Валерий Шамбаров - Нашествие чужих. Почему к власти приходят враги
Поэтому патриотическая часть большевиков потянулась не к русскому Бухарину, а к грузину Сталину. И вокруг него стала складываться собственная группировка. Опасность, исходящую от нее, эмиссары «мировой закулисы» осознали еще в 1918 г. Начались «подкопы», доносы. И, как это ни курьезно звучит, Троцкий попытался ударить по Сталину, обвинив его в… жестокости! В августе 1918 г. Лев Давидович прислал в Царицын своего военспеца полковника Носовича, который вместе с инженером Алексеевым организовал заговор. В ночь на 18 августа намечалось восстание, но Царицынская ЧК раскрыла подготовку выступления. Были обнаружены склад оружия, деньги, план захвата советских учреждений. Носович бежал к белым, многих заговорщиков арестовали, часть расстреляли.
Лев Давидович уж никак кротким ягненком не был. Призывал «встать на путь уничтожения», да и красноармейцев «расстреливал, как собак». Но стоило расстрелять заговорщиков Сталину, как он тотчас же нажаловался Ленину! И не он один нажаловался. Лица из окружения Владимира Ильича постарались так оговорить противника, что и Ленин (который в это же время требовал «расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…») возмутился, послал Сталину телеграмму: «Будьте осторожны». Впоследствии признавал: «Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно… Я делал ошибку».
Но и Иосиф Виссарионович не упускал случая клюнуть оппонентов. На попытки обвинить его в нарушении и подрыве дисциплины он в письме Ленину от 3 октября 1918 г. обличал именно «троцкистскую дисциплину». Указывал: «Я уже не говорю о том, что Троцкий, вчера только вступивший в партию, старается учить меня партийной дисциплине, забыв, очевидно, что партийная дисциплина выражается не в формальных приказах, но, прежде всего, в классовых интересах пролетариата» [78].
И к весне 1919 г. в партии назрели очень серьезные противоречия. Возникла «военная оппозиция». В советской литературе она преподносится как желание ряда коммунистов сохранить методы партизанщины вместо регулярной армии. Но это слишком грубое упрощение. В военной оппозиции были и сторонники партизанщины, и левые коммунисты, отвергавшие использование военспецов, но под ярлык «военной оппозиции» попало много деятелей, которые выступали не против дисциплины как таковой, а против той самой «троцкистской дисциплины», командных методов Троцкого.
Второе противоречие возникло по национальному вопросу. Как ранее отмечалось, внутри России была принята такая форма «самоопределения наций», как автономия. Но Красная армия продвигалась на запад, где Германия провозгласила «независимые» республики. Наступление воспринималось многими коммунистами и красноармейцами как восстановление прежних границ России, только уже советской. И Сталин был противником даже федеративного устройства страны. Он еще в 1918 г. писал, что «увлечение федерализмом не оправдывается историей», ссылался на примеры США и Швейцарии и полагал, что федерация может быть допущена только как временная мера на пути к унитарному государству [78].
Но «интернационалистов» это не устраивало. Под предлогом того, что надо выбить козырь у националистов, они настаивали на сохранении «сувернных» республик. Это согласовывалось и с ленинскими планами «мировой революции». Поскольку потом позволило бы на аналогичных условиях соединиться с Венгерской, Германской и прочими республиками, когда они станут советскими. Поэтому были созданы советские правительства Украины, Эстонии, Латвии с собственными компартиями, армиями. В Белоруссии националистического движения не было, даже немцы не планировали оторвать ее от России. Но троцкисты и «свердловцы» породили проект «приманить» на Белоруссию литовцев и поляков. С этой целью была создана Литовско-белорусская республика. Поляки со своим гонором заявляли о необходимости возродить Речь Посполитую в границах XVIII в. — и им как бы предоставляли такую возможность. Присоединяйтесь к Литовско-белорусской республике, и она станет Польско-литовско-белорусской. Желания белорусов при этом не спрашивали.
Правда, критерии «суверенитета» новых советских образований оставались весьма расплывчатыми. Руководящие кадры из Москвы перемещались в республики и обратно, части российской Красной армии по мере надобности переводились в украинскую, латвийскую — и наоборот. Но формально «государства» считались независимыми, и их отношения с Россией строились на базе союзных договоров. (А заодно Свердлов немедленно расставил в руководстве этих образований «нужных» людей. В Эстонию — Кингисеппа, в Латвию — Стучку, в Литву — Уншлихта, на Украину — Раковского и Петровского).
