Михаил Болтунов - Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы
Когда возникла угроза окружения Киева, Тупиков подал рапорт на имя Сталина, в котором проанализировал положение войск фронта и предлагал отвести части на левый берег Днепра.
Командующий фронтом генерал-полковник Михаил Кирпонос и член военного совета Михаил Бурмистренко имели на этот счет свое мнение и доказывали Сталину, что удержат Киев. Тупиков в телефонном разговоре с Верховным настаивал на своем решении. И оказался прав. Войска Юго-Западного фронта постигла катастрофа. Василий Иванович, возглавивший группу прорыва, погиб.
Военный атташе и резидент во Франции генерал-майор Иван Суслопаров становится начальником штаба артиллерии Красной Армии, потом командует артиллерией 10-й армии. В июле 1944 года его отзывают с фронта и вновь направляют на военнодипломатическую работу — главой военной миссии во Франции при штабах союзных войск.
Капитан 1-го ранга Михаил Воронцов, военно-морской атташе в Германии возглавит разведуправление Главного морского штаба ВМФ и будет руководить им до конца войны.
Полковник Василий Хлопов уже в сентябре 1941 года станет начальником разведотдела Брянского фронта, потом возглавит одно из управлений ГРУ Генштаба Красной Армии. Победу встретит заместителем начальника Главного разведуправления.
Интернированный из Венгрии военный атташе полковник Николай Ляхтеров будет направлен на соответствующую должность в Турцию, где и проведет всю войну.
На службу в Разведуправление возвратится резидент в Болгарии Леонид Середа.
Полковника Григория Еремина направят на Южный фронт, где он возглавит разведотдел армии.
Драматически сложится судьба генерал-майора Александра Самохина. В 1941 году он примет под свою команду стрелковый корпус, позже станет заместителем командующего армией. Однако в конце того же года будет возвращен в Разведуправление и назначен начальником 2-го управления.
В апреле 1942-го приказом Ставки Александр Георгиевич назначается командующим 48-й армией Брянского фронта. Он срочно вылетает в Елец, чтобы принять армию, но летчик сбивается с курса и оказывается над вражеской территорией. Самолет был подбит, генерал Самохин попал в плен. При нем оказалась оперативная карта и директива Верховного Главнокомандующего.
В плену он держался мужественно, от сотрудничества с немцами отказался. Освобожден советскими войсками в 1945 году, репрессирован. Реабилитирован в 1953 году.
В период Второй мировой войны легальные резидентуры советской разведки, не имея возможности действовать в Европе (за исключением Великобритании), активно работали против врага с позиций других стран, таких как США, Канада, Турция, Иран, Китай, Япония.
… В апреле 1940 года в аппарат военного атташе в Соединенных Штатах Америки прибыл новый водитель Сергей Александров. Событие, откровенно говоря, не такое уж заметное, если бы не одно обстоятельство — истинная фамилия шофера была Лев Сергеев, и прибыл он в страну на самую высокую оперативную должность — руководителя разведаппарата. Резидент-шофер? Кто-то из разведчиков посчитал, что Центр чудит, а кто-то принял это как должное. В конце концов, как в песне Высоцкого: жираф большой, ему видней. Однако дальше — больше. Резидент оказался в звании старшего лейтенанта, за границей не работал, оперативного опыта не имел, да и в Разведупре служил всего три года. Некоторые из подчиненных Сергеева, так и не смогли смириться с таким назначением. Например, майор Судаков. Он никак не мог воспринять «зеленого лейтенанта» в качестве руководителя разведаппарата. Пришлось Судакова отозвать на Родину.
Вообще Лев Сергеев попал в фантастически сложную ситуацию. Военный атташе полковник Илья Сараев, по просьбе начальника разведки, лишней работой своего шофера не загружал. Но водителю в соответствии с обязанностями, да и по легенде, приходилось крутить баранку по пять-семь часов в день. На работу с документами времени практически не оставалось.
Лев Александрович готов был «прихватить» и ночь. Но на ночь шифровальный кабинет закрывался. Ведь шифрорган обслуживал и посольство, и резидентуру НКГБ, а не только аппарат атташе. Кроме того, возникал закономерный вопрос: а что, собственно, делает в шифркабинете шофер военного атташе? Тут находиться ему вроде не по чину. Приходилось Сараеву объясняться и с послом и с «соседями».
