Виталий Сырокомский - Международный терроризм и ЦРУ: Документы, свидетельства, факты
Лаборатории института располагались в подвальных помещениях. Там же размещалось хорошо оборудованное стрельбище, где испытывались различные боеприпасы, от миниатюрных пуль до артиллерийских снарядов калибра 22 мм. Я работал, как крот, особенно зимой, когда я затемно уходил на работу и затемно возвращался домой.
Вопрос: Этот институт был секретным?
Ответ: Нет, сам институт секретным не был.
Большая часть работ, с которыми я был связан, действительно была секретной, но институт вел и открытые исследования, и в некоторые его отделы вход был свободным.
Вопрос: Вы упомянули о миниатюрных детонаторах. Они предназначались для ЦРУ или же это было частью вашей официальной работы в институте?
Ответ: И то, и другое. Официально я занимался разработкой детонаторов для боеголовок ракет и артиллерийских снарядов. Неофициально — конструировал миниатюрные детонаторы для бризантных взрывчатых веществ.
Вопрос: Есть ли какая‑нибудь разница между детонаторами, которые вы делали для института и для ЦРУ?
Ответ: Они отличались главным образом по внешнему виду. Модели, которые я разрабатывал для ЦРУ, чаще всего маскировались под коробки сигарет «Мальборо». Они всегда просили меня делать такие детонаторы, которые можно было поместить в пачку из‑под сигарет. Наиболее подходящей в этом отношении оказалась картонная коробка «Мальборо».
После этого я получил еще несколько довольно странных заказов. Когда срок моей работы в институте уже приближался к концу, там разрабатывалась мина «грэвел». Это было кодовое наименование наземной мины, по размерам не превышавшей пачку чая. Эти мины сбрасывались с самолетов, и взведение взрывателя происходило уже на земле за счет испарения соответствующего состава. С помощью таких мин любой район мог стать непроходимым для противника. Такая мина не поражает насмерть, но, если наступить на нее, она взорвется, превратив ноги в кровавое месиво. Моя задача заключалась в разработке системы обезвреживания этих мин. На одной из встреч с сотрудниками ЦРУ я задал такой вопрос: «Предположим, что вы разбросаете миллионы этих мин на территории врага, а затем завоюете эту территорию. Что же вам тогда придется делать? Ходить на ходулях?»
Вопрос: Эта работа выполнялась для института или для ЦРУ?
Ответ: Я работал и на институт, и на ЦРУ. Как я уже сказал, моя задача состояла в создании системы обезвреживания таких мин. Я сам изготовил несколько мин, которые выглядели нестандартно, но взрывались так же, как обычные. Кроме того, я изготовил для ЦРУ несколько мин, начиненных отравленными осколками стекла. Я сделал также мины, которые внешне казались обезвреженными, но при малейшем прикосновении взрывались. По разработанной в институте системе обезвреженная мина должна была изменять окраску. Тогда я сделал несколько мин, которые могли менять цвет, оставаясь заряженными. Я делал их вручную, а затем передавал своему знакомому из ЦРУ в банках из‑под кофе фирмы «Максвел-хаус». Непонятно почему, но они требовали именно такую упаковку.
В институте ничего не знали об этой работе. Мне приходилось покупать банки «Максвел-хаус», высыпать из них содержимое, а затем запаивать корпус, зашкуривать и перекрашивать его так, чтобы снаружи не оставалось никаких следов. Для чего это было нужно, мне неизвестно. Я знаю, что на острове Гуам, где эти мины хранятся в большом количестве в ящиках из гофрированного железа, были случаи взрывов. Мины «грэвел» изготавливаются влажными, а если их высушить, они становятся взрывоопасными. По — видимому, банки от кофе должны были препятствовать высыханию.
Вопрос: Использовались ли эти мины когда‑нибудь?
Ответ: Господи, конечно же! Вьетнам, должно быть, был одной огромной миной. Такие мины не убивают, но превращают кости ног в желе. Я видел испытания собственными глазами.
Вопрос: Каким образом испытывались эти мины?
Ответ: На трупах. Между прочим, на трупах американских солдат, убитых во Вьетнаме. Семьям погибших говорили, что они потеряли ноги во время боевых действий. Мы надевали на ногу стандартный армейский носок, солдатский ботинок, а затем прикрепляли к ней специальное устройство, которое нажимало на мину, создавая усилие, равное весу человека, около 85 кг.
Вопрос: В начале нашего интервью вы сказали, что занимались в основном тремя системами физического уничтожения. Во время работы комиссии сената много говорили об испытаниях специальных лекарственных средств. Вам когда‑нибудь предлагали работать с ними?