Но ведь и тем, кто раньше получил статус «автономных», тоже самостоятельности захотелось! Чем они хуже? Лидер Татарско-Башкирской автономии Султан Галиев принялся создавать «мусульманскую организацию РКП(б)» — призванную объединить «всех революционеров-мусульман, кто более или менее принимает программу РКП(б)», мусульманскую Красную Армию. По его мысли, Казань должна была стать столицей особого «восточного коммунизма» — откуда он будет распространяться в Азию (и, соответственно, будет расти его «мусульманская республика») [27]. Причем многие «революционеры-мусульмане» и в самом деле принимали установки российских коммунистов лишь «более или менее». Среди них были сильны позиции панисламизма, пантюркизма.
Еще одним пунктом внутрипартийных противоречий стал террор. Большинство коммунистов не отрицало его необходимости. Но то, что творилось по стране, перехлестнуло все границы. В прошлой главе приведены многочисленные цитаты о геноциде казаков — они взяты из жалоб и обращений, которыми засыпали ЦК члены партии. Те, кто сами были не причастны к творившимся ужасам, приехали в казачьи области по своим делам и стали свидетелями бесчинств. Не меньшее недовольство вызывала кампания «коммунизации» деревни. Она принесла крестьянам неслыханные бедствия, разорение и унижения. Исполкомовские шишки, шпана из комбедов давили людей, грабили, обращались, как со своими невольниками, разваливали деревенское хозяйство. Вслед за полным обобществлением скота, инвентаря, домов, снова возникали инициативы об «обобществлении» женщин. И кое-где местные руководители начали применять это на практике. Разумеется, для собственного употребления. Но из крестьян состояло и большинство красноармейцев. Получая известия, что творится в деревне, они дезертировали, не желали воевать за такую власть.
И многие партийцы стали выступать против такой политики, понимая, что она приведет к всенародной катастрофе. Выразителем их взглядов стал М. И. Калинин. Направил письмо к Ленину. В отсутствие Свердлова, державшего под контролем секретариат и все контакты с Владимиром Ильичем, Михаил Иванович сумел попасть на прием к вождю, раскрыв перед ним всю правду о безобразиях на селе. И убедил отказаться от «коммунизации». Мало того, Ленин поручил ему поднять в газетах вопрос о крестьянской политике.
Между Лениным и Свердловым в начале 1919 г. отношения вообще стали заметно портиться. И не только из-за крестьянского вопроса. Можно прийти к выводу, что Ленину надоела слишком уж плотная и назойливая опека своей «правой руки». Владимир Ильич тоже был стреляный воробей и рано или поздно должен был понять, что во многих делах им попросту манипулировали. Вполне вероятно, что вскрылись факты злоупотреблений и махинаций Свердлова в период его «регентства» в сентябре-октябре 1918 г. Яков Михайлович нажил себе и такого врага, как Дзержинский, который по своим каналам мог накопать немало материалов о темных делах председателя ВЦИК. В этой истории многое остается тайной до сих пор, многое было тщательно спрятано. Но все факты говорят о том, что конфликт между Лениным и Свердловым назрел, и прорваться должен был на VIII съезде партии [182]. И остальные накопившиеся противоречия должны были выплеснуться.
Однако Яков Михайлович тоже хорошо знал, что против него готовится серьезная атака, — его люди окружали вождя со всех сторон. И он тоже готовился к схватке. Методы у него в арсенале были разные, уже отлично отработанные. Так, в инструкцию о созыве съезда он внес пункт: «Право избирать (делегатов) имеют члены партии, вошедшие за 6 месяцев до съезда, быть избранными — вошедшие до Октябрьской революции» [140]. Вошедшие до Октября — значит, не рядовые большевики, а профессиональные революционеры, среди которых было много «кадров» Якова Михайловича. Он развернул активную работу по персональному подбору делегатов, регулировал губернские парторганизации письмами и циркулярами.
1–6 марта Свердлов провел в Харькове, руководил съездом компартии Украины и III Всеукраинским съездом Советов, добившись включения в украинскую конституцию программы «коммунизации». А по пути в Москву назначил совещания с губернским руководством Белгорода, Курска, Орла, Тулы. Должен был заехать и в Серпухов к Троцкому. О чем предполагалось побеседовать двум партийным лидерам и эмиссарам «сил неведомых», остается неизвестным. Потому что встреча не состоялась. В Орле забастовали железнодорожники, доведенные до отчаяния голодом и разрухой. Свердлов вышел к митингующей толпе, надеясь угомонить ее, но в него полетели камни. Получив удар по голове, он потерял сознание. Охрана кинулась громить и хватать рабочих. А пока шла потасовка, Свердлов валялся в беспамятстве на промерзлой земле. Когда его привезли в Москву, развилось воспаление легких [182]. Лечили лучшие врачи, но не помогло. 16 марта Свердлов приказал долго жить.
