Николай Лузан - Между молотом и наковальней
Потрясенный новостью, Ибрагим не помнил, как спустился во двор, сел в армейский уазик и потом по дороге к Гудауте невпопад отвечал на вопросы Кавказа. Все это время он думал только о том, что скажет при встрече с Владиславом Ардзинбой.
В те апрельские дни штаб председателя Государственного комитета обороны Абхазии напоминал растревоженный муравейник, и им пришлось буквально продираться через «лес» ополченцев. Пропахшие запахом костра и пороха камуфляжки красноречиво говорили о том, что они приехали с фронта. В своих модных джинсах и кроссовках, стильной куртке, купленной в фирменном лондонском магазине, Ибрагим чувствовал себя среди них белой вороной и старался не отстать от Кавказа.
Внушительная фигура нового друга, как ледокол, легко прокладывала путь наверх. На втором этаже стало заметно просторнее, в самом конце коридора их остановил часовой, но, узнав Кавказа, отступил в сторону. Он прошел к двери, обитой коричневой кожей, и оглянулся назад. По его лицу Ибрагим догадался, что сейчас встретится с ним — Владиславом Ардзинбой! Внутри него все затрепетало, а слова, которые еще несколько минут назад он повторял про себя, напрочь вылетели из головы. Кавказ догадался о владевших им чувствах, ободряюще кивнул головой, закинул за спину автомат и постучал в дверь.
— Войдите! — прозвучало в ответ.
Ибрагим на ставших вдруг ватными ногах вошел в кабинет и застыл у порога. Он не замечал ни спартанской обстановки, ни автомата, валявшегося на кресле, ни карты, занимавшей весь стол, и склонившегося над ней высокого, худощавого полковника. Его глаза пожирали того, чей портрет лежал в кармане куртки на сердце, а оно так молотило, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Тот, о встрече с которым три дня назад он даже не смел мечтать, стоял живой — из плоти и крови — всего в нескольких метрах.
Председатель Государственного комитета обороны Абхазии Владислав Ардзинба оторвал взгляд от карты, поздоровался и спросил:
— Как дела, Кавказ?
— Все нормально, Владислав Григорьевич! Прибыл еще один доброволец, земляк из Стамбула Ибрагим Авидзба! — представил тот своего нового друга.
Председатель распрямился, его лицо просветлело, и, не скрывая радости, произнес:
— Доброволец! Из Турции? Молодец! — Энергично пожал руку Ибрагиму и затем поинтересовался: — Аттила Авидзба тебе не родственник?
— Брат! — выпалил Ибрагим.
— Брат! Да, тесен мир! Я с ним познакомился на конференции в Лондоне. Отличный парень и настоящий абхаз!
— Атти тоже много рассказывал о вас, — постепенно приходил в себя Ибрагим.
— Значит, приехал помогать Абхазии? — вернулся к началу разговора Председатель, скользнул цепким взглядом по ладной спортивной фигуре нового добровольца и спросил: — Спортсмен?
— Да! — ответил Ибрагим и поспешил пояснить: — В основном баскетбол и немного волейбол.
— Волейбол!.. — задумчиво произнес Председатель, на его посеревшем от усталости лице промелькнула грустная улыбка, и продолжил: — Хорошая игра, когда-то сам играл, но сейчас, как видишь, у нас здесь другие игры — смертельные игры, но те, кто их затеял, рано или поздно доиграются. Уж что-что, а воевать абхазы умеют!
— Гагра — только начало! — поддержал его седоусый полковник.
— Не сомневаюсь, Султан Асламбеевич, — согласился с ним Председатель и, задержав взгляд на Ибрагиме, неожиданно спросил: — Говоришь, в баскетбол играл? А где?
Он растерянно захлопал глазами, не зная, что сказать. Первым нашелся Кавказ и с жаром заговорил:
— Владислав Григорьевич, Ибо отличный парень! Я из него настоящего воина сделаю!
— Так все-таки где играл? В защите или в нападении? — допытывался тот.
— В нападении! — ничего не мог понять обескураженный Ибрагим.
— В нападении — это хорошо, скоро пригодится! Но сейчас нам нужны защитники. Как, справишься? — И на лице Председателя снова появилась лукавая улыбка.
— Да! — выпалил Ибрагим.
— А оружие в руках держал?
— Приходилось.
— Так… Понятно… — протянул Владислав Ардзинба, и его лицо погрустнело.
— Владислав Григорьевич, научим! — пришел на выручку другу Кавказ и предложил: — Пока пусть со мной побудет и в обстановку войдет.
Тот ничего не ответил и еще раз внимательно посмотрел на друзей. Ибрагим под этим пронзительным взглядом почувствовал себя так, будто его положили под стекло большого микроскопа, и нервно повел плечами. Затянувшейся паузе, казалось, не будет конца, но завершилась она совершенно неожиданным образом.