Ответ: Насколько я помню, только два раза. Мой знакомый из ЦРУ как‑то принес мне ЛСД.
Он передал мне этот наркотик во время обеда в столовой института. Обычно он был немногословен и говорил сугубо по делу. На этот раз я заметил, что он чем‑то взволнован. Я не имел ни малейшего представления об ЛСД. Мне пришлось буквально вытягивать из него сведения об этом веществе.
В конце концов он обрисовал мне дело в общих чертах. Я понял, что даже для них ЛСД был запрещенным веществом. Я хотел выяснить, что именно он пытался всучить мне. «Если это токсин ботулизма или еще что‑нибудь в этом роде, то я даже близко не хочу подходить к контейнеру», — сказал я. Однако в конце концов мне пришлось взяться за дело. Я добавил ЛСД к микстуре от кашля и наполнил ею стандартные пузырьки. У меня была целая коробка флаконов от «неосинефрина» — наиболее распространенного средства от простуды.
Вопрос: Какую дозу вы использовали?
Ответ: Огромную. Способную, вероятно, навсегда вывести мозг из строя.
Вопрос: Вы сказали, что с опасными лекарствами вы работали дважды. Какими еще лекарствами вам поручали заниматься?
Ответ: Другой препарат назывался БЗ. Мне пришлось работать с ним в герметизированном боксе, поскольку он проникает в организм через дыхательные пути. Я видел леденящие душу фильмы о солдатах, которым давали этот препарат. Налицо были все признаки кататонического ступора. Солдаты сидели как истуканы, были не в состоянии управлять своим телом. Если им отдавали приказания, например «встать» или «одеть каски», то они буквально зверели и пытались убить того, кто им приказывал. Насколько мне известно, действие этого вещества длится несколько недель.
Вопрос: Разрабатывали вы что‑нибудь похожее для использования внутри страны?
Ответ: Поначалу я был уверен, что все, над чем я работал, не предназначалось для использования в США. Однако сейчас мне кажется, что «ядовитые фломастеры» использовались и у нас. Не спрашивайте, почему я так считаю, просто у меня появилось такое чувство.
Вопрос: Когда вы работали с БЗ?
Ответ: В конце 50–х годов.
Вопрос: Что вас заставило уйти из института?
Ответ: В начале 60–х годов я стал испытывать отвращение к своей работе. Я почувствовал себя несчастным. В это время развалилась моя семья.
Я пристрастился к наркотикам. Нечеловеческим усилием воли я преодолел эту привычку, но потом долго не мог оправиться. Когда ко мне вернулось обычное желание что‑то изобретать, я сконструировал миниатюрное устройство, которое при помощи небольшого порохового заряда выстреливало отравляющее вещество раздражающего действия.
В то время США захлестнула волна изнасилований. Это навело меня на размышления. Должно же быть средство, которое позволило бы женщинам защищать себя. Я обратился к одному человеку за поддержкой. Так была основана новая фирма.
Вопрос: Поддерживали вы в это время связь с людьми из ЦРУ?
Ответ: Нет. Когда я ушел из института, мои контакты с ними прекратились. Я больше никогда не видел моего знакомого из ЦРУ. Вероятно, они хотели посмотреть, что же будет дальше. Примерно через год, когда наша новая фирма уже успешно работала, ко мне снова пришел человек из ЦРУ, но это был другой парень.
Вопрос: Как вы определили, что он из ЦРУ?
Ответ: Этот парень попросту предъявил мне удостоверение ЦРУ. Кроме того, вам, очевидно, известно, как они обычно выглядят. Когда этот парень пришел, у него был такой заговорщический вид, что моя секретарша сказала: «К вам пришел какой‑то человек, должно быть полицейский».
Он был действительно похож на полицейского — квадратный подбородок, суровое выражение глаз.
Вопрос: Значит, вы можете определять сотрудников ЦРУ по внешнему виду?
Ответ: Пожалуй. Ведь существуют и другие, едва уловимые признаки, свидетельствующие о принадлежности к ЦРУ. Когда ко мне пришел этот малый, его сопровождал один тип с довольно неприятной наружностью, смахивающий на Кинг-Конга. Когда он сел на стул, что‑то звякнуло, и я сказал: «Мне хотелось бы посмотреть, что у вас пристегнуто под пиджаком». Он улыбнулся, распахнул пиджак, и я увидел пистолет калибра 11,4 мм. Я никогда в жизни не встречал человека, который был настолько крупным, что мог спрятать пистолет такого калибра в кобуре под мышкой.
