Кирилл Назаренко - Флот, революция и власть в России: 1917–1921
Другим типом вооруженных сил является «революционный», в значительной степени противоположный «традиционному». Прежде всего, политический режим, которому служит «революционная» армия, является «новорожденным». Он появляется прямо на глазах и пока не освящен традицией. Нестабильность такого строя очевидна современникам, однако может быть кажущейся. Практически любой новорожденный политический режим имеет достаточное количество противников, которым хочется верить в его скорое падение. С другой стороны, у него есть достаточное количество сторонников, испытывающих страх перед реставрацией прежнего политического и социального строя. Если новый режим, в конце концов, пройдет проверку временем (исчисляемым, по меньшей мере, несколькими десятилетиями), то все равно в течение этих лет найдется множество реальных или вымышленных поводов сомневаться в его прочности. При этом как сторонникам, так и противникам революционных властей будут то тут, то там мерещиться силы, угрожающие новому общественно-политическому строю.
Отсюда возникает повышенное, часто даже болезненное, внимание к проблеме лояльности вооруженных сил и прежде всего их командного состава. Можно сказать, что для «революционной» армии характерна презумпция нелояльности офицерства, особенно выходцев из армии «старого режима» или из многочисленных и разнообразных политических организаций, которые всегда появляются в революционную эпоху. Это порождает пристальное внимание к любым высказываниям и поступкам офицерства, подавление малейшего фрондерства среди них, пропаганду «сверхлояльности», обязательности взаимного политического контроля среди военнослужащих.
Разницу в подходах к проблеме лояльности офицеров «традиционной» и «революционной» армий прекрасно иллюстрирует эпизод из воспоминаний М. Д. Бонч-Бруевича. Бывший генерал, служивший в Красной Армии, описал визит к нему прежнего сослуживца, офицера Логвинского: «Он долго еще продолжал “вербовать” меня, цинично соединяя сомнительные комплименты по моему адресу с явными угрозами. Я слушал Логвинского, размышляя над тем, имею ли я моральное право арестовать его и отправить в ВЧК. Для нынешнего моего читателя, особенно молодого, этот вопрос даже не встал бы, – явился тайный посланец врагов, пытается склонить тебя к измене, так чего же с ним церемониться! Но людям моего поколения было совсем не просто решить, как следует поступить в таком непредвиденном случае (курсив наш. – К. Н.). Офицер доверился мне как бывшему своему начальнику и русскому генералу. Я мог еще заставить себя сражаться с моими однокашниками в “честном” бою. Но использовать свою власть и прибегнуть к мерам, которые по старинке все еще считал “полицейскими”, – о нет, на это я был не способен. Рассуждения мои теперь кажутся смешными. Но мое поколение воспитывалось иначе, и гимназическое “не фискаль”, запрещающее жаловаться классному начальнику на обидевшего тебя товарища, жило в каждом из нас до глубокой старости»[55]. Для офицера, воспитанного в понятиях презумпции лояльности, в духе корпоративных ценностей, характерных для армии «традиционного» типа, совсем непросто было встроиться в новую систему, предусматривавшую презумпцию нелояльности и всеобщую подозрительность как норму жизни.
Взаимное недоверие в «революционной» армии усиливается еще и тем, что она комплектуется, как правило, случайным командным составом: добровольцами или мобилизованными, степень преданности которых можно проверить только в бою. Костяк командного состава «революционной» армии более или менее долго служил в войсках «старого режима» и пропитан его ценностями, а лица, преданные новому строю, как правило, в армии не служили, во всяком случае, не служили на офицерских должностях. «Революционная» армия формируется в ходе гражданской войны, когда выбор, на чьей стороне сражаться, можно совершить легко, да к тому же и не один раз. «Были ловкачи, умудрявшиеся по 3–4 раза послужить в каждой из враждебных армий», – писал белый генерал А. Г. Шкуро[56].
Для «революционных» вооруженных сил, как уже указывалось, характерно наличие непрофессионального командного состава, вчерашних политических деятелей или рядовых солдат и матросов. Такой командный состав не прошел обработку в духе «профессиональных ценностей» кадрового офицерства. Он не замыкался в рамках узких профессиональных интересов, а ощущая себя частью той или иной внеармейской социальной группы, жил ее интересами и чаяниями. Надежды той социальной группы, интересы которой выражают такие «непрофессиональные» офицеры, оказывают решающее влияние на их политическую ориентацию. Другими словами, значительная часть командного состава «революционной» армии не оторвалась от народа и живет его интересами.