Препятствовало работе и еще одно обстоятельство. Шофер он и есть шофер. Круг общения у него соответствующий. Попасть на официальный прием, солидное мероприятие практически невозможно, а, значит, и нужные знакомства не заведешь.
Однако все эти сложности не смутили молодого резидента Сергеева. Он, с присущим ему упорством и трудолюбием, взялся за дело, внимательно стал разбираться в ситуации. Уже через полтора месяца после прибытия, встретился с «Доктором» — ключевой фигурой резидентуры. Далее выяснил, что на серьезную работу можно рассчитывать с еще одним агентом, действующим под псевдонимом «Мастер».
Реальное положение дел он докладывает в Центр: в классическом понимании на сегодняшний день резидентуры не существует. Есть он, как резидент, и два уже названных агента. Надо признаться, что для Москвы такая оценка оказалась крайне болезненной.
Начинается тяжелая, напряженная работа. Весной — летом 1941 года в США разворачивается мощная волна антисоветской пропаганды. Она не заканчивается и после нападения Гитлера на нашу страну. Изменения в политике Штатов наступают лишь после того, как президент Рузвельт займет принципиальную позицию и пойдет на сближение с СССР.
Но разведчикам прояснений на политическом небосклоне ждать некогда. С началом фашистской агрессии вашингтонская резидентура переходит на режим военного времени.
Более четырех лет отработает в таком режиме Лев Сергеев и его подчиненные. Впрочем, подчиненных у него будет не слишком много: легальный аппарат в 1940–1942 годах состоял из двух человек, и концу года добавился еще один сотрудник, и в 1943-м — два.
А сделать удалось многое. В документе по итогам работы резидента советской военной разведки Льва Сергеева в США сказано: «Созданная «Морисом» (псевдоним Сергеева) группа агентов была признана Центром весьма ценной. Одновременно с увеличением агентурной сети «Морис» добился активизации ее работы. Преодолевая трудности в руководстве агентурной сетью, «Морис» умело руководил своими агентами, которые передали ему около 20 тысяч листов секретных и совершенно секретных документов.
Материалы агентов резидентуры «Мориса» в своем большинстве использовались для докладов советскому правительству».
К этому остается добавить, что ни один из агентов, которыми руководил Сергеев, не был раскрыт контрразведкой.
За свою работу в США Лев Александрович удостоился высшей награды нашего государства — ордена Ленина.
В соседней с Америкой стране, в Канаде, тоже активно действует наша легальная резидентура. Возглавляет ее советский военный атташе Николай Заботин. Заместителем назначается подполковник Петр Мотинов. В состав резидентуры также входят лейтенанты Игорь Гузенко и Павел Ангелов.
Перед резидентурой в Оттаве стоит трудная задача — проникнуть в исследовательский отдел военного ведомства и в национальный исследовательский совет, которые занимаются разработками по созданию атомной бомбы.
В резидентуре разворачивается опергруппа, которая должна непосредственно заниматься этими проблемами. Упорная работа дает свои результаты — к сотрудничеству удается привлечь канадских ученых-физиков Смидта, Мазерала, Гальперина. Не все из них охотно сотрудничают, но добываемая информация, тем не менее, радует Центр. Удается узнать, что идет строительство завода по производству урана. Что именно уран может стать начинкой для бомб. Заинтересованы в этом американцы, они и вкладывают большие средства в исследовательские работы.
Разумеется, самой большой удачей канадской резидентуры стала вербовка крупного ученого Аллана Мея. В 1942 году этот физик уже работал в Англии с одним из сотрудников военной разведки, однако, переехав в Канаду, он потерял связь с Разведуправлением.
В начале 1945 года Ангелов разыскал Мея и пришел к нему домой. Это, откровенно говоря, не обрадовало ученого. Он отказался от сотрудничества, ссылаясь, что якобы находится под наблюдением контрразведки. Нашему разведчику пришлось немало потрудиться, чтобы убедить Мея в обратном и наладить связь.
Физик передал своему куратору образцы урана-233 и урана-235, а также доклад о ядерных исследованиях.
Доклад был весьма ценным, в нем описывалась конструкция бомбы, ее узлы, технологические процессы изготовления. К нему прилагалась схема организации американского и канадского атомных проектов: указаны адреса заводов и объектов, перечислены имена ученых, занимающихся атомной тематикой.