Армен Гаспарян - ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг.
ЧАСТЬ V.
«ВНУТРЕННЯЯ ЛИНИЯ» В БОЛГАРИИ
Уходят души белым роем
Летят в лазурь, в страну без слез
Поклон немеркнущим героям!
Да примет в руки их Христос!
Мы, пережившие, узнаем
Когда-то все их имена
И над горящим нынче краем
Взойдут пшеницей семена.
Долгие годы, собирая буквально по крупицам информацию о контрразведке РОВС, я был убежден: воспоминаний об этом никто из ее чинов не оставил. Страшная клятва «линейцев» заставила их унести с собой на тот свет все, что они знали об организации. Однако к моему огромному удивлению, такие воспоминания существовали. Их автор — бывший капитан Русской Освободительной армии генерала Власова Павел Николаевич Бутков, до сих пор живущий в США. Его свидетельство о двух операциях «Внутренней линии» настолько уникальны и значимы, что я позволю себе привести их почти полностью.
«Я окунулся в более серьезную работу, борясь против сталинского террора в России и за границей. Одним из способных в этой сложной ответственной и рискованной работе оказался капитан Дроздовского артиллерийского дивизиона РОВСа Клавдий Александрович Фосс. В то время в Советской России свирепствовала ежовщина и по повелению “гениального “ Сталина уничтожала весь цвет Красной Армии, начиная с маршалов Тухачевского, Блюхера, и весь высший командный состав Красной Армии. Сталину всюду мерещилась измена. В Болгарию переправлялись из всех пограничных с Россией стран те, кто смог уйти от этого. Болгарский генеральный штаб, с которым работал рука об руку наш белый штаб, помогал всем этим перебежчикам. Все западные государства, и особенно англичане, французы и, конечно, немцы, очень всем интересовались и помогали белым в этой невиданной работе.
Капитан Фосс тогда особое внимание обратил на меня и всячески старался привлечь к этой работе, но сначала давал небольшие поручения. Было обращено внимание на советское полпредство и тогдашнего полпреда в Софии Раскольникова (настоящая его фамилия была Ильин, он плавал по Волге в чине мичмана перед самой революцией, был участником Кронштадтского восстания). Раскольников, как дипломатический представитель, должен был появляться на всех официальных приемах. И когда праздновались болгарами праздники, такие как освобождение Болгарии, то наряду с русскими ветеранами и генералами приглашали и его. Вот тут-то и произошла для него неприятная история, когда во время такого приема в честь освободительницы России запели “Боже, Царя храни“, так как болгары другого гимна тогда и не знали. Сейчас же пошла депеша в Москву Ежову, что Раскольников поет “Боже, Царя храни“ и братается с царскими и белыми генералами. Его сразу же вызвали в Москву, и тут Фосс через нашего капитана Браунера, который ведал отделом болгарской политической полиции, предложил ему и его жене Музе, у которой только что родился ребенок, помощь.
Раскольников знал, чем это могло кончиться, если бы он прибыл пред ясные очи Ежова, и поэтому принял помощь полиции, которая отпустила его на все четыре стороны, и он поехал во Францию, где в Париже просил своих друзей, советских дипломатов, о продлении заграничной визы. Но ему ответили, что за незаконное пребывание советского дипломата за границей полагается смертная казнь. После этого Раскольников и поселился в Ницце, на юге Франции, вместе со своей Музой (младенец у них умер). За ним началась слежка. Там же он написал знаменитое открытое письмо Сталину, которое напечатала уже его жена и об этом написала в своих воспоминаниях: “Подсовывая агентам Ежова фальшивые документы, компрометирующие честных работников миссии, внутренняя линия РОВСа в лице капитана Фосса добилась разгрома нашего полномочного представительства в Болгарии, от шофера Казакова до военного атташе полковника Сухорукова“.
В это время я и получил задание от капитана Фосса каждый день после обеда следовать за полковником Сухоруковым, когда он выходил из полпредства на улице Московской и шел на бульвар Царя-освободителя, где за памятником Александру II стояло высокое новое здание. Там и жил полковник Сухорукое со своей женой. Я, идя позади, говорил, чтобы он не терял времени и принимал нашу помощь, так как и его Сталин с Ежовым не пощадят, и всегда старался передать ему записку с объяснением, куда ему вместе с женой идти со своими личными вещами. Эту записку он никак не хотел сначала принимать, но я ее просто подкладывал под дверь его квартиры. И полковник Сухорукое принял наше предложение и исчез из полпредства.
