белых в Крым, когда к Деникину явился один из членов Британской военной миссии генерал Бридж и предложил посредничество его правительства для заключения перемирия с Красной армией. Деникин ответил Бриджу одним словом:
Никогда!
Теперь англичане, заигрывая с Советами, ловко подтасовали этот факт. 27 августа 1920 года генерал Деникин разразился опровержением в той же «Таймс»:
«Я глубоко возмущен этим заявлением и утверждаю:
1) что никакого влияния лорд Керзон оказать на меня не мог, так как я с ним ни в каких отношениях не находился;
2) что предложение (британского военного представителя о перемирии) я категорически отверг и, хотя с потерей материальной части, перевел армию в Крым, где тотчас же приступил к продолжению борьбы;
3) что нота английского правительства о начале мирных переговоров с большевиками была, как известно, вручена уже не мне, а моему преемнику по командованию Вооруженными Силами Юга России генералу Врангелю, отрицательный ответ которого был в свое время опубликован в печати;
4) что мой уход с поста Главнокомандующего был вызван сложными причинами, но никакой связи с политикой лорда Керзона не имел.
Как раньше, так и теперь я считаю неизбежной и необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения. Иначе не только Россия, но и вся Европа обратится в развалины».
Все шло к признанию британцами власти московских коммунистов законной российской. В Лондоне Ллойд Джордж обсуждал с советским представителем Красиным возможность установления торговли, и англо-советский торговый договор будет подписан в марте 1921 года.
Поэтому А. И. Деникин сразу после опровержения собрал свой нехитрый скарб в уже вроде обжитом Истборне. Он демонстративно снялся из «спокойной домашней обстановки Англии», какой столь певуче благословляла генерала «отдохнуть от трудов» по приезду все та же «Таймс».
Повел Антон Иванович в новый поход свою неразлучную бригаду со старыми и малыми опять по неспокойной Атлантике на европейскую землю, которая все же не каким-то островом была, а простиралась до самой их родины.
* * *Перебралась семья Антона Ивановича в Бельгию. Здесь Деникин, что уже бывало в его судьбе при сокрушительных ударах, как, например, после удаления из Академии Генштаба, всерьез берется за перо. Покорно чистый, так первозданно бело-«белогвардейский» лист бумаги еще никогда его не подводил.
Деникины поселились в окрестностях Брюсселя в небольшом домике с садом, который давно грезился на покой Антону Ивановичу. Здесь их спутники разъехались. Наталья Корнилова позже выйдет замуж за сблизившегося с ней в этом путешествии генерала Шапрона дю Ларре, они так и останутся в Бельгии, где позже родится у них сын, которого назовут Лавром в честь деда Лавра Георгиевича Корнилова.
Зажил Деникин сам-пятый: кроме жены, дочки, няньки, еще и дед Ксении Васильевны. Антон Иванович начал подготовительную работу к своему главному исследовательскому труду «Очерки Русской Смуты», который составит пять томов, еще в Англии. Теперь писание его стало главным для генерала, но от хозяйства семьи он не устранялся.
Вставал Антон Иванович раньше всех, в семь утра. Открывал ставни, шел на двор за углем и растапливал печи и плиту. Ксения Васильевна варила кофе, подавала завтрак. Потом дружно убирались. Антон Иванович отвечал за подметание полов, дед жены – за вытирание пыли. Приборка кухни, чистка картошки, все, что связано с готовкой еды, лежало на Ксении Васильевне. Нянька хлопотала только с Мариной.
Ксения Васильевна поглядывала за приближающимся к полувеку своей жизни мужем и говорила:
– Моцион ему нужен, засядет за писание, его уже никакими силами не вытянешь погулять.
Антон Иванович был совершенно замкнут домом в брюссельском предместье, но на него обращали внимание. Своим демонстративным отъездом из Англии Деникин, который «бил большевиков» и послал к черту британцев, навел на мысль здешнюю власть, что и ей не поздоровится. Его вызвали в Брюссель в административное учреждение и учтиво попросили дать подписку: на территории Бельгии не будет заниматься активной политикой.
Генерал мрачно бумагу подписал, а вскоре отправил письмо министру юстиции бельгийского правительства Эмилю Вандервельде. Этого известного социалиста Деникин знал с апреля 1917 года, когда тот приезжал к нему в Могилев, в Ставку Верховного на переговоры. В письме Вандервельде Антон Иванович указывал:
Мне невольно приходит на память эпизод из прошлого, как в 1917 году в качестве начальника штаба Верховного Главнокомандующего российскими армиями я принимал у себя в Ставке бельгийского министра Вандервельде. Он был несчастлив тогда, человек без родины, представитель правительства без страны, в сущности такой же политический эмигрант, как теперь многие русские. Ведь Бельгия тогда была растоптана врагами также, как сейчас Россия. Но мы сделали все возможное, чтобы не дать почувствовать господину Вандервельде ни в малейшей степени тягости его положения. Ибо мы разделяли искренне горе Вашей страны и ее героической армии.
Я не ожидал и не искал внимания. Но был уверен, что русский генерал будет огражден в Бельгии от унижения. Я имею в виду не только свою роль как Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России – вокруг этого вопроса сплелось слишком много клеветы и непонимания… Но я говорю о себе как о бывшем начальнике штаба Верховного Главнокомандующего, как о главнокомандующем русскими фронтами в мировую войну, наконец, как о генерале союзной вам армии, полки которого в первые два года войны вывели из строя австро-германцев много десятков тысяч воинов.