Владимир Черкасов-Георгиевский - Генерал Деникин
Правительственные чиновники терялись в кроваво бурлящей жизни по югу России под единоличным «царем Антоном», как они вышучивали между собой Деникина. Но сам-то «царь» полководчески отлично знал, что надо делать.
* * *В мае 1919 года, коронного по успехам белых, главком Деникин бросил свои части в общее наступление!
Против пяти красных армий в 150 тысяч штыков и сабель ринулись около пятидесяти тысяч ратников Белой гвардии. Они пошли на Москву тремя армиями, как всегда, не считаясь со втрое превосходящим противником.
Во главе Кавказской Добровольческой армии, переименованной опять в Добровольческую (Добрармию), встал генерал-майор Генштаба, командовавший на Первой мировой войне 1-м гвардейским корпусом, Владимир Зиновьевич (Зинонович) Май-Маевский. Он превосходно держал последние шесть месяцев тяжелейшую оборону Донбасса. Кавказскую армию вел генерал барон Врангель, Донскую – генерал В. И. Сидорин, выпускник Донского кадетского корпуса и академии Генштаба, участник русско-японской и Первой мировой войн, оконца 1917 года дравшийся в казачьих партизанских отрядах, бывший нач-штаба донского генерала П. X. Попова в его Степном походе.
За ближайшие полгода армии Деникина отобьют Россию на территории 820 тысяч квадратных километров с населением в 42 миллиона человек. Их фронт проляжет от захваченного Царицына через белые Воронеж, Орел, Чернигов и Киев до Одессы. Но Москву, а значит всю Родину, им Бог не даст.
За май Добровольческая армия Май-Маевского, опрокидывая красных, прорвалась фронтом на триста с лишним километров вглубь Украины. В этом направлении в июне генерал Кутепов взял Белгород, потом белые вошли в Харьков, и в конце месяца конница генерала Шкуро влетела в Екатеринослав, стала завладевать всем нижним течением Днепра.
Кавказская армия Врангеля шла на Царицын, который большевики называли «красным Верденом», клялись ни за что его не сдать. 30 июня врангелевцы ворвались на царицынские улицы! Это была огромная победа: город железнодорожно соединял Поволжье с Черным морем; его потеря лишила большевиков доступа из центра России к нижнему течению Волги и к Каспию. В Царицыне белые овладели огромными складами военного имущества, здесь были могучие артиллерийские заводы, о которых когда-то мечтал Корнилов и зарился Краснов.
Донская армия также великолепно решала свои задачи, в очередной раз поверив в Белое дело. В середине мая конница Мамонтова за четверо суток прошла 200 верст, очищая правый берег Дона и подымая станицы. В начале июня мамонтовцы двинулись в тыл Царицыну.
Другие донские отряды преследовали отступавшую красную 8-ю армию к Воронежу, а генерал Секретев пошел на помощь теперь восставшим против красных в Верхне-Донском округе. Этими бросками разгромили красную 9-ю армию, соединились с повстанцами – очистили от красных Тихий Дон! В июне Донская армия, выросшая из 15 тысяч бойцов до сорока тысяч, дралась на линии Балашов– Поворино – Лиски-Новый Оскол…
За время начала наступления наладились и определились взаимоотношения А. И. Деникина и А. В. Колчака. В начале июня в Екатеринодар прибыли колчаковские делегаты из Омска на переговоры для установления единой Верховной власти и единого Верховного командования в России.
Лидеры белого юга России не сомневались, что первым должен стать Колчак. Его армия, казавшаяся мощнее деникинской, в это время широким фронтом двигалась к Волге. За адмиралом Колчаком были огромные пространства Сибири, крепкое население которой органически чуралось большевизма и было чуждо самостийности.
Колчак, тесно связанный с Европой, импонировал и русской эмиграции, и союзной дипломатии. Он телеграфно обсуждал проблемы с европейскими столицами. Остатки русских дипломатов, все русские колонии за границей ориентировались на белого адмирала. Деникину союзники посылали только военные миссии, а в Омске Франция, например, держала своего полноправного политического комиссара.