Жена Раскольникова пишет о внутренней линии РОВСа, которую организовал капитан Фосс. Эта внутренняя линия должна была охранять все наши эмигрантские, и в первую очередь военные организации РОВСа, от проникновения советской агентуры, которая тогда уже повсюду стала проникать в различные белые организации. Вот в эту-то секретную организацию и набирались подходящие люди, и в первую очередь верная молодежь, которая выполняла беспрекословно все распоряжения начальства.
На эту внутреннюю линию обрушились и большевики, стараясь всячески спровоцировать ее и особенно капитана Фосса, которого представляли как “большевистского агента“, чтобы запугать эмигрантов. Этим потом воспользовались некоторые противники лично капитана Фосса и РОВСа, а также появившиеся новые политические организации, претендующие на водительство эмиграции.
Пусть что угодно пишут и выдумывают всякое вранье о капитане Фоссе, но я его знал не только как моего начальника. Я неоднократно бывал в семье почтенного протоиерея отца Владимирского, на дочери которого был женат Клавдий Александрович. Старшая дочь, Полина Николаевна, была на редкость добрым и отзывчивым и очень интеллигентным человеком. Клавдий Александрович жил вместе со всей семьей на улице Царя Аспаруха недалеко от “докторского“ садика, против которого находился штаб РОВСа и где часто Клавдий Александрович с Полиной Николаевной прогуливались вместе со своим любимым псом сеттером. Клавдий Александрович очень любил охотиться, и этот сеттер всегда был с ним. Он был также любителем лыжного спорта.
Непрерывно совершенствуясь в военных науках по пособиям Красной Армии, он являлся примером для всех офицеров. Капитан Фосс нам всем полностью доверял и говорил, что наша работа зависит лишь от нас самих и ответственность за нее ложится на совесть каждого. Он не требовал и категорически не приказывал, а говорил с каждым по-дружески, давая советы или говоря “на ваше усмотрение“. Этот человек ничего для себя или для своей славы не делал. Перед сном стоял на коленях перед иконкой и молился Богу. И всегда нам всем говорил, чтобы мы всюду старались помогать местному населению и уцелевшему духовенству в организации наших церквей и чтобы мы сами не забывали наших праздников и посещали наши храмы, где это возможно. Немцы ему предлагали немецкое подданство и сразу же чин полковника с назначением на очень важный пост, на что Клавдий Александрович отвечал едва заметной улыбкой. Капитан Фосс был принят как русский офицер в болгарский генеральный штаб, и болгары прислушивались к его мнению и предоставляли ему большие возможности. До войны он ездил в самые крупные генеральные штабы в Европе (я его часто сопровождал) и приносил огромную пользу болгарскому генеральному штабу; III отдел РОВСа был поставлен на невероятную высоту в отношении своей боевой работы против ужасного террора Сталина.
В Софии в годы моего студенчества я не только успешно занимался в университете, но меня усиленно готовили для активной борьбы с большевиками. Под начальством капитана Фосса я научился всей секретности и осторожности в нашей борьбе против коварного и безжалостного врага — коммунистов. Я должен был всегда быть очень внимательным и наблюдательным не только к нашему врагу, но и к моим соратникам в этой борьбе. Так, в те годы вдруг появился у нас сын генерала Абрамова, который жил в Советской России, и генерал Абрамов о нем ничего не знал. Сын служил в советском флоте и где-то в большом европейском порту ушел и вскоре появился у нас в Софии. Конечно, отец был очень рад. Этот Николай Абрамов, довольно ладный, высокий, интеллигентный молодой человек скоро стал нашим инструктором по стрельбе — стрелял он действительно отлично, гася папиросу на довольно большом расстоянии. Он быстро вошел в секретные дела III отдела РОВСа, которые были исключительно интересными для большевиков.
Тогда удалось поставить целую сеть резидентов по всей западной границе СССР, до самой Финляндии. Я изредка бывал у Николая Абрамова в его небольшом магазинчике на улице Легэ, где он торговал коллекциями марок и был уже женат на очень милой русской девушке (ее мать была известным в Софии зубным врачом) и был принят в большое русское и болгарское общество. Однажды у него в магазине я увидел человека, которого никогда нигде не видел.