— Повезло тебе, махаджир, был бы спринтер — ни за что бы не взял, — сказал Председатель, и в его глазах опять заскакали лукавые чертики.
Друзья не знали, что сказать, и растерянно смотрели друг на друга. Первым нашелся Кавказ и с недоумением спросил:
— Это почему же, Владислав Григорьевич?
— Как — почему?! А если придется отступать? Мне же за ним, молодым, не угнаться, — уже откровенно потешался он.
Ибрагим вспыхнул как спичка и с жаром заговорил:
— Я… побегу?! Да я умру за Абхазию! Я…
— Верю! Верю! Но умирать не надо. Абхазии ты нужен живым! — остановил Председатель, сделал шаг навстречу и крепко обнял.
У Ибрагима все поплыло перед глазами. Он уже не помнил, как под руку с Кавказом вышел из кабинета, как спускался по лестнице и оказался во дворе. Всем своим существом будущий телохранитель продолжал оставаться там, в тесном, заваленном картами кабинете Председателя, крепкое рукопожатие которого согревало ладонь. На его лице продолжала гулять блаженная улыбка, а каждая клеточка молодого и сильного тела пела от радости. В Лондоне и Стамбуле о таком счастье он не смел даже мечтать. Все происходящее казалось каким-то фантастическим сном. Ему предстоит стать «тенью» самого Председателя!
Он все еще не мог поверить, теребил Кавказа за рукав и повторял как заведенный:
— Я буду рядом с ним?! Это правда?!
— Правда! Правда! — заверил Кавказ и, мягко подтолкнув к машине, поторопил: — Садись! Сейчас проедем в одно интересное место.
— Какое?!
— Скоро узнаешь, — загадочно улыбнулся он, втиснулся на переднее сиденье УАЗа и спросил: — Эрик, помнишь то место, где на прошлой неделе брали диверсантов?
— Да! — подтвердил тот.
— Тогда чего ждешь? Заводи!
Трудяга армейский уазик сердито фыркнул изношенным двигателем и, выпустив клуб сизого дыма, выехал со двора. Ибрагим откинулся на спинку заднего сиденья и ушел в себя. Он все еще жил впечатлениями от встречи с Председателем и, закрыв глаза, вспоминал каждый жест, каждое произнесенное им слово.
Позади остались окраины Гудауты, и УАЗ, вырвавшись на приморское шоссе, на удивление резво покатил вперед. Перед Новым Афоном они свернули на проселочную дорогу и по разрушенному бомбежками и оползнями серпантину добрались до горной долины. После крутого спуска, сразу за мостом над горной рекой Кавказ распорядился:
— Тормози, Эрик! Приехали!
Взвизгнув тормозами, УАЗ остановился, Кавказ первым вышел на поляну и по едва заметной тропке стал спускаться к реке. Ибрагим с любопытством оглядывался по сторонам и едва поспевал за ним. Попадавшиеся на глаза источенные дождями и ветрами развалины домов говорили о том, что когда-то на этом месте находилось горное село, и вскоре эта догадка подтвердилась.
Кавказ вышел к кладбищу, обогнул свежую воронку и остановился у потемневшей могильной плиты. Ибрагим вопросительно посмотрел на него, а он, ничего не сказав, смахнул с нее опавшие листья и отступил в сторону.
Под лучами солнца проступили едва заметные буквы, и Ибрагим остолбенел. Не веря собственным глазам, он осторожно опустил руку на плиту. Под дрожащими пальцами буквы ожили и заговорили: «Апсар Атыршба, Коса и Арсол Авидзба».
Старые предания, передававшиеся из поколения в поколение в роду Авидзба, сегодня самым непостижимым образом пришли к нему наяву.
Ибрагим, словно живую, нежно погладил плиту и тихо прошептал:
— Я вернулся к вам. Я… Я дома! — А через мгновение из его груди вырвался пронзительный вскрик: — Ты слышишь, даду? Я вернулся! Я вернулся!!!
Суровые горы ожили и ответили на этот зов потомка махаджира раскатистым эхом. Оно еще долго гуляло по склонам Химса, на которых полтора столетия назад стояли насмерть Арсол, Коса Авидзба и Апсар Атыршба, защищая свою землю, свой дом и свою Абхазию.
Глава 2
Вершина горы Химс терялась в густых облаках, а у ее подножия тут и там яркими всполохами разрывали кисельную пелену тумана выстрелы артиллерийских батарей. После двух дней непрерывных и ожесточенных боев с отрядом убыхов, отступившим из урочища в верховьях Большой Лабы, и присоединившимися к ним абхазам войскам экспедиционного корпуса полковника Коньяра в рукопашной схватке удалось выбить их из передовых укреплений и захватить господствующие высоты над селением Гума — этим последним оплотом повстанцев в высокогорной долине реки Гумиста.
