Егор Холмогоров - Карать карателей. Хроники Русской весны
Представьте, какими глазами будет смотреть на «ледяной флешмоб» житель горных районов Эфиопии или намибийской пустыни. Эти люди вынуждены получать воду в канистрах, отчаянно ее экономить, как манны небесной ждать дождя, пить из луж, умываться коровьей мочой, быть жертвами бесчисленных болезней, связанных с употреблением грязной воды. Для них вид человека, для смеха выливающего на себя ведро воды, столь же оскорбителен, как для блокадников был выброшенный хлеб.
Понятно, что большинство жаждущего населения сосредоточено в Африке, на Ближнем Востоке и в Восточной Азии. Россия же, напротив, является одной из наиболее водообеспеченных стран. Мы — страна на реках. Основу нашего географического пространства составляет переплетение бассейнов великих рек, некоторые из которых советские утописты даже всерьез подумывали развернуть. Для нас неконтролируемо льющаяся из крана вода кажется одной из краеугольных основ жизни.
Но это, если есть кран. Как оказалось, превратить наши города в безводные пустыни труда не составляет. Самым невыносимым для моих друзей, переживших осаду Славянска, стало отсутствие воды, последним резервуаром которой был зацветший хлорированный фонтан. Уже почти месяц живет без воды Луганск. Сцена «Пошел по воду и погиб под артобстрелом» стала для этого города-мученика типовой. Несколько дней назад без воды остался Донецк — мужественные коммунальщики ведут борьбу за восстановление водоснабжения города, где по-прежнему находятся сотни тысяч человек. Украинские каратели ведут именно по подстанциям и пытающимся починить их коммунальщикам прицельный огонь.
Отрезание от воды — древний принцип ведения осады, признанный во всем мире гуманитарным преступлением, — успешно практикуется киевскими карателями против восставшего Донбасса. Фактически главным «фирменным» приемом так называемой антитеррористической операции, проводимой киевским режимом, стало причинение мучений гражданскому населению путем разрушения городской инфраструктуры. Так что тем, кто остался без воды в Донецке и Луганске, тоже глядеть на этот флешмоб несмешно.
Эта ситуация, кстати, представляет собой серьезный гуманитарный вызов России. Разумеется, мы не можем ограничиться разовым мероприятием с белыми «КамАЗами». «Дорога жизни» для Донбасса должна стать постоянной. Но гораздо важнее завоза продуктов — начало спасательной операции по восстановлению жизнеобеспечения тамошних городов.
Конечно, лучшей спасательной операцией было бы введение миротворцев или оказание ополчению поддержки, которая поможет отбросить карателей от городов на расстояние, исключающее артобстрелы. Но раз уж Россия не вводит на Восток Украины миротворческие силы, должен быть сформирован наш Корпус Мира — это врачи, коммунальщики, энергетики. России вполне под силу построить специальную спасательную дорогу от границы до Луганска по кратчайшему маршруту, проложить максимально защищенные коммуникации, которые спасут людей хотя бы в Луганске и от пытки жаждой, и от энерготеррора.
Многие древнеримские города в эпоху варварских нашествий гибли после прекращения работы великолепных античных водопроводов. Вся современная урбанистическая среда базируется на искусственном водоснабжении. Существование огромных мегаполисов возможно только потому, что они выпивают воду с огромной округи. Другими словами, жители всех мало-мальски крупных городов, где живет большинство обливателей себя водой, постоянно находятся на грани катастрофы, которая постигла города Донбасса. Не «умирать от жажды над ручьем» имеют некоторую возможность только жители больших городов, стоящих на крупных реках. И то возникает вопрос об экологическом качестве этой воды. Остальные возможностью не считать воду каплями обязаны исключительно миру и исправному функционированию государства.
На одном из первых мест среди прогнозируемых причин военных конфликтов уже со следующего десятилетия — нехватка воды и борьба за источники. Но и сейчас водный фактор оказался значимым в стратегии «борющихся царств». После ухода Крыма к России Украина первым делом перекрыла подачу днепровской воды на север полуострова, рассчитывая спровоцировать гуманитарную катастрофу. Благодаря своевременным мерам — прорытию большого количества артезианских колодцев — катастрофу удалось предотвратить. Однако крымское рисоводство по итогам этой водной войны погибло невозвратно.