Служба в «революционной» армии чревата многими соблазнами. Прежде всего, это мгновенный карьерный рост, классическими примерами которого стали «Тулон» Наполеона Бонапарта или карьера М. Н. Тухачевского. Такой взлет может сравнительно легко вывести удачливого военачальника за пределы военной службы и превратить его в диктатора, примеров чему достаточно: от того же Наполеона до китайского генералиссимуса Чан Кайши. Реакцией революционных властей на подобную угрозу зачастую являются жесткие репрессии по отношению к военачальникам по первому подозрению, причем никакой пост не может в этой ситуации защитить от гибели, более того, чем выше должностное положение военного, тем большие подозрения он неизбежно вызывает. Судьбы А. М. Щастного, Б. М. Думенко, Ф. К. Миронова и многих других военачальников Красной Армии (в конце концов, того же М. Н. Тухачевского) прекрасно подтверждают данный тезис. Чем популярнее тот или иной командир среди подчиненных ему войск, тем выше вероятность его устранения. На наш взгляд, именно популярность в подчиненных им войсках была одной из главных причин возбуждения судебных процессов против названных военачальников и их гибели. Как выразился И. В.Сталин, «он призывал вооруженных людей к действиям против правительства, значит, его надо уничтожить»[57].
Расстройство экономической и политической системы, которое сопровождает любой революционный взрыв, приводит к перебоям со снабжением и комплектованием вооруженных сил. Армия и флот в значительной степени переходят на комплектование импровизированными способами и самоснабжение за счет населения. Боевая обстановка во время гражданской войны меняется с калейдоскопической быстротой. Эти факторы вынуждают военачальников выступать одновременно в роли полководцев, снабженцев, вербовщиков, пропагандистов и т. д. Боеспособные части «революционной» армии и флота складываются вокруг харизматических лидеров, способных повести за собой вооруженных людей. Формальный статус, столь важный в «традиционных» вооруженных силах, уходит на второй план, а на первом плане оказывается авторитет полководца или флотоводца в глазах его подчиненных. Вокруг удачливого предводителя складывается своеобразная «дружина», готовая пойти за ним куда угодно. Так формируются группы командного состава, связанные дружескими узами, совместными испытаниями, возглавляемые, как правило, авторитетным военачальником, который «тянет» за собой «свиту» вверх по служебной лестнице, что, с одной стороны, сплачивает командный состав, но, с другой стороны, несет в себе опасность политического выступления сплоченной группы офицеров во главе с готовым лидером[58]. Понятно, что для гражданских властей подобные военные вожди представляют огромную опасность, но в то же время они являются единственным средством достичь победы в гражданской войне.
Возможность поставить вооруженные силы хотя бы в какие-то рамки лояльности дает в такой ситуации полноценное политическое воспитание. В 1926 г. И. В. Сталин давал советы руководству Коммунистической партии Китая в условиях развернувшейся в этой стране гражданской войны: «коммунисты Китая должны всемерно усилить политическую работу в армии и добиться того, чтобы армия стала действительно образцовым носителем идеи китайской революции. Это особенно необходимо потому, что к кантонцам пристают теперь все и всякие генералы… как к силе, которая сокрушает врагов китайского народа, и… вносят в армию разложение. Нейтрализовать таких союзников или сделать их настоящими гоминьдановцами можно лишь путем усиления политической работы и путем организации революционного контроля над ними. Без этого армия может попасть в тягчайшее положение»[59]. Правда, советы И. В. Сталина не помогли. В апреле 1927 г. Чан Кайши совершил переворот и превратился из главнокомандующего армией в военного диктатора.
В зависимости от эпохи политическое воспитание может принимать различные формы: от разучивания псалмов и чтения Библии в армии «новой модели» О. Кромвеля до изучения марксистской теории в РККА. Однако попытка воспитать офицера, искренне убежденного в революционных ценностях, влечет новую опасность для гражданских властей – опасность самостоятельного действия, направленного против существующего правительства в том случае, если у военных возникли сомнения в его соответствии политическим идеалам. Именно так, в конечном счете, действовала армия О. Кромвеля, выступившая против Долгого парламента.
