Дмитрий Лелюшенко - Битва за Берлин. Сборник воспоминаний
Смотрю на парламентера. Кребс явно удручен. Глядя в пол, он бормочет:
– Гиммлер на это не был уполномочен. Мы этого боялись. Гиммлер не знает, что фюрер покончил с собой.
– Но ведь вам известно, что Гиммлер по радио назначал пункты для сепаратных переговоров с нашими союзниками?
– Это частное мероприятие, – ответил Кребс, – на других основаниях. – И, помолчав, добавил: – В случае полной капитуляции мы не сможем избрать свое правительство.
Немец-переводчик вмешивается в разговор:
– Берлин решает за всю Германию.
Кребс его тут же обрывает:
– Я сам говорю по-русски не хуже вас. – И, обращаясь ко мне, уже на русском языке, быстро заговорил. – Я боюсь, что будет организовано другое правительство, которое будет против решений Гитлера. Я слушал только радио Стокгольма, но мне показалось, что переговоры Гиммлера с союзниками зашли далеко.
Этими словами Кребс выдал себя с головой. Руководство Третьего рейха знало о переговорах Гиммлера, оно было убеждено, что наши союзники соблазнятся на предложение Гиммлера, а Советское правительство примет предложение Геббельса и Бормана. Как нам было известно, Герман Геринг нацеливался с такой же миссией на американцев, конкретно на Эйзенхауэра, но его попытки потерпели неудачу.
После короткой паузы Кребс снова повторил о необходимости создания нового германского правительства, что задача нового правительства – заключить мир с державой-победительницей, то есть с СССР.
Я дал понять Кребсу еще раз, что действия правительств США и Англии согласованы с нашим правительством, что демарш Гиммлера я понимаю как неудачный дипломатический шантаж. Что касается нового правительства, то мы думаем так: самое авторитетное немецкое правительство для немцев, для нас и наших союзников будет то, которое согласится на полную капитуляцию.
– Ваше так называемое «новое» правительство, – сказал я, – не соглашается на общую капитуляцию потому, что связало себя завещанием Гитлера и намерено продолжать войну. Ваше «новое» правительство или «новый кабинет», как назвал его Гитлер в своем политическом завещании, хочет в будущем выполнять его волю. А его воля заключается в следующих словах завещания: «Чтобы Германия имела правительство, состоящее из честных людей, которые будут продолжать войну всеми средствами…» – Я показываю Кребсу эти строчки. – Разве из этих посмертных слов Гитлера не видно, что, отрицая общую капитуляцию, ваше так называемое «новое» правительство хочет продолжать войну?
Время потянулось еще медленнее. Но приходилось сидеть и ждать решений Москвы. Переходим к частным разговорам.
– Где сейчас генерал Гудериан, с которым я в тридцать девятом году встречался в Бресте? – поинтересовался я. – Он тогда командовал танковой дивизией.
– Гудериан был начальником штаба сухопутных войск Германии до пятнадцатого марта, затем заболел и сейчас находится на отдыхе. Тогда я был его заместителем.
– Болезнь Гудериана дипломатическая, политическая или военная хитрость?
– О своем бывшем начальнике я не могу говорить плохо, но нечто в этом роде было.
– Вы все время находились в генштабе?
– Я работал начальником отдела боевой подготовки. Я был также в Москве и до мая сорок первого года замещал там военного атташе, а затем меня назначили начальником штаба армейской группы на Востоке.
– Значит, это вы в Москве научились русскому языку и с вашей помощью Гитлер получал информацию о Советских Вооруженных Силах? Где вы были во время Сталинградского сражения и как вы к нему относитесь?
– Я был в это время на Центральном фронте, у Ржева. Ужасно – этот Сталинград! С него начались все наши несчастья… Вы были в Сталинграде командиром корпуса?
– Нет, командующим армией.
– Я читал сводки о Сталинграде и доклад Манштейна Гитлеру.
Долгая пауза.
Чтобы прервать молчание, я спросил:
– Почему Гитлер покончил жизнь самоубийством?
– Военное поражение, которого он не предвидел. Надежды немецкого народа на будущее потеряны. Фюрер понял, какие жертвы понес народ, и, чтобы не нести ответственности при жизни, решил умереть.
– Поздно понял, – заметил я. – Какое было бы счастье для народа, если бы он это понял пять-шесть лет назад…
Беру завещание Гитлера и читаю вслух:
– «Хотя в годы борьбы я считал, что не могу взять на себя такую ответственность, как женитьба, теперь, перед смертью, я решил сделать своей женой женщину, которая после многих лет настоящей дружбы приехала по собственному желанию в этот уже почти окруженный город, чтобы разделить мою судьбу.
Она пойдет со мной на смерть по собственному желанию как моя жена, и это вознаградит нас за все, что мы потеряли из-за моей службы моему народу».