Россия могла бы ответить Украине, попросту уменьшив поступление воды в Днепр, исток которого находится на нашей территории, после чего великую украинскую реку пришлось бы переименовать в Припять. Но на пути к Украине Днепр течет через Белоруссию — нашего (по крайней мере пока что) союзника.
Тот факт, что мы говорим о подобных вещах, немного приоткрывает завесу над конструкцией мира, в которой мы, к своему неудовольствию, будем жить совсем скоро. Тогда модное безумие этого лета — перевод ведер воды на смешное обливание — покажется если не пиром во время чумы, то пьянкой перед засухой.
Опубликовано: «Известия»
27 августа 2014
Про Красную Шапочку
Как и у всякого человека моего поколения, Красная Шапочка ассоциируется у меня с Яной Поплавской, размахивающей полупустой корзинкой и задорно поющей:
— Ааааа, в Африке горы вот такой вышины!
Пока Андрей Макаревич ездил развлекать карателей в Славянок, Поплавская молча и без пиара отвезла беженцам с Донбасса 26 тонн гуманитарной помощи. Каждый сам кузнец своей судьбы и своей репутации.
В отличие от прекрасного «Буратино», фильм «Про Красную шапочку» был невероятно мутным и мне лично так ни разу и не хватило терпения досмотреть его до конца. В моем сознании он все время путался с «Рыжий, честный, влюбленный».
Но в этом фильме было одно несомненное достоинство. Исключительные песни. Особенно мне нравилась и в детстве и сейчас песня, направленная против социального расизма богачей, с удивительной пронзительностью показывающая полную беспомощность изолированного индивида (недавно, в предшествующем этой песенке диалоге я обнаружил еще и отсылку к современным майданным скачкам: «— Прыгай! — Ни за что! Никто не прыгает в доме и не пачкает полы мелом. Попробуй потом отмой!»)
«Никто на помощь не придет,
Ни дров не раздобудет,
Никто не сварит ничего
Ни на каком огне
— А я пойду топор найду…
— И что же дальше будет?
Ты размахнешься по сосне,
А трахнешь по ноге!»
Как бы богат, знатен, влиятелен не был человек — его богатство, знатность и влияние базируются на согласии и поддержке огромного числа людей, составляющих вместе общество. Без этой общественной поддержки, на необитаемом острове, ни богатство, ни влияние не имеют значения. Одинокий индивид будет ничтожен даже на груде золота.
Именно поэтому так абсурден социальный расизм богатых в отношении бедных. Богатый воображает себя «наиболее приспособленным» в борьбе за существование. В то время как для индивидуальной жизни на необитаемом острове он наименее приспособлен. Вся приспособленность богатого — это умение ставить себе на службу бедных. И богач, мечтающий о том, чтобы все бедные куда-то исчезли, просто дурак — ибо он мечтает о мире, в котором он не будет богатым. Впрочем, об этом я подробней писал в эссе «Зачем плодить нищету» где впервые и процитировал эту песенку.
Но, вернемся к самой Красной Шапочке. Для меня эта сказка, прежде всего, об отсутствии национального государства и проистекающих из этого отсутствия бедах и трудностях. Читателю это может показаться смешным и он решит, что Холмогоров притянет национализм ко всему.
Но давайте вспомним сюжет этой сказки. Начиналось это как классическая архаическая история о каннибализме и сексуальном насилии. Волк не съедал бабушку, а готовил из ее мяса и крови кушание, которое и предлагал Шапочке, та его вкушала, затем ложилась к волку в постель, и становилась его жертвой (как можно предположить, сперва сексуальной, а затем каннибалистической). Шарль Перро убрал неприличный для цивилизованного человека XVII века каннибалистический мотив, заменив его образом волка как соблазнителя. По сути сказка стала воспитательной историей об обращении юных дев с укладывающими их в постель назойливыми ухажерами и предупреждением против излишней доверчивости. Братья Гримм, в духе пуританского XIX века убрали и интенсивные сексуальные коннотации Перро, добавив оптимистический, в духе века прогресса, финал — дровосеки убивают волка и возвращают в мир и бабушку и Красную Шапочку.
Как видим, этот сюжет легко поддается трансформации и подчисткам, оставаясь в сути своей неизменным. Различается даже состав еды, которые несет с собой Шапочка — где-то рыбу, где-то головку молодого сыра, где тот самый пирожок — скорее всего киш, и горшочек масла. Но тот мотив, который в любом случае останется инвариантом, — и будет главным, — это мотив небезопасной дороги.