Деникин издал приказ, в котором говорилось:
«Я подчиняюсь адмиралу Колчаку как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских Армий».
24 июня 1919 года А. В. Колчак опубликовал свой акт о замене его в случае смерти А. И. Деникиным в должности Верховного Главнокомандующего. Так возродился этот российский пост, столь несчастливый для государя Николая 11, потом – для разных русских генералов, вплоть до Керенского.
На приоритете Колчака все сошлись, но в этом свете многие военачальники Деникина настаивали на первостепенном в наступлении царицынском направлении, что наиболее рьяно отстаивал воюющий здесь Врангель. Эти генералы будут считать страшной ошибкой Антона Ивановича его отказ от соединения с армиями Верховного правителя в районе Средней Волги. Они не подозревали, что еще в начале 1919 года в Омске спланировали нанесение главного удара войсками Сибирской армии в направлении Ижевск – Казань. Так Колчак решил, чтобы занять Москву раньше ВСЮР Деникина.
Такое «наполеонство» этих и других белых всероссийских вождей во многом подорвало Белое дело, в котором они были «сепаратистами», в данном аспекте не очень отличаясь от донских и кубанских самостийников.
Обретение Верховного правителя воодушевило, но крайне неприятно отразилось на деникинцах убийство председателя Кубанской законодательной Рады Рябовола в Ростове-на-Дону 27 июня 1919 года. Николай Степанович Рябовол, лидер «черноморских» кубанцев, украинских потомков запорожцев, сторонников автономии Кубани (в отличии от «линейцев» – русских потомков донских казаков, выступавших за «Единую, неделимую Россию»), был выпускником Киевского политехнического института, служил на железной дороге, с октября 1917 года возглавил Кубанскую Раду. Его застрелили неизвестные в военной форме в вестибюле ростовской гостиницы «Палас-отель».
В убийстве кубанские самостийники обвинили белогвардейцев, против них разразилась буря. На горячих трибунах осиротевшей Рады деникинское Особое совещание называли «коршуном, который ждет того времени, когда можно будет выклевать глаза Кубанскому краю и отнять у него землю и волю». Настаивали на отводе с фронта кубанцев, утверждая, что добровольческая армия «является виновницей Гражданской войны». Подытоживали: не преследуй она «целей насаждения монархизма, давно можно было бы окончить войну и примириться с большевиками, устроив в России народную республику…».
А. И.Деникин (третий слева в первом ряду) в освобожденном белыми Харькове
Недовольство среди кубанцев глубоко забродило, Деникин отмечал:
«Всякий подъем в казачестве мало-помалу угасал и притом безвозвратно, цели борьбы затемнялись совершенно, понятие о долге заслонялось чувством самосохранения, находившим простое и доступное оправдание в речах и призывах «народных избранников», с фронта началось повальное дезертирство, не преследуемое кубанской властью. Дезертиры свободно проживали в станицах, увеличивали собою кадры «зеленых» или, наконец, находили покойный приют в екатеринодарских запасных частях – настоящей опричнине, которую путем соответственной обработки Рада готовила для своей защиты и к вооруженной борьбе против главного командования».
Как бы не складывалось и трагично не будет, а Белая армия праздновала, вступая тем летом в города. Нигде белогвардейцев не встречали так трогательно, как в Харькове.
В этом городе дядя автора этой книги, бывший белый офицер, доживал свой советский век в 1960-х годах. И теперь я понимаю, что он, возможно, «дышал» теми харьковскими преданиями. Однажды на уединенной прогулке по заросшей садами городской окраине он, совсем седой, но все еще кудрявый, вдруг со вспыхнувшими голубыми глазами сказал мне о своей жене – харьковской красавице:
– Что хотел, то взял – дворянку!
Она, моя тетя Лила, была в тот июнь 1919-го барышней… О такой прекрасно написал в своих воспоминаниях шагавший тогда полковником по улицам Харькова генерал Б. А. Штейфон:
«Двигаясь по Екатеринославской улице, мы подходили к зданию главной таможни. Я случайно заметил, как на балкон таможни вышла барышня-подросток. Она вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза.
Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Харькова…»