Обращаюсь к Кребсу:
– Ева Браун как будто не арийской крови. Как же это Гитлер отошел от своих принципов?
Кребс поморщился и ничего не ответил. Мне пришлось добавить:
– Жаль! Может быть, провести телефон из этого дома к Геббельсу? – переменил я тему разговора.
– Я буду очень рад, – встрепенулся Кребс, – Тогда и вы сможете говорить с доктором Геббельсом. Я готов послать с вашими телефонистами своего адъютанта – это поможет.
Позвонил маршал Жуков. Я доложил, что Кребс с 15 марта – начальник генерального штаба, читаю по телефону документ Геббельса о полномочии Кребса.
Мы договорились, что полковник, сопровождавший Кребса, и немецкий переводчик возвратятся к себе, чтобы установить прямую телефонную связь с имперской канцелярией. С ними ушли два наших связиста – офицер и рядовой, которых выделил начальник штаба армии.
К этому времени ко мне на КП прибыли член Военного совета армии генерал-майор Пронин, мой первый заместитель генерал-лейтенант Духанов, начальник оперативного отдела полковник Толконюк, начальник разведки полковник Гладкий, его заместитель подполковник Матусов и наш переводчик капитан Кельбер.
Мы перешли в соседнюю комнату, приспособленную под столовую. Принесли чай, бутерброды. Все проголодались. Кребс тоже не отказался. Взял стакан и бутерброд. Я заметил, как дрожат у него руки.
Сидим уставшие. Чувствуется близость конца войны, но ее последние часы утомительны. Ждем указания Москвы.
А фронтовая жизнь шла своим чередом. Штаб армии предупредил войска, в первую очередь армейских артиллеристов, что надо быть готовыми к продолжению штурма. Разведчики вели наблюдение за противником, его резервами, снабжением. В подразделения подвозили боеприпасы и горючее. Саперы строили и улучшали переправы через канал Ландвер. Я иногда уходил от Кребса в соседние комнаты, чтобы дать указания и утвердить распоряжения штаба.
Командирам корпусов и дивизий было четко сказано, что переговоры ведутся как положено, а войска должны быть готовы немедленно, по первому сигналу возобновить штурм. Получалось так: Геббельс, Борман и Кребс хотели оттянуть время в свою пользу – авось русские начнут перепалку с союзниками… А мы это же самое время использовали для того, чтобы получше подготовиться и одним ударом завершить штурм Тиргартена, если капитуляция не состоится.
Разговор с Кребсом возобновился. Хотелось проникнуть в тайны руководителей Третьего рейха, в их замыслы и надежды, тем более без ответа Москвы прекратить переговоры с Кребсом я не мог. Кребс, конечно, все знает, но ничего толком не скажет, из него надо суметь выудить все, что можно, ведя беседу, сопоставляя его ответы на вопросы.
– Где сейчас Герман Геринг?
Кребс встрепенулся, будто его разбудили:
– Геринг? Он – предатель, его фюрер терпеть не может. Геринг предложил фюреру сдать ему управление государством, фюрер исключил его из партии. – И тут же поправляется: – Гитлер перед смертью исключил его из партии, о чем он пишет в завещании.
Уже путаница: то «фюрер терпеть не может Геринга» сказано в настоящем времени, то «Гитлер перед смертью исключил его из партии» – уже прошедшее время.
Пытаюсь уточнить:
– Кто же, по-вашему, Гиммлер?
– Гиммлер – предатель. Он работал против фюрера, давно хотел заключить сепаратный мир с западными державами и разъединить нас. О его намерении узнал фюрер и… – несколько секунд пауза, – это одна из причин его самоубийства. Фюрер дорожил преданностью своих соратников. Перед смертью он искал выхода… в заключении мира, в первую очередь с Россией.
– Итак, Гиммлер – предатель?
– Да, – подтвердил Кребс. – Согласно завещанию Гитлера Гиммлер исключен из партии. Гиммлер вне Берлина. Он в Мекленбурге.
– Вы ведь знали о предложении Гиммлера: полная капитуляция перед США и Англией? (Тут я прямо беру Кребса на пушку: я до последнего дня почти ничего не знал о предложении Гиммлера.)
Кребс, подумав, ответил:
– Как вам известно, мы его подозревали, но окончательно я убедился в этом из сообщения агентства Рейтер. Мы не были извещены Гиммлером. Фюрер оставил его вне Берлина, чтобы он прислал помощь Берлину, бросил сюда все части вооруженных сил Германии. Но он обманул фюрера, не сделал этого. Гиммлер – предатель, хотел заключить мир без ведома фюрера, он против интересов Германии. Я все время находился с фюрером, был его непосредственным советником по вопросам войны. А вне Берлина, в Мекленбурге, был ОКБ. Фюрер давал им приказы непосредственно из Берлина. Я был ответственным за Восточный фронт.
